«Некоторые исторические события начинались с холостого залпа»

Последние полторы недели адвокатская корпорация активно обсуждает многочисленные нарушения прав коллег. Причём все эти случаи так или иначе связаны с защитой по «политическим» делам. Защитники всё чаще говорят о необходимости включения органов адвокатуры в борьбу за их профессиональные права – поскольку один только процессуальный путь, очевидно, не даёт результата. Силовики продолжают игнорировать конституционное право на защиту и усиливают давление на адвокатов, а суды привычно встают на сторону правоохранителей. Но представители палат пока слабо реагируют на призывы вмешаться, настаивая, что бороться необходимо только процессуальными методами. Глава ФПА Юрий Пилипенко и вовсе пренебрежительно отозвался об инициативе самих адвокатов: сбор подписей под открытым письмом к министру МВД в защиту избитого и арестованного коллеги он назвал «холостым выстрелом». Между тем адвокат из Санкт-Петербурга Анастасия Пилипенко уверена, что защита коллег зачастую требует и внепроцессуальных методов. По её мнению, в таких условиях адвокатуре «приходится апеллировать ко всему обществу, искать поддержки не только у адвокатов, но у всех неравнодушных граждан».

Адвокатура и политика

Н едавно я услышала, как мой коллега сравнивал работу медиков и адвокатов. Он сказал, что врачам везёт в сравнении с нами – ведь их работе никто не противодействует. И действительно, адвокат – это человек, привыкший к тому, что везде и всегда у него есть оппонент. И нужно быть готовым не только защищать другого, но и защищаться самому.

Один из первых навыков, которые приобретает молодой адвокат, – вести неравный бой с людьми в погонах. В первую очередь я говорю о полицейских. Довольно быстро нам приходится узнавать, что именно нужно делать, стоя поздним вечером перед наглухо закрытой железной дверью ОВД. В первые же месяцы работы приходится сохранить в телефоне номера дежурного прокурора, дежурного следователя СК, Управления собственной безопасности МВД. Когда ты впервые звонишь в полицию для того, чтобы тебя пропустили в отдел полиции, – остро чувствуешь абсурдность этой ситуации. А потом уже привыкаешь.

Но даже если железная дверь открывается, бой зачастую ещё не окончен. Всё чаще в окошке дежурной части у адвоката просят ордер – или даже соглашение. Или настаивают, что в ордере должна быть подпись подзащитного – я бы не поверила, что так бывает, если бы не личный опыт.

Адвокат Анастасия Пилипенко

Если повезёт, ещё через час к подзащитному всё же удаётся пробиться – обзвонив для этого дежурных разных уровней и ведомств. 

Каждый из нас – чаще всего в одиночку – решает такие вопросы. Не замечая, что они – часть куда большей проблемы. И если раньше казалось, что уж адвокат-то неприкосновенен, что бы ни происходило в ОВД с подзащитным – то теперь перестал действовать и этот негласный договор. Уж очень тревожные новости приходят в последние недели: обыск и возбуждение уголовного дела в отношении Ирины Савельевой в Ульяновске, арест Михаила Беньяша по делу об административном правонарушении в Краснодаре, применение силы к Мансуру Гильманову и его последующий арест в Москве, недопуск адвокатов во многие отделы полиции 22 и 23 января по всей стране. Что-то из этого связано с политическими процессами, что-то нет. Но совершенно точно можно утверждать: всё это явления одного порядка.

Впрочем, действительно, адвокаты, пытающиеся попасть к «политическим» задержанным, сталкиваются с противодействием в разы большим и куда более систематизированным.

Адвокат Анастасия Пилипенко

Защитник в «политическом» деле превращается для правоохранителей из процессуального оппонента в идеологического врага. И тут вслед за вопросом о целесообразности участия в политических делах – на который каждый коллега отвечает себе сам – возникает вопрос и о том, должна ли корпорация защитить адвоката в такой острой ситуации.

Здесь, на мой взгляд, уместно вернуться к сравнению врачей и адвокатов. Никого не удивляет, что врач лечит всех людей, вне зависимости от своих и пациента политических пристрастий. Скажем прямо – именно такого подхода от врача и требуют.

Адвокаты тоже защищают всех граждан – вне зависимости от собственных политических пристрастий. Почему же тогда к ним возникает иное отношение – даже среди коллег? Давайте представим, что врачей систематически не будут допускать к задержанным участникам массовых акций. А тех, кто всё же прошел в ОВД, арестуют за «неповиновение». Неужели медики будут сомневаться, нужно ли встать на защиту таких коллег?

Часто можно услышать, что «адвокатура вне политики», поэтому и поддерживать «политических» адвокатов не стоит. Но так ли безупречна эта логика? На мой взгляд, само утверждение об аполитичности адвокатуры в корне неверно.

Судите сами: в статье 2 Федерального закона «О некоммерческих организациях» определяются формы участия некоммерческих организаций в политической деятельности (а мы помним, что адвокатские палаты являются НКО в силу положений статей 29, 35 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре»). Так вот, подобными формами участия в политике могут быть публичные дебаты, дискуссии и выступления. В тот же перечень входят публичные обращения к государственным органам, в том числе направленные на принятие, изменение, отмену законов или иных нормативных правовых актов. Этот список обширен, но, думается, и приведённого уже достаточно.

Адвокат Анастасия Пилипенко

Надо признать – адвокатская корпорация с завидной периодичностью занимается политической деятельностью. Более того, сегодня странно выглядят именно те палаты, которые ничего из перечисленного не делают.

Иногда адвокатуре приходится апеллировать к обществу

Не менее жаркая дискуссия развернулась и о способах, которыми корпорация может защитить своих членов от политически-процессуального давления. Споры идут о том, все ли способы одинаково нужны, правильны и надлежащи – и пристало ли адвокатской корпорации использовать те средства защиты, которые прямо не предусмотрены законом.

Тут важно отметить два момента. Во-первых, адвокатская корпорация – это не только палаты, их советы и комиссии. Неформальные объединения адвокатов или даже отдельные коллеги, сторонники тех или иных сил, аполитичные или политически активные – всё это тоже корпорация. Во всех своих проявлениях корпорация использует разные средства защиты своих членов. Но никто не вправе эту защиту монополизировать.

Во-вторых, и процессуальные, и непроцессуальные средства защиты могут оцениваться по-разному, с учётом своих достоинств и недостатков – но ни одно из них нельзя вычёркивать как изначально неправильное и недостойное.

Я специально не говорю сейчас о решении проблемы конкретного адвоката «в ручном режиме». Сама необходимость прибегать к ручному управлению показывает, что не все механизмы правоприменения работают нормально – и другие режимы попросту не дают нужного эффекта. Давайте поговорим о системных методах защиты коллег, которые корпорация может им предложить.

Например, есть помощь адвокатских палат. В частности, это реакция комиссий по защите профессиональных прав адвокатов, которые созданы в абсолютном большинстве региональных палат. Но каков процессуальный статус этих комиссий – и что значат их заключения для суда? Помню, как в одном процессе председательствующий настолько не желал видеть заключение комиссии, что в прямом смысле оторвал его от поступившего в суд ходатайства. А ведь это было приложение к документу.

Если суд решает, что права адвокатской палаты не затронуты самим фактом проведения обыска у адвоката, то какое значение для него имеет позиция комиссии? Вопрос этот риторический. И я задаю его лишь затем, чтобы показать – ни одно средство защиты адвокатов не может быть ни единственным, ни единственно правильным.

Адвокат Анастасия Пилипенко

Комиссии по защите профессиональных прав адвокатов – это оружие дальнего боя. Оно пригодно чаще всего тогда, когда у адвоката есть время обратиться в палату, а у комиссии – разобраться в ситуации и подготовить заключение, безупречное с юридической точки зрения и бьющее прямо в цель. 

Оперативное реагирование – это дело обычных неравнодушных адвокатов. В Петербурге, например, из таких неравнодушных сформирована группа полномочных представителей адвокатской палаты. Я тоже вхожу в их число – и потому не могу не задать ещё один риторический вопрос: какие процессуальные средства может применить полномочный представитель, чтобы защитить права адвоката здесь и сейчас? Наши полномочия урегулированы законом лишь в одном – в части обысков у адвокатов. Но во всех других случаях – если речь идёт не об обыске, выемке или осмотре в адвокатских помещениях, а о том же банальном недопуске в ОВД – что могут сделать полномочные представители?

Мы обращаемся к тем же дежурным прокурорам, в Следственный комитет, в УСБ. Составляем акт о нарушении профессиональных прав обратившегося к нам адвоката. Но является ли эта активность процессуальной? Кто вообще такой полномочный представитель в понимании КоАП, УПК, ФЗ «О полиции»? Можем ли мы в острой ситуации сделать что-то, чего не может сделать сам адвокат или подоспевший на помощь коллега без соответствующей доверенности от президента палаты? Всё это снова риторические вопросы, которые подтверждают тот же тезис: нет панацеи, нет единственно правильного способа защиты.

Я не хочу сказать, что строго процессуальная защита преследуемого за профессиональную деятельность коллеги бесполезна и не нужна. Жалобы, заявления, ходатайства и возражения – мы все используем их ежедневно. Но стройная и основанная на законе мотивированная позиция, которую мы представляем следствию и суду, иногда оказывается скрытой от посторонних глаз – от остального адвокатского сообщества, да и общества в целом. Не отгораживаемся ли мы от корпоративной защиты, сознательно отсекая все возможные её методы, кроме процессуальных? 

Адвокат Анастасия Пилипенко

Не делает ли строгая процессуальность совершенно непонятным для окружающих то, за что мы боремся? Иногда корпорации – адвокатской, врачебной, журналистской, любой другой – приходится апеллировать ко всему обществу, искать поддержки не только у коллег, но у всех неравнодушных граждан. Но эту поддержку получить не удастся, если неюристу будут непонятны и сама проблема, и то, как мы пытаемся её решить.

Важен и публичный характер борьбы за адвокатов

Размышляя об этом, я подписала открытое письмо в адрес министра внутренних дел России. Оно стало распространяться среди коллег после применения силы к адвокату Мансуру Гильманову в ОВД «Даниловский». Я подписала его в первую очередь потому, что недопуск адвокатов в отделы полиции стал явлением привычным и безнаказанным – хотя, без сомнения, остаётся незаконным и отвратительным. Я сделала это как член корпорации, интересы которой я требую уважать – и больше двухсот восьмидесяти человек уже присоединились к этому письму.

Странно было бы думать, что в таком обращении в принципе может быть надлежащий адресат – будь то министр внутренних дел, председатель Верховного Суда или президент России. И странно думать, что главным адресатом открытого письма является то должностное лицо, которое указано в «шапке» документа – а не общество в самом широком его смысле. Тем не менее это обращение действительно не имеет под собой процессуальной основы и даже не требует ответа. Поэтому и оно единственным средством защиты быть не может.

Мы пытаемся выработать универсальные алгоритмы. Но что, если их просто нет? Что, если каждый случай требует специфической реакции? Есть обращения к судам, президентам и министрам, есть петиции и официальные обращения одних высших лиц к другим. Есть ходатайства и жалобы, заявления и иски, которые остаются прерогативой участников конкретных дел. Но каждое отдельно взятое средство редко достигает цели в одиночку.

Нельзя недооценивать юридические средства, которые мы можем и умеем весьма изобретательно применять. Но важен и публичный характер борьбы за членов своей корпорации. Информационный поток не спрячешь под сукно, не уронишь за сейф. Открытые письма, даже будучи «холостыми выстрелами», зачастую достигают тех целей, для которых пишутся. И, кстати, смею напомнить вам с берегов Невы о том, что некоторые исторические события начинались именно с холостого залпа.