Марина Агальцова – о своей работе в правозащитном центре «Мемориал»*
Потребность искать и находить правду
«Улица» продолжает серию материалов в память о ликвидированном властями правозащитном центре «Мемориал». Ранее мы публиковали судебные речи юриста Григория Вайпана и адвоката Марии Эйсмонт: они провели параллель между военными преступлениями в Чечне, которые расследовал «Мемориал», и последствиями «специальной военной операции» в Украине. Теперь адвокат Марина Агальцова рассказывает читателям «Улицы» о годах работы в «Мемориале» – и о надежде на его возрождение.
М ожет быть, вы помните, как на уроках истории рассказывали о «бичевании колоколов». Первый такой случай датируется 1591 годом, когда 15 мая набатный колокол Углича оповестил о смерти царевича Дмитрия. Его звон собрал горожан на площади; начались волнения, результатом которых стал самосуд над предполагаемыми убийцами. Это ЧП расследовал боярин Василий Шуйский, доверенное лицо Ивана Грозного. По итогам следствия он казнил не только «участников беспорядков», но и набатный колокол – как подстрекателя к бунту. У колокола вырвали «язык», отрубили «ухо», а остатки отослали в Сибирь. Колокол казнили, но главный вопрос – был ли Дмитрий убит? – ещё долго мучил народ.
Вчера, 5 апреля, суд отклонил апелляционную жалобу правозащитного центра «Мемориал» и признал ликвидацию центра законной. До этого 28 февраля 2022 года Верховный Суд ликвидировал международный «Мемориал». Но как бичевание колокола не отключило желание народа восстановить справедливость, так и ликвидация «Мемориалов» не вычеркнет потребность думающих людей искать и находить правду.
«Мемориал» занимался самыми страшными раковыми опухолями на теле российского государства. Например, расследованием военных преступлений в Чечне. Мы работали над делами, где военные проводили бомбардировки «зелёных коридоров», расстреливали мирных жителей и мародёрствовали. «Мемориальцы» расследовали эти истории, писали жалобы в российские правоохранительные органы, а когда понимали безнадёжность дальнейших действий на национальном уровне – обращались в Европейский суд по правам человека. После выигрыша, уже спустя много лет (европейское правосудие, к сожалению, всегда заставляло себя ждать), мы снова просили российские власти осмыслить произошедшее: провести работу над ошибками, привлечь виновных к ответственности и предотвратить повторение преступлений в будущем. Вот лишь несколько примеров:
Дело «Исаева, Юсупова и Базаева против России»
Медка Исаева, Зина Юсупова и Либкан Базаева были вынуждены бежать из Грозного во время Второй чеченской войны. 29 октября 1999 года колонна гражданских лиц, в которой они следовали, подверглась ракетному обстрелу с воздуха. Исаева была ранена, двое её детей и невестка погибли. Юсупова тоже была ранена; машины с имуществом семьи Базаевых были уничтожены.
По факту нанесения ракетного удара в России было возбуждено уголовное дело. В 2004 году его закрыли: действия военных лётчиков признали законными на основании того, что они подверглись обстрелу с земли. Исаева, Юсупова и Базаева подали жалобы в ЕСПЧ. Суд признал нарушение Россией ст. 2 Конвенции (право на жизнь), так как военная операция была проведена без должной заботы о жизни гражданского населения и не была должным образом спланирована.
Дела «Абуева и другие против России», «Абакарова против России», «Исаева и другие против России»
Заявители – 29 жителей села Катыр-Юрт Чеченской Республики, выжившие во время бомбардировки и родственники погибших. Осенью 1999 года, во время Второй чеченской войны, Катыр-Юрт был объявлен «зоной безопасности», поэтому туда устремились беженцы. На февраль 2000 года в селе находилось около 25 тысяч человек.
4 февраля в Катыр-Юрт вошла большая группа чеченских боевиков. Жителей не уведомили о возможном вторжении членов НВФ, а также о готовящейся военной операции по их ликвидации – хотя эти сведения были доступны федеральному военному командованию. Власти стали бомбить Катыр-Юрт, не создав безопасных коридоров для выхода мирных жителей. В результате погибло около 200 человек. 16 сентября 2000 года прокуратура возбудила уголовное дело по факту массовой гибели людей, но вскоре оно было прекращено за отсутствием состава преступления. В 2005 году расследование было возобновлено, но в 2007-м вновь закрыто по тем же основаниям.
ЕСПЧ установил нарушение Россией ст. 2 Конвенции (право на жизнь), а также указал на отсутствие у заявителей эффективных средств правовой защиты (ст. 13). Суд указал, что власти России не оповестили мирных жителей должным образом о готовящейся военной операции, не организовали гуманитарные коридоры для эвакуации, а также беспорядочно применяли неизбирательное оружие.
Но даже после «просуживания» основных военных дел наша работа на Северном Кавказе не стала позитивнее. Мы столкнулись с исчезновениями и специальными операциями, пытками, «подвалом имени Кадырова». Мы надеялись: если звонить в набат совести, если демонстрировать, а не прятать злокачественные опухоли, если приглашать власть осмыслить их и провести работу над ошибками – то мы сможем купировать или хотя бы локализовать их рост. Российские власти исправно платили компенсации по нашим жалобам в ЕСПЧ. Однако все попытки заставить их эффективно расследовать и осмыслить произошедшее оставались безуспешными.
Наверное, у вас возникнет вопрос: как не свихнуться или не подсесть на антидепрессанты, работая над такими делами? Во-первых, в «Мемориале» была отличная атмосфера. Когда я работала в консалтинге, то встречала и неадекватных начальников, и скандальных коллег с их подковёрными офисными интригами. Но когда твоя работа – это многотомники с материалами абсолютного зла, то люди гораздо меньше малодушничают при личном общении. Более того, в «Мемориал» постоянно приходили люди, одно присутствие которых поднимает дух. Для меня это были Тамара Морщакова, Анатолий Ковлер и Владимир Лукин.
Во-вторых, нас грела принадлежность к большому и важному делу: мы сдерживали расползание зла. Сейчас я наблюдаю, как многие посыпают голову пеплом и обвиняют себя, что делали мало. «Мемориальцы» подобными переживаниями страдают гораздо меньше – мы действительно делали многое.
Есть ещё один плюс работы в «Мемориале», который стал явным только сейчас, когда начинают вскрываться ужасы «военной операции» в Украине. На примере наших дел мы уже видели ужасы войны, поэтому теперь, как правило, нам легче принять новую реальность.
Первое дело, которое я получила в «Мемориале», – история дагестанского поселка Временный. Осенью 2014 года там прошла своя спецоперация (ссылка на сайт «иноагента». – «АУ»). В сентябре военные окружили, а затем заняли поселок. Жители видели, как они выносили из домов ценности и складывали в машину одного из сельчан, на которой написали «трофеи». В начале октября людей выслали из поселка. Когда они вернулись, то обнаружили: их дома частично разрушены, а телевизоры, компьютеры, шубы и миксеры просто пропали. Следствие так и не смогло установить, кто мог массово забрать имущество в поселке, где полтора месяца жили одни военные. Нам, однако, удалось (ссылка на сайт «иноагента». – «АУ») получить частичные компенсации за утерянное имущество доверителей – ценой пятилетних судебных баталий и двенадцати процессов в Махачкале и Москве.
Несмотря на все плюсы, в работе «Мемориала» были и минусы. Прежде всего – сложная внешняя среда с её «скрепами». В 2012 году российские власти усилили борьбу с теми, кто продвигал права человека. Начали они с правозащитных НКО – ввели понятие «иностранный агент» и необходимость соответствующей маркировки. И «Мемориалы» оказались среди пионеров, на которых прилепили мерзкий лейбл.
Я пришла в «Мемориал» в 2016 году. За время моей работы нас обливали зелёнкой под частушки беснующихся ура-патриотов, нам срывали показы просветительских фильмов. Нас даже обвиняли (ссылка на сайт «иноагента». – «АУ») в нацизме и фашизме, хотя «Мемориал» всегда близко дружил и тесно сотрудничал с антинацистскими мемориальными комплексами по всему миру и получал от них благодарности за работу. А в конце 2021 года власти решили окончательно нас уничтожить.
Юридическим основанием для ликвидации «Мемориала» как раз и стало отсутствие маркировки «иностранный агент». Законодательство об НКО – «иностранных агентах» изначально было сформулировано так, чтобы было сложно понять, где и как нужно ставить маркировку. Этим оно сильно отличается от позже принятых поправок о СМИ-«иноагентах». При туманном законодательстве найти нарушения проще простого.
Было очень тяжело принять тот факт, что государство решило ликвидировать организацию, которая старше самого российского государства (ведь «Мемориал» был основан в 1989 году). Слёзы, гнев, тоска – и много вопросов, как сохранить многочисленные архивы репрессий настоящего и прошлого для будущего. Несмотря на все тягости, мы прекрасно понимали и понимаем: наше дело не умрёт, оно будет продолжать жить. «Мемориал» – это мы, все думающие люди. Да, сейчас, после начала того, что нельзя называть войной, думающая часть нашего общества сильно приуныла и опустила руки. Но когда пройдут депрессия, ярость, торг и придёт принятие, то думающий сегмент осознает необходимость восстанавливать Родину как демократическое правовое государство. В котором новой духовной скрепой будут права человека. И вот тогда «Мемориал» снова расцветёт. А до этих лучших времен мы будем продолжать работать, пусть и в крайне усечённом пока варианте.
* Правозащитный центр «Мемориал» внесён в реестр «иностранных агентов».