Ликвидация «Мемориала»
Чеченский синдром

Глава 4

Чеченский

синдром

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЁН, РАСПРОСТРАНЁН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЖУРНАЛИСТСКИМ ПРОЕКТОМ «АДВОКАТСКАЯ УЛИЦА», ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖУРНАЛИСТСКОГО ПРОЕКТА «АДВОКАТСКАЯ УЛИЦА» 18+

Январским утром исполнительный директор Правозащитного центра «Мемориал» Анна Добровольская шла на работу в расстроенных чувствах. Всего несколько дней назад Мосгорсуд ликвидировал центр — и никто не понимал, чего теперь ждать. В офисе Анну первым делом встретила бухгалтер:

— Скажите, а нас уволят?

Из соседнего кабинета выглянула коллега:

— Скажите, а нас теперь посадят?

Телефон мигал уведомлениями о сообщениях: «Что будет с финансированием проекта?», «Как мы дальше?»…

Собравшись с духом, Добровольская отвечала: «Нет, не посадят», «Нет, мы что-нибудь придумаем».

И работа в офисе продолжалась.

2022

ЯНВАРЬ

Юристы готовились обжаловать отказ в удовлетворении самого массового на тот момент иска в истории России. Ещё в 2020 году «Мемориал» от лица 564 жителей Дагестана потребовал выплатить компенсации за имущество, уничтоженное при затоплении посёлка Старый Ирганай. Что бы там ни решил ВС — их никак нельзя было бросить.

Схожий по числу заявителей иск — от пострадавших в ходе контртеррористической операции в дагестанском посёлке Временный — ожидал рассмотрения в апелляции. Готовились жалобы в ЕСПЧ по задержаниям на митингах и собраниях муниципальных депутатов. В списках политзаключённых «Мемориала» появилось тысячное имя. Сотрудники и волонтёры «Международного Мемориала» продолжали работу с архивами, собирались презентовать спецпроект о диссидентах СССР и Восточной Европы. Планировались выставки, новые экскурсии и проекты…

В новых условиях команде нужно было перепридумать «Мемориалы». И это получилось. «У нас появился очень чёткий план, как действовать дальше. Мы понимали, как выстраивать работу, — вспоминает Анна Добровольская. — Создание этого плана мы завершили 23 февраля. А 24-го мы проснулись, прочитали новости и поняли, что ничего не получится. Нужно действовать по-другому».

28 февраля Верховный Суд должен был рассмотреть апелляционную жалобу на решение о ликвидации «Международного Мемориала». Правозащитники назначили пресс-конференцию на 25 февраля. Но начать её пришлось совсем не так, как планировалось накануне. Утром 24 февраля 2022 года Путин ввел российские войска на территории Украины.

Уместно ли сейчас, когда рвутся снаряды, говорить о нашей ликвидации? Думаю, что уместно. Мы организация, которая хранит право. И сейчас как никогда наш голос важен. Я никогда не смогу согласиться с убийством людей и с безумством войны. Мы не хотим войны с Украиной.

Исполнительный директор «Международного Мемориала» Елена Жемкова

С 2014 года мои коллеги работали по обе стороны конфликта. Нам об этом напомнила прокуратура в деле о ликвидации. Кроме того, в 2016 году «Мемориал» был включён в реестр «иностранных агентов», потому что назвал действия на востоке Украины агрессией согласно определению ООН. Мы пытались предотвратить, но не смогли.

Александр Черкасов, председатель Совета ПЦ Мемориал

Адвокат «Мемориала» Илья Новиков выступил по видеосвязи — из украинской столицы. «В декабре прошлого года я работал на процессе ПЦ “Мемориал”. А сейчас я в Киеве, я последнюю ночь провёл под бомбардировками, — рассказал он. — Видимо, вся ситуация дисквалифицирует меня как защитника. Я не могу говорить как юрист, я говорю как человек».

28 февраля заседание апелляционной коллегии Верховного Суда прошло без слушателей — группу поддержки «Мемориала» не пустили из-за эпидемиологических ограничений. Судьи отказались допросить свидетелей защиты. Адвокаты подали ходатайство о приостановке производства в связи с позицией ЕСПЧ — но его отклонили. В итоге апелляционная коллегия отказала в удовлетворении жалобы. Решение о ликвидации «Международного Мемориала» вступило в силу.

Иллюстрация главы

Мемориал всё

2022

март

Утром 4 марта Александра прочитала сообщение в рабочем чате: «Около офиса на Малом Каретном Росгвардия и ОМОН». А потом: «ОМОН и у Большого Каретного». Силовики стягивались к обоим помещениям «Мемориала». Александра собралась и поехала к офису. Дверь преградили люди в камуфляже. «Обыск уже начался, никого не пускаем», — отрезал мужчина в маске. «Но мы здесь работаем!..» Спорить было бесполезно.

Юрист «Мемориала» Анастасия Гарина тоже прочитала сообщения в чате. «Моему ребенку было тогда было две недели, — вспоминает она. — И я планировала хотя бы месяц не ездить в офис. Но вышло иначе». По дороге Анастасия встретила адвоката Михаила Бирюкова; они подошли в зданию вдвоём — и обоих не пустили на обыск.

В офисе при этом находились исполнительный директор «Международного Мемориала» Елена Жемкова, бухгалтер и девушка с ресепшена. Связи с ними не было — следователи отобрали телефоны. А ещё силовики затянули все окна в офисе газетами и картонками. Через крошечные щели можно было видеть, как в кабинетах включается и выключается свет — и лишь догадываться, как проходит обыск.

Нужна была огласка. Но именно в эти дни главные независимые медиа страны оказались практически парализованы. Через два дня после начала войны Роскомнадзор вынес десяткам СМИ предостережения за публикацию якобы недостоверной информации о «специальной военной операции». Несколько сайтов полностью заблокировали. 3 марта о прекращении вещания объявил независимый телеканал «Дождь»; в тот же день впервые за 30 лет работы замолчало «Эхо Москвы». На этом фоне многие издания пересмотрели редакционную политику и отказались от острых тем.

Наконец, после двух часов ночи сотрудники ФСБ и силовики ушли. Офис оказался полностью разгромлен — унесли все компьютеры, выпотрошили содержимое всех ящиков, сейфы были взломаны. А на стенах оставались послания — буквы Z, V и «Мемореал всё». Правда, потом кто-то из силовиков заметил ошибку и исправил на «Мемориал».

«Нам, конечно, было мерзко, — вспоминает Поливанова. — Но в те дни происходили более чудовищные события. И мы понимали, что это не самое страшное, что могло случиться». «Все обыски в России проходят примерно так, если не хуже. Могли и побить, — добавляет Анастасия Гарина. — Я много работала с уголовными делами и представляю, как выглядит картина мира силовиков, какой у них юмор. Меня бы удивило, если бы, наоборот, всё было чисто. И если бы они вместо того, чтобы ломать сейф болгаркой, позвали человека с ключом, который был в двух метрах».

Иллюстрация главы

Зачем нужны юристы

2022

апрель

«Мемориальцы» десятилетиями документировали нарушения прав человека в горячих точках — Карабахе, Грузии, Чечне. Помогали обменивать пленных и искать пропавших без вести. Расследовали карательную операцию в Самашках, зачистку Новых Алдов, бомбардировки и штурм Грозного. «Я понимал, что война в Украине будет повторением прошлых войн. Будут действовать люди, которые не были наказаны за те преступления — наоборот, поощрены», — говорит глава Правозащитного центра Александр Черкасов.

В начале апреля весь мир узнал о событиях в Буче и Ирпене. «Я ужаснулся, но не был удивлён, — констатирует Черкасов. — Я жил с этим ужасом с самого начала войны, понимая, что происходит на оккупированных территориях».

5 апреля в апелляции проходило последнее заседание по ликвидации правозащитного центра. Юристы «Мемориала» отказались давать объяснения по иску прокуратуры.

Вайпан: Уважаемый суд, могу только сказать, что трудно вообще выступать в суде после 24 февраля 2022 года. Ещё труднее выступать после 2 апреля, когда всего в нескольких сотнях километров от нас происходит отрицание не только права вообще как такового…

Судья (перебивает): По существу, пожалуйста.

Вайпан: Это позиция, да. Вообще происходит, на мой взгляд, как представителя административного ответчика, происходит отрицание элементарных представлений о человечности. Поэтому в этих реалиях…

Судья (перебивает): Давайте к обстоятельствам настоящего административного дела…

Вайпан: Я считаю, уважаемый суд, что обсуждать всерьёз, где и как стояла или не стояла маркировка на материалах Правозащитного центра «Мемориал» будет неуважением к тем тысячам людей, которых «Мемориал» защищал все годы своей деятельности. И продолжает защищать в том числе в связи с вооружённым конфликтом в Украине.

Когда в прениях пришла очередь защиты, Григорий Вайпан заговорил о резне в Новых Алдах 5 февраля 2000 года. Тогда Правозащитный центр выпустил доклад под названием «Зачистка», где описал убийства 46 мирных жителей в пригороде Грозного. «Это обстоятельства, которые шокируют любого человека. В докладе описываются расстрелы мирных жителей. Описывается, как людей сжигали заживо, описывается, как их грабили. У некоторых людей были разорваны рты, потому что у них изо рта вытаскивали золотые коронки, понимаете?» — говорил Вайпан. Он рассказал историю, которая больше всего поразила его, — российские военнослужащие убили 70-летнюю Ракат Ахмадову, хотя она умоляла сохранить ей жизнь.

«Суд, который ликвидирует такую организацию, как “Мемориал”, поощряет безнаказанность. Безнаказанность влечёт повторение трагедий. Трагедий для нашей страны, трагедий для других стран, для всего мира… для нас и для вас», — завершил речь Вайпан.

Следующим выступал Михаил Бирюков. Он напомнил суду, что Закон об «иноагентах» противоречит международному праву. Адвокат оговорился, что в новых условиях эти основания выглядят наивными — но указал, что «изменение публичной риторики пока не повлекло изменения действующих у нас законов и не повлекло денонсацию тех международных договоров».

Мария Эйсмонт говорила, что уничтожение «Мемориала» чудовищно и символично. Говорила о том, как прокуратура, прикрываясь словами о верховенстве права и правах человека, уничтожает организацию, которая была воплощением борьбы за права человека в России. «Уничтожение “Мемориала” было предвестником тех событий, о которых мы не забудем никогда и о которых будем каяться мы и наши дети», — закончила адвокат.

Александр Черкасов называет защитников «Мемориала» «частью команды корабля, не спустившего флаг». «Мне повезло, я всегда общался с хорошими юристами — у них кроме профессии было ощущение миссии, которую они выполняют», — подчёркивает он.

В какой—то момент ты задаёшь себе вопрос: для чего ты стал юристом? Для чего ты участвуешь в суде, защищаешь «Мемориал»? Для меня быть юристом в России — это привилегия иметь возможность в официальном судебном процессе, под протокол, сказать важные вещи о том, что такое добро и что такое зло, что справедливо и что несправедливо. Коль скоро у нас есть эта привилегия, у нас есть долг воспользоваться шансом. Зачем иначе мы становились юристами? Ведь это именно тот момент, когда все ждали от нас этих слов.

Григорий Вайпан, юрист

5 апреля судебная коллегия Первого апелляционного суда утвердила решение ликвидировать ПЦ «Мемориал». Во главе коллегии была судья Елена Стоян. В 1995 году она закончила Украинскую государственную юридическую академию в Харькове. В этот день, 5 апреля, российские войска нанесли 56 различных ударов по Харькову.

Иллюстрация главы

Строительство во время землетрясения

2022

май-июнь

«Ещё задолго до решения о ликвидации мы стали думать, что будем делать после, — рассказывает Анастасия Гарина. — Варианта “Нас ликвидировали и расходимся” не было. Мы понимали, что нужно искать новые формы и продолжить то, чем мы занимались».

Но после 24 февраля многие правозащитники задались вопросом — нужна ли их работа России? Важны ли права человека тем, кто одобряет военную агрессию против соседней страны? И какой смысл требовать соблюдения прав от государства, которое ведёт войну?

У тебя достаточно подавленное состояние, ты не понимаешь, зачем ты жил. Ведь всё, во что ты верил, к чему стремился, идеалы и ценности, которые ты отстаивал, — провалились. Всё, что ты пытался выстроить — проиграло. Может, нет смысла упираться дальше?

Анастасия Гарина, юрист

Председатель Совета ПЦ «Мемориал» Олег Орлов вспоминает, что многие его коллеги прямо спрашивали: «Какая может быть правозащита, если страна выбрала такой путь?» Но сам Орлов был уверен, что защищать права человека, свои принципы и ценности нужно в любых обстоятельствах — пока есть хоть какие-то возможности для этого. «Даже во время очень жестокой войны в Афганистане, в которой за все годы погибло до миллиона человек, в СССР существовала правозащитная работа, — напоминал он коллегам. — Были те, кто собирал и публиковал информацию о политических преследованиях, были блестящие адвокаты, которые защищали диссидентов».

В мае Совет ПЦ «Мемориал» избрал Гарину исполнительным директором. А 14 июня был заложен «фундамент» нового здания. В этот день команда объявила о создании Центра защиты прав человека «Мемориал». Регистрировать его в Минюсте не стали — все понимали, что новое юрлицо очень скоро постигнет та же участь, что и предыдущие.

Команде, разбросанной по миру, пришлось изобретать новые способы работы. Нужно было понять, как теперь оформлять отношения с адвокатами тем людям, что приходили в «Мемориал» за юридической помощью. И нужно было придумать, как продолжить работу с жалобами в ЕСПЧ — за каждой из которых стояли судьбы людей. «Это было похоже на строительство дома во время землетрясения, — описывает свою ежедневную работу Гарина. — И никакой возможности планирования».

Мы сознательно сохранили в названии «Мемориал», потому что нам было важно показать преемственность с этой организацией… Но вместе с тем мы понимали, что государство пыталось уничтожить «Мемориал» не как совокупность конкретных правозащитников, а как символ, олицетворяющий те принципы и ценности прав человека, которые государству сейчас мешают. А значит, государство будет бороться с нами дальше.

Анастасия Гарина, юрист

Гарина и Орлов признавали, что правозащитная работа в таком формате не будет столь же эффективной, как раньше. Всего несколько лет назад «Мемориал» участвовал в разработке законопроектов, находил способы предостерегать государство от опасных шагов — а теперь никаких инструментов коммуникации с властью не осталось. Главными направлениями в работе ЦЗПЧ стали прямая юридическая помощь гражданам и мониторинг нарушений прав человека. «Мы сделали круг и вернулись в ту же точку по спирали, — считает Гарина. — Правозащита начиналась с мониторинга. Когда ты не можешь пойти в суд и выиграть, воспользоваться каким-то каналом коммуникации с государством — остаётся фиксировать происходящее, собирать доказательства нарушения прав человека».

Гарина уверена, что это не работа «в стол» — рано или поздно всё это понадобится, чтобы наказывать виновных, восстанавливать справедливость — и писать достоверную историю без лжи.

Иллюстрация главы

Десять лет ЕСПЧ

2022

июнь

Юристы «Мемориала» подали жалобу в ЕСПЧ на Закон об «иностранных агентах» ещё в феврале 2013 года. Заявителями тогда выступили одиннадцать НКО, которые могли стать потенциальными жертвами репрессий. Однако с изменениями законодательства и правоприменения всё больше организаций становилось «иноагентами». Они получали штрафы от государства — и вновь жаловались в ЕСПЧ.

Жалоба была коммуницирована Европейским судом только через четыре года — в 2017 году. К этому времени пострадавшими числилось уже 60 организаций, позже их стало 73.

Ведение этого процесса было очень сложным технически. У 73 организаций постоянно что-то происходило: новые штрафы, новые судебные решения. Из-за того что Суд сделал дело размером с мамонта, было сложно найти момент, когда надо остановиться и принимать решение. Суд тоже попал в ловушку своего решения о кейс-менеджменте.

Кирилл Коротеев, юрист

«Мемориал» был одним из первопроходцев Европейского суда в России. Ещё в 2000 году появилась программа правозащитного центра «Ведение дел в ЕСПЧ». Что позволило не только документировать нарушения, но и добиваться судебных решений, в которых признавались преступления. «Это был прорыв. По итогам Второй чеченской войны “Мемориал” подал несколько десятков жалоб в ЕСПЧ. И многие из них окончились положительно для жертв самых серьёзных нарушений прав человека — неизбирательных бомбардировок, внесудебных казней, похищений», — анализирует юрист ПЦ «Мемориал»Татьяна Глушкова. Жертвы впервые смогли увидеть судебное решение, подтверждающее их правоту, а также получить ощутимые компенсации.

Но со временем у многих юристов стал заметно снижаться энтузиазм по поводу ЕСПЧ. Хотя после решений Европейского суда появлялись отдельные здравые изменения в законодательстве — в целом в правовой системе России ничего не менялось.

Постепенно прорывные дела стали повторяющимися в практике ЕСПЧ. Стало понятно, что эти постановления ничего не меняют в нашей стране. Решения выносятся, компенсации платятся — и больше ничего не происходит. Не изменяется законодательство, не меняется практика. ЕСПЧ стал «взиманием налога на беззаконие».

Татьяна Глушкова, юрист

Когда юристы увидели иски о ликвидации, они сразу решили, что отправят в ЕСПЧ запрос о срочных обеспечительных мерах по Правилу 39 — чтобы приостановить ликвидацию. За дело взялись Дмитрий Гурин, Татьяна Глушкова, Филип Лич и другие юристы. Помимо обоснования незаконности ликвидации, 18 ноября 2021 года они отправили в Европейский суд подробный рассказ о работе «Мемориала» за 30 лет существования.

До этого в практике ЕСПЧ был только один случай, когда Правило 39 применялось к организации — это был грузинский телеканал Рустави-2, право собственности на который оспаривалось прежним владельцем. Поэтому просьба приостановить ликвидацию организации была очень экзотична для ЕСПЧ. «Но сама ситуация с “Мемориалом” тоже была необычной. И требовала таких радикальных мер», — говорит Глушкова.

После каждого заседания по ликвидации юристы шли обедать — и отправляли в ЕСПЧ апдейт о происходящем в российских судах. Для «мемориальцев» это стало своего рода ритуалом. И 29 декабря 2021 года «Мемориал» добился обеспечительных мер: ЕСПЧ приостановил исполнение решений о закрытии организаций до рассмотрения большого «иноагентского» дела 73 организаций. В этот день публика впервые услышала о запросе в ЕСПЧ, который готовили юристы «Мемориала», — и у некоторых людей появилась надежда на сохранение организации. «Очень многие сказали нам, что мы большие молодцы, раз придумали это. Хотя нам подача такого запроса казалась очевидным решением», — вспоминает Глушкова.

Несмотря на решение ЕСПЧ, в марте судья Верховного Суда Алла Назарова отказалась приостановить ликвидацию «Мемориала». Юристов удивило обоснование решения — со ссылкой на загадочное решение ЕСПЧ «Лодгед против Турции». В итоге оказалось, что судья имела в виду выражение «Lodged against Turkey» — «Подана против Турции». Для юристов это решение стало новым символом непрофессионализма высшей судебной инстанции России.

Вскоре после вторжения Россия разорвала отношения с Советом Европы и объявила о выходе из Конвенции по правам человека. В новой реальности и без того небольшой вес ЕСПЧ снизился до нуля — стало очевидно, что Россия не будет признавать решения Европейского суда. Но 14 июня ЕСПЧ принял решение по Закону об «иноагентах» — когда никто этого уже не ждал.

Суд пришёл к выводу о нарушении ст. 11 Конвенции (о свободе объединений) и раскритиковал расплывчатые формулировки закона — понятия о «политической деятельности» и «иностранном финансировании». В решении говорилось, что некоммерческим организациям пришлось избегать даже незначительного иностранного финансирования, чтобы не попасть под ограничения. По мнению суда, это особенно ударило по работе НКО, занимавшихся самыми чувствительными политическими и социальными проблемами — на борьбу с которыми невозможно найти финансирование внутри страны.

Само по себе решение правильное, но опоздавшее если не на пятилетку, то на хороших три года. Хотя никто не испытывал иллюзий насчёт скорости ЕСПЧ, конечно, никто в 2013 году не предполагал, что рассмотрение дела об «иноагентах» займёт почти 10 лет. Почти всем было очевидно, что дело ставит серьёзный новый вопрос соблюдения Конвенции, а потому по собственной же политике приоритетов Суда относится к наиболее приоритетным категориям. Вероятно, [они] не хотели расстраивать Владимира.

Кирилл Коротеев, юрист

В итоге суд возместил материальный ущерб и выплатил компенсации в 10 тысяч евро каждой из 73 организаций, участвующих в «иноагентском деле». Но многие юристы расстроились, потому что Европейский суд отказался рассматривать закон на нарушение статей 14 и 18 Конвенции — дискриминацию и политически мотивированное преследование. Судьи сочли жалобы приемлемыми, но посчитали достаточным указать только на дискриминацию по получению иностранного финансирования и выделению в отдельную «агентскую» категорию. «Печально видеть, как Суд продемонстрировал, что он не заинтересован в рассмотрении ключевых аспектов дела. Ведь это было то, ради чего мы работали», — вздыхает Татьяна Глушкова. Таким оказался конец ЕСПЧ в правовой системе России.

Иллюстрация главы

Нобелевская награда

2022

октябрь

Днём 7 октября Анастасия Гарина проводила рядовое рабочее совещание с коллегами. Вдруг кто-то из участников созвона сказал: «“Мемориалу” дали Нобелевскую премию». Увлечённые разговором правозащитники не обратили на это внимания. Гарина подумала, что «Мемориал» только номинировали: «Ну что ж, не в первый раз. Не стоит отвлекаться». Но через несколько минут уведомления и звонки замелькали в бешеном темпе. Стало ясно, что произошло нечто необычное. Гарина всё-таки открыла сообщения и увидела, что «Мемориал» действительно получил премию. «Планёрку мы всё-таки довели до конца, — вспоминает Гарина. — Осознание пришло позже. И ощущение, что это огромная ответственность».

В это же время председатель правления «Международного Мемориала» Ян Рачинский подходил к Тверскому суду. Там должно было состояться заседание по иску прокуратуры — о признании недействительным права собственности «Мемориала» на помещение в Каретном ряду, где располагался офис организации. Рачинскому позвонил неизвестный журналист и попросил прокомментировать присуждение «Мемориалу» Нобелевской премии. Рачинский посчитал это неудачным розыгрышем и отказался отвечать.

Уже в суде он узнал, что это не шутка. Рачинский признаётся: в первую очередь он испытал чувство досады от того, что награду не присудили несколькими годами ранее — когда были живы один из создателей «Международного Мемориала» Арсений Рогинский и один из создателей «Хроники текущих событий», первый уполномоченный по правам человека в России Сергей Ковалёв. А ещё Рачинского не покидало чувство «сюрреалистичности»: ведь Нобелевскую премию присудили в тот же день, когда российский суд отобрал у организации рабочее помещение.

Лауреатами Нобелевской премии мира стали украинский Центр гражданских свобод, белорусский правозащитник Алесь Беляцкий и «Мемориал».

Комментируя решение, Нобелевский комитет объяснил выбор тем, что хотел воздать должное «трём выдающимся борцам за права человека, демократию и мирное сосуществование в соседних странах — Беларуси, России и Украине».

Пост о присуждении награды

https://archive.today/Xooda

Выбором Нобелевского комитета были недовольны многие. В социальных сетях шли бурные обсуждения — правильно ли давать премию российской организации, когда Россия начала войну в Украине? Ян Рачинский считает, что здесь нет противоречия: «Выбор Нобелевского комитета — не только нас, но и белорусских и украинских коллег — подчёркивает, что есть ценности, которые вне государственных границ, вне национальных интересов и прочих выдуманных вещей. Но есть люди и есть связи между людьми».

По мнению Рачинского, даже Нобелевская премия мира не поможет «Мемориалу» продолжить свою деятельность как прежде. Но для тех, кто знает историю, «Нобелевка» — это ещё один ответ на вопрос, на чьей стороне правда и за кем будущее.

Нобелевская премия не помогла ни Сахарову, ни Солженицыну, а для Пастернака и вовсе стала источником больших трудностей. Но [в конечном счете] о тех, кто нападал и клеймил, вспоминают только специалисты, и то без всяких симпатий. А имена лауреатов остаются.

Ян Рачинский, председатель правления «Мемориала»

Иллюстрация главы

Возвращение имён

2022

ОКТЯБРЬ

Одна из самых важных акций для «Мемориала» — это «Возвращение имён». Впервые она состоялась в Москве в октябре 2007 года, это была 70-я годовщина Большого террора. В канун Дня памяти жертв политических репрессий у Соловецкого камня люди, сменяя друг друга, читали имена с карточек, на которых были указаны имя, фамилия, возраст, профессия, дата расстрела.

Акция напоминает о важнейшем, безусловном принципе: нет ничего ценнее человеческой жизни. А значит, государство не имеет права убивать людей — ни в 1937-м, ни в 2022-м. И чем больше людей согласятся с этим, тем вероятнее, что катастрофу удастся остановить — и не допустить в будущем.

С 2020 года уже ставшую традиционной акцию не проводили из-за коронавирусных ограничений. После всего, что «Мемориалу» пришлось пережить за 2021 год, было особенно важно провести «Возвращение имён» — и лично прочитать имена жертв репрессий, Но в последний момент московские власти отказались согласовывать мероприятие, формально сославшись на всё те же ковидные ограничения.

За два года у «Мемориала» уже появился опыт проводить мероприятие в режиме видеотрансляций: желающие прочитать имена могли подключиться из любой точки мира. Но к назначенной дате «Возвращения имён» мемориальцы стали получать всё больше сообщений от покинувших страну россиян. Они хотели провести акцию в своих городах и спрашивали, как это можно сделать.

«Тем, кто оказался в других странах, не всегда так уж легко, — размышляет Поливанова. — Людям хотелось прийти в какую-то точку и, как в Москве, прочитать имена. Эта акция стала консолидирующей для разбросанных по всему миру россиян, разделяющих наши ценности. Мы соединяли людей, помогали им организовать чтение и записать видео для нашей общей трансляции. Что особенно ценно, мы получили видео из Украины — из Одессы».

В результате география «Возвращения имён» впервые за всё время существования акции стала такой масштабной. Акция проходила во Франции, Латвии, Литве, Эстонии, Польше, Германии, Сербии, Турции, Казахстане, Кыргызстане, Австрии, Италии, Армении, Дании, Австралии и США. В российских городах люди собирались у мест массового захоронения жертв репрессий.

Неожиданно для самих «мемориальцев», люди сами пришли и на Лубянку. Весь день к Соловецкому камню несли цветы, оставляли записки с именами расстрелянных и даже с антивоенными надписями. Никого из тех, кто пришёл на акцию в Москве, не задержали.

История совершила круг. «Мемориал» — это снова не организация, а движение единомышленников. Это люди, которые хранят память — которую нельзя ликвидировать. Получая Нобелевскую медаль 10 декабря 2022 года, Ян Рачинский закончил речь такими словами:

«“Мемориал” представляет собой союз людей, добровольно принимающих на себя гражданскую ответственность за прошлое и настоящее — и работающих во имя будущего. И, может быть, мы должны воспринимать эту премию не только как оценку того, что сумели сделать за 35 лет, но и как своего рода аванс — ибо мы не опускаем руки и продолжаем работать».