Ликвидация «Мемориала»
«Мемориал». Конец прекрасной эпохи

Глава 1

Конец

прекрасной

эпохи

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЁН, РАСПРОСТРАНЁН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЖУРНАЛИСТСКИМ ПРОЕКТОМ «АДВОКАТСКАЯ УЛИЦА», ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖУРНАЛИСТСКОГО ПРОЕКТА «АДВОКАТСКАЯ УЛИЦА» 18+

Олег Орлов прошёл по коридору офиса «Мемориала» и постучался

в дверь кабинета Арсения Рогинского. Тот впустил коллегу,

молча открыл коньяк и разлил его по рюмкам.

— Ну, Олег, смотри: произошло-таки!

— Да... — задумчиво ответил Орлов.

Мужчины выпили. Помолчали.

— Что делать-то будем?, — спросил

Рогинский. — Мы ведь не будем исполнять этот закон?

— Да, это совершенно невозможно.

2011

Декабрь

Молодой человек шёл по Бульварному кольцу в сторону Чистых прудов. Декабрьский пронизывающий ветер забирался под пальто — вечер и так не сулил ничего хорошего, а тут ещё и погода подвела.

Накануне прошли выборы в Госдуму. «Единая Россия» предсказуемо победила, но Интернет вторые сутки кипел сообщениям о наглых «вбросах» и махинациях с голосами. Оппозиционеры объявили срочный митинг, куда и шёл молодой человек. Он уже знал, как это будет: «Опять соберутся триста человек, потом сто задержат. И до утра ездить по отделам, звонить, помогать…»

Журналист Григорий Охотин давно занимался поддержкой задержанных на акциях протеста. Когда полиция разгоняла очередной немногочисленный митинг, он садился в ближайшую кофейню и вместе с друзьями выяснял: куда и кого увезли, что им нужно, чем можно помочь… Их «штаб» работал как хороший бар — до освобождения последнего человека. И сегодня всё ожидаемо должно было повториться. Хотя в такой холод на акцию, вероятно, выйдет ещё меньше людей, чем обычно, думал он.

Но Охотин ошибался. Людей на бульварах становилось всё больше — уже приходилось проталкиваться. Все жадно слушали голоса выступавших.

Выступления Яшина и Навального

Речи продолжались; никто не расходился, несмотря на холод. Наконец, политик Илья Яшин позвал всех к Центризбиркому — и люди колонной потянулись с бульвара к Мясницкой улице и Лубянке.

Что произошло, когда пошли к ЦИК

Вот тогда и начались задержания.

Телефон Охотина зазвонил — и больше не умолкал. Несколько часов друзья, знакомые и просто совершенно чужие люди рассказывали, что их схватили, держат в автозаке, привезли в отделение… Звонили и те, кто хотел найти близких. Или просто посоветоваться — что вообще теперь делать задержанным?

«Штаб» впервые не справлялся — слишком много было звонков. И накал не стихал. Следующие дни Охотин почти не спал — люди, непонятно откуда узнавшие его номер, непрерывно звонили и просили помочь. А оппозиция тем временем анонсировала новый митинг. Судя по соцсетям, 10 декабря на Болотную площадь хотели выйти тысячи. Охотин понимал: если и там начнут задерживать, то они с друзьями просто не справятся с потоком обращений. Значит, за оставшиеся несколько дней нужно создать систему, которая позволит максимально эффективно собирать информацию о задержанных. Так, в авральном темпе, появились сайт «ОВД-Инфо» и горячая линия помощи.

Самое интересное, что тот митинг на Болотной площади прошёл в итоге без массовых задержаний. Акция собрала больше 50 тысяч человек и стала самой масштабной с начала девяностых. «Вы нас даже не представляете», — так звучал один из лозунгов, адресованный и новому парламенту, и власти в целом.

2012

Май

Весной в России прошли президентские выборы, которые снова сопровождались массовыми нарушениями. Оппозиция готовилась провести 6 мая в Москве крупную акцию протеста — «Марш миллионов». Организаторы согласовали шествие от Калужской площади до Болотной.

Это видео с кадрами, как все начиналось

Новая газета, 2012

Источник: Новая газета

Но в какой-то момент движение застопорилось. Протестующие посчитали, что полиция специально заблокировала проход к месту проведения митинга — чтобы отсечь потенциальных участников. Кто-то призвал к прорыву оцепления, другие решили сесть на асфальт и не уходить, пока их не пустят на площадь. А затем начались столкновения с полицией.

Видео с подборкой кадров столкновений

Новая газета, 2012

Источник: Новая газета

На площади задержали десятки человек. Но митингующие устроили стихийные шествия по городу. Группа активистов остались ночевать на Чистопрудном бульваре у памятника казахскому поэту Абаю Кунанбаеву. Вдохновившись модным в то время международным движением Occupy Wall Street, они объявили бессрочную акцию протеста «Оккупай Абай». Центр города на неделю был «занят» оппозиционерами.

Это было непривычно для российской власти: новое гражданское общество не боялось ОМОНа, задержаний и даже полицейского насилия. А правозащитники, пользуясь современными технологиями, разъясняли гражданам их права и следили за их соблюдением в полицейских участках.

После этого в Госдуму поступили два откровенно «политических» законопроекта. Поправки в Закон о митингах в десятки раз увеличивали сумму штрафов за нарушения на публичных акциях. А нарушением становилось фактически любое собрание в количестве больше трёх человек без согласования с властями.

Другая инициатива была направлена против тех, кто, по мнению властей, будоражил народ, — НКО. В первую очередь — против движения «Голос», которое организовало массовое наблюдение за выборами и рассказало обществу о фальсификациях. А во вторую — против тех, кто защищал права протестующих. Их решили заклеймить «иностранными агентами».

Автор законопроекта депутат Александр Сидякин сформулировал инициативу так: «Политическим НКО… будет признаваться такое объединение, которое финансирует и проводит политические акции в целях воздействия на принятие государственными органами решений, направленных на изменение проводимой ими государственной политики, а также в формировании общественного мнения в указанных целях».

Закон делает доступной и открытой информацию о том, кто финансируется из-за рубежа, и кто даёт оценку тому, что у нас в политике происходит. Кто это делает самостоятельно, где это мнение является продуктом нашего гражданского общества, наших с вами суждений, а где нет. Если свободный журналист свободной страны Илья Азар говорит, что в России всё плохо, то нет проблем, окей, всё понятно. Но [неправильно] когда общественное мнение узурпируется и выдаётся за общественное теми, кто на самом деле его не представляет…

Александр Сидякин, депутат

2012

июнь-июль

В июне Госдума приняла законопроекты Сидякина (закон об «иностранных агентах» вступил в силу позже, 20 ноября). Тем же летом арестовали нескольких участников митинга 6 мая — СК назвал столкновения с полицией «массовыми беспорядками» и возбудил уголовное дело. Следующие месяцы силовики методично задерживали и допрашивали людей, которые, по их сведениям, были на площади 6 мая. Так начался первый в новейшей истории России массовый политический процесс — «Болотное дело».

Правозащитный центр «Мемориал» признал их политическими заключёнными и активно помогал защите. Олег Орлов застал ещё «диссидентские» времена — среди его «мемориальских» коллег были те, кто выходил на площадь в далёком 1968 году. И даже они не могли поверить, что лето 2012 года резко развернёт ход российской истории из XXI века обратно, в прошлое столетие.

«Мы видели: происходит что-то необычное для постсоветской России, — вспоминает Олег Орлов. — Создавалось ощущение, что всё движется к откровенно репрессивной системе. Но, конечно, представить себе возвращение к практике советских репрессий мы не могли. Мы готовились отразить эту атаку на гражданское общество. И были уверены, что в какой-то мере это получится».

2012

Сентябрь

«Мемориал» опубликовал свою позицию касательно закона об «иноагентах».

Иллюстрация главы

«Мы не агенты!»

2013

февраль

В новых законах «мемориальцы» видели отголоски шпиономании 1930-х годов. Поэтому «Мемориал» как мог сопротивлялся «иноагентскому» законодательству. Юрист Фуркат Тишаев уже с момента внесения законопроекта готовил аргументацию для ЕСПЧ. Как только закон был принят в последней редакции, юрист начал писать жалобу — от имени одиннадцати НКО, которые могли стать потенциальными «иноагентами».

Доводы строились вокруг четырёх статей Европейской конвенции по правам человека:

— Клеймо «иностранного агента», которое в русском языке прочно ассоциируется со шпионом, ограничивает свободу выражения мнения (ст. 10) и свободу собраний и объединений (ст. 11).

— Внесение «иноагентов» в специальный реестр и обязанность предоставлять дополнительную отчётность нарушает запрет дискриминации (ст. 14).

— Постоянная угроза проверок-штрафов и сложности с получением иностранного финансирования нарушают допустимые пределы ограничения прав (ст. 18).

справка

Шпиономания

В начале 1930 годов в СССР набирает популярность идея поиска шпионов и «внутренних врагов». Начало этому положили громкие политические процессы, в которых советских граждан обвиняли в сотрудничестве с иностранными разведчиками и вредительской деятельности в интересах других государств. Например, «Шахтинское дело» или «дело Промпартии». Руководство страны призывает граждан сохранять бдительность, ведь шпионом может оказаться не только иностранец, но совершенно любой человек. Распространяются лозунги «Болтун — находка для шпиона», «Болтать-врагу помогать». Под влиянием этой политики в обществе растет недоверие и подозрительность, граждане ищут шпионов в ближайшем окружении и массово пишут доносы. Позже эту тенденцию в обществе назовут шпиономанией.

7 февраля правозащитные организации провели совместную пресс-конференцию «Мы не агенты!»

«Мы представляем себя в жалобе как потенциальную жертву. Ни к кому из нас закон применён не был. Но системная угроза есть, закон висит над нами как дамоклов меч. Мы надеемся, что ЕСПЧ согласится с нами», — сказал там Олег Орлов. Он оказался прав — и в надеждах, и в опасениях.

Иллюстрация главы

Поиск агентов начался

2013

февраль

В феврале 2013 года президент Путин выступал на заседании коллегии ФСБ. Он похвалил «растущую активность гражданского общества» — и одновременно с этим раскритиковал некоторые неназванные им некоммерческие организации.

Ни у кого нет монополии на право говорить от имени всего российского общества. Тем более у структур, управляемых и финансируемых из‑за рубежа, а значит, неизбежно обслуживающих чужие интересы.

Владимир Путин, президент

Путин указал своим бывшим коллегам на установленный «порядок деятельности НКО». И тут же потребовал пресекать любые попытки «иностранных партнёров» вмешаться в дела России.

«Раскачка» заняла месяц — а потом прокуратура начала проверять НКО по всей стране. «Проверки стартовали далеко за пределами Москвы. Две-три недели мы просто наносили флажки на карту, понимая, что кольцо сжимается. А значит, прокуроры придут к НКО в Москве — и в “Мемориал”», — вспоминает юрист ПЦ «Мемориал» Кирилл Коротеев.

2013

март

Сотрудники Антидискриминационного центра (АДЦ) «Мемориал» в Санкт-Петербурге защищали самые уязвимые группы — мигрантов, цыган, представителей ЛГБТ и многих-многих других. Правозащитники не только оказывали адресную юридическую помощь или вели стратегические дела — они регулярно выезжали для полевых исследований и писали доклады для международных институций.

26 марта в офисе АДЦ «Мемориал» появился молодой человек, напомнивший правозащитникам гоголевского Чичикова — «не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок». Он представился помощником прокурора Невского района Дмитрием Смирновым и привёл с собой подмастерьев — двух полицейских и по одному сотруднику от МЧС, ФНС и Роспотребнадзора.

Непрошеные гости объявили, что будут проводить проверку. Правозащитников забросали вопросами и претензиями.

«Стоят ли швабры в отдельном помещении? Есть ли у секретаря прививка от кори? Лицензированы ли программы на компьютерах? Почему отсутствует плафон на лампочке?»

Проверяющие постоянно переключались с одной темы на другую. Но руководители центра Ольга Абраменко и Стефания Кулаева не волновались — они всегда дотошно следовали требованиям всех законов.

Ревизия сопровождалась многочасовыми «опросами», изъятием документов и публикаций. В итоге представители МЧС и Роспотребнадзора вынесли «суждения» с перечнем недочётов: маленький дверной проём, отсутствие «инструментальных замеров уровня микроклимата и акустических шумов», нарушения пожарной безопасности.

Правозащитники отправились в ведомства получать предупреждения. Ольга Абраменко пришла в МЧС, где сотрудники очень удивились незначительности нарушений. «Скажите, чего к вам прокуроры так прицепились?» — изумился начальник районного управления.

Стефания Кулаева получала предупреждение в Роспотребнадзоре — за неизмерение шумов в офисе. По иронии судьбы, в самом Роспотребнадзоре в тот день было очень шумно — рядом проходили строительные работы. «Но у нас не всегда так!» — оправдывалась сотрудница. В её кабинете «мемориальцы» заметили аж три портрета Владимира Путина — на стене, на кружке и на столе в рамке. Там, где обычно стоит фото любимого человека.

Очень скоро помощник прокурора Смирнов снова нагрянул в гости. Слащаво улыбаясь, он вручил правозащитникам постановление о возбуждении дела об административном правонарушении — за осуществление деятельности «НКО-иноагента», не включённого в соответствующий реестр. Поводом для преследования стал доклад Центра «Цыгане, мигранты, активисты: жертвы полицейского произвола», который правозащитники готовили для сессии Комитета ООН против пыток. Она прошла в ноябре 2012 года — ещё до вступления в силу закона об «иностранных агентах».

Прокуратура нашла в этом докладе признаки «призыва к противостоянию действующей власти и структурам». В нём же обнаружилось «мнение об игнорировании сотрудниками правоохранительных органов действующего уголовного и уголовно-процессуального законодательства». А ещё распространялось «мнение о неэффективности действующего законодательства». Прокурора Александра Юрасова возмутило, что АДЦ «Мемориал» предложил свои рекомендации по изменению законов. Именно их ведомство посчитало «политической деятельностью».

От «административки» «мемориальцам» удалось отбиться: на их сторону встала мировая судья Ольга Глушанок. Она вернула постановление из-за неустранимых нарушений: прокуратура не установила место и время совершения вменяемого нарушения и не представила доказательств, что АДЦ «исполняет функции иностранного агента». Также судья посчитала, что прокуратура не нашла сведений об иностранном финансировании написания отчёта. Прокуратура объявила протест — но Ленинский районный суд тоже встал на сторону правозащитников. Тогда такое ещё было возможно.

В этой борьбе «мемориальцев» поддержал Комитет ООН против пыток. Он направил письмо послу России в ООН.

2013

Март-апрель

В конце марта офис «Мемориала» посетила группа сотрудников прокуратуры и МВД с постановлением о проведении проверки. На вопрос, с чем она связана, правозащитники получили лаконичный ответ: «На основании Закона о прокуратуре». А вслед за прокурорскими работниками и полицейскими в офис ввалились корреспонденты НТВ, которые сразу разбежались по коридорам.

«Прокуроры остались в библиотеке, а энтэвэшники стали просто рыскать по кабинетам! И мы ничего не могли с ними сделать. Пришлось отдельно вызывать полицию, чтобы их выставить. Представляете: при прокурорах и МВД вызывать полицию, чтобы выгнать людей, которые с ними пришли!»

Олег Орлов, правозащитник «Мемориала»

Прокуроры затребовали огромный массив самых разных документов. Их интересовала вся бухгалтерская отчётность, все штатные расписания с указанием зарплат, копии соглашений, которые получали от фондов на те или иные пожертвования, документы руководящих органов, копии протоколов о проведении собраний… «И всё это требовали предоставить завтра. Наши юристы пытались их вежливо “посылать”. Выторговывать время, чтобы мы успели подготовить бумаги. И отказывались давать то, что по закону показывать мы не обязаны», — рассказывает Орлов. А Черкасов вспоминает, что торг шёл за каждый документ: юристы требовали назвать основание для его предъявления, прокуроры тут же искали их…

Всего за время проверок в московских офисах «Мемориала» прокурорам выдали 9000 листов документации. «Самое неприятное, что бумага и краска — наши», — вздыхает Черкасов.

Для ПЦ «Мемориал» это была уже не первая проверка. Но с таким «хамством и агрессией» организация раньше не сталкивалась. В коридорах офиса повисла тревога. В разговорах сотрудников звучало: «Началось». Через несколько дней Арсений Рогинский собрал сотрудников «Мемориала». «Ну что, ребята, нас сейчас начнут “пропускать” через этот закон», — сказал он.

Иллюстрация главы

Встреча общества и власти

2013

апрель

30 апреля Московская прокуратура подвела итог проверкам — и внесла представление.

В нём говорилось, что ПЦ «Мемориал» получает иностранное финансирование и занимается политической деятельностью. Таковой посчитали ведение списка политзаключённых, а ещё работу проекта «ОВД-Инфо». «Меня это даже обрадовало, — признаётся Александр Черкасов. — Вдруг прокуратура нашла бы нарушения в нашем уставе, в основной правозащитной деятельности… Но нет, политикой посчитали то, чем занималась “Хроника текущих событий” с 1968 года — ведение реестра политических преследований. А значит, ни у кого не могло возникнуть сомнений в нашей правоте».

Прокуратура потребовала от «Мемориала» самостоятельно зарегистрироваться в реестре «иностранных агентов». Представители ведомства решили вручить представление лично. Два сотрудника пришли в офис в Каретном ряду — и даже изъявили желание услышать позицию «Мемориала». Правозащитники тут же собрали совет организации. Власть и гражданское общество в лице своих представителей смотрели в глаза друг другу.

«Мемориальцы» начали выступать. «Мы говорили им в лицо всё, что думаем об этом законе, — рассказывает Олег Орлов. — Что сама по себе конструкция закона — антиправовая».

Как устроен закон FARA в США, на который ссылались наши законодатели? «Иностранным агентом» признают за лоббистскую деятельность в интересах иностранного патрона. Когда это можно доказать в суде. А в нашем законе есть коварная формулировка, что признать «агентом» могут «в том числе» за деятельность в интересах иностранных акторов, которые финансируют организацию. А что помимо этого «в том числе»? Где доказательство, что мы действуем в интересах тех, кто нас финансирует? Доказать это невозможно. Этот закон нужен, чтобы власть могла заклеймить своих противников.

Олег Орлов, правозащитник «Мемориала»

Прокуроры оказались не готовы к этому. «Они совершенно не привыкли, чтобы с ними так говорили, — улыбается Орлов. — Это было для них очень неожиданно и неприятно. Лица были перекошены. Но это был тот редкий случай, когда обычная для прокуроров в судебном заседании маска скучающего человека спала — и за ней открылись настоящие эмоции живого человека».

Прокуроры попытались ответить правозащитникам. Но, как вспоминает Орлов, «человеческих аргументов» они не нашли. Обошлись казёнными формулировками: «Есть закон и вы должны его исполнить».

«Мы говорили: вы ведь юристы — и сами должны понимать, что этот закон не имеет отношения к праву. Поэтому мы не будем его исполнять. И по их глазам было видно, что они это понимают. Мы сказали, что не будем лгать, что мы “иностранные агенты”, и самостоятельно регистрироваться в реестре». Прокуроры услышали этот ответ и ушли крайне недовольными.

Иллюстрация главы

Первое сражение

2013

Май-июнь

Началась серьёзная борьба. Юрист «Мемориала» Кирилл Коротеев вспоминает, что прокуроры сразу споткнулись на теме обоснования своих действий: «В основном их позиция сводилась к “проверяем, потому что можем”. Поэтому и я, и другие юристы “Мемориала” начали искать способы оспорить эти проверки».

«Мемориал» подал иск к столичной прокуратуре. Аналогичные иски «москвичи» помогли подготовить и другим «мемориальским» организациям в регионах. Юристы искали любую зацепку, исследовали практику Конституционного суда по жалобам на прокуратуру и сами подавали жалобы. В большинстве случаев их отклоняли.

Иски, жалобы, судебные заседания (где юристы «Мемориала» выступали в том числе в интересах других НКО) отнимали массу времени. Но у правозащитников не было ощущения, что их отвлекают от основной работы, вспоминает Олег Орлов.

«Мемориальцы» восприняли происходящее как открытие нового фронта. Власть попыталась загнать гражданское общество в тесные рамки, чтобы нейтрализовать его. И теперь к работе по конкретным кейсам добавилась борьба за общее дело. За то, чтобы раздвинуть навязанные рамки.

«После проверок стало понятно, что ничего хорошего ждать не стоит, — признаёт Орлов. — Конечно, удовольствия нам это всё не доставляло. Но никакого упадка духа и расстройства не было. Даже появился адреналин».

У всех было ощущение: «Да прорвёмся!». Ей-богу! Мы рассуждали так: хорошо — они нас сейчас будут заставлять выполнять требования закона об иноагентах. Ну а мы будем драться! Мы только привлечём дополнительное внимание к проблеме. Вы на нас наехали — так посмотрим, может, вы и зубы обломаете. Это будет большой и сильный скандал.

Олег Орлов, правозащитник «Мемориала»

По словам Орлова, каждый судебный процесс, каждая жалоба воспринимались как этап этой большой борьбы. Кроме того, их грела надежда на ЕСПЧ — ведь коллективная жалоба на закон об «иноагентах» была подана ещё в феврале 2013 года. «Мы ждали, что ЕСПЧ отреагирует, укажет власти, что положения закона противоречат Конвенции, — поясняет Орлов. — Не все верили, что российские власти тут же отменят закон. Но всё-таки власти тогда не могли просто проигнорировать постановление ЕСПЧ. Мы рассчитывали, что они изменят закон, что он не будет совсем уж репрессивным. И что его применение не будет массовым».

Сначала правозащитники ждали, что ЕСПЧ укажет на недостатки закона до того, как кто-то от него пострадает. Этого не произошло. «Когда уже пошли проверки, мы дополнили жалобу, — отмечает Орлов. — Всё, о чём мы предупреждали, начало реализовываться. Но ЕСПЧ трусливо молчал».

«Наши юристы ездили в регионы, участвовали в заседаниях по другим мемориальским организациям. Мы постоянно дополняли жалобу, сообщали Европейскому суду, как к нам применяют этот закон. Мы верили, что всё это важные этапы борьбы, что ЕСПЧ отреагирует на жалобу. И всё затраченное на юридическую работу, на суды время, все эти усилия обеспечат решение ЕСПЧ в нашу пользу. Надежды были такие — и это поддерживало в нас определённый оптимизм. Никто тогда не думал, что исход нашей борьбы предрешён. Мы дрались».

Олег Орлов, правозащитник «Мемориала»

Иллюстрация главы

Суд над антидискриминационным центром

2013

Июль-декабрь

В борьбе с антидискриминационном центром «Мемориал» прокуратуру не остановило ни мнение Ленинского районного суда, ни письмо ООН. В июле прокурор Адмиралтейского района Петербурга Александр Юрасов подал гражданский иск, в котором попросил суд обязать АДЦ «Мемориал» внести себя в реестр «иноагентов». А в ноябре уточнил исковые требования — и потребовал от суда признать организацию «иностранным агентом».

Иск прокурора не имел прецедентов. И если в начале борьбы правозащитники не позволяли себе унывать, то теперь риск признания «иноагентами» стал абсолютно реальным.

При этом внутри организации возник консенсус: центр в любом случае не будет работать под вывеской «иностранного агента». Для правозащитников, которые годами боролись с дискриминацией, несоблюдение дискриминирующего закона стало делом принципа. А клеймо «иноагента» означало бы для них новые риски — уже уголовного преследования.

Стефания Кулаева отправилась в Москву, чтобы обсудить ситуацию с коллегами из «Международного Мемориала». Она сказала, что АДЦ объявит о самоликвидации, если его признают «иностранным агентом». Но московские коллеги не поддержали это решение — они называли преследование петербургской НКО «эксцессом исполнителя». «Суд встанет на вашу сторону!» — уверяли её коллеги. А один известный адвокат вовсе поспорил на бутылку шампанского.

В суде АДЦ «Мемориал» защищала адвокат Ольга Цейтлина. Процесс продолжался несколько месяцев. Его кульминацией стал опрос эксперта обвинения — бывшего сотрудника ФСБ, а ныне главы кафедры политологии РГПУ им. Герцена Владимира Рукинова. Защита «выставила» двух других экспертов — историка Дмитрия Дубровского и политолога Елену Белорукову. «В судах нечасто возникает потребность в такой науке, как политология, особенно если сравнить её с психологией, лингвистикой, социологией и т. д., — писала в то время Белорукова. — Однако к политологам появился вопрос, который стал обсуждаться не только в университетских аудиториях, в научных журналах или на конференциях, но и в некоторых судебных процессах. Этот новый вопрос — является ли деятельность того или иного НКО “политической”».

Специалисты, привлечённые «Мемориалом», были шокированы выступлением эксперта прокуратуры.

Моя позиция была простой: я не понимаю, почему написание правозащитного доклада является «политической деятельностью». А дальше выступал господин Рукинов — и я был потрясён бессвязностью его высказываний. Они были странные, было серьёзное ощущение, что человек находится под психотропными веществами — он выкрикивал бессвязные фразы. Особенно запомнилось его выражение, что «каждый народ прилаживается к идеологии бессознательно». Он сыпал почему-то Гегелем, Фрейдом... Когда сделали протокол заседания, текст выступления Рукинова произвёл неизгладимое впечатление. Кажется, это можно назвать шизофазией — документ состоял из слабо связанных кусочков текста, которые только намекали на наличие знаний у эксперта.

Дмитрий Дубровский, историк

Но прокурор и суд услышали от Рукинова главное — фразу, что «правозащитная деятельность объективно политическая». «Это та идея, которая потом овладела Министерством юстиции и всем российским государством. Что якобы любой комментарий, любое критическое высказывание по поводу действий государства является политической деятельностью», — говорит Дубровский.

На одном из декабрьских заседаний представители «Мемориала» увидели съёмочную группу телеканала НТВ. Так они поняли, что судья готовится вынести окончательное решение. В репортаж НТВ попал момент, когда Кулаева рассмеялась во время разговора с адвокатом. На самом деле, в это время Цейтлина шептала ей на ухо: «Я тебе сейчас скажу, в чём самая жопа...»

На последнем заседании представительница прокуратуры заявила, что специально для суда ведомство рассекретило документ — запрос ФСБ к Росфинмониторингу. Из справки следовало, что Росфинмониторинг два года следил за счетами «Мемориала», за каждой выплатой зарплаты и гонораров.

12 декабря судья Анна Мороз удовлетворила требование прокуратуры и обязала АДЦ «Мемориал» подать заявление о включении в реестр «иностранных агентов». Центр начал процедуру ликвидации юридического лица.

Иллюстрация главы 6

Первая ликвидация (АДЦ «Мемориал»)

2014

апрель

Пока «Мемориал» бился с прокуратурой, их коллеги открыли «второй фронт». В 2013 году уполномоченный по правам человека Владимир Лукин, Костромской центр поддержки общественных инициатив и несколько правозащитников обратились в Конституционный Суд с жалобой на иноагентский закон. И вот утром 8 апреля «мемориальцы» внимательно следили за оглашением постановлениия КС. К всеобщему разочарованию, судьи не нашли оснований, чтобы признать словосочетание «иностранный агент» дискредитирующим. КС решил, что закон об «иноагентах» согласуется «с обеспечением конституционно значимых публичных интересов, а также с защитой государственного суверенитета».

В тот же день в Санкт-Петербургском городском суде сотрудники АДЦ «Мемориал» пытались обжаловать решение о принудительной регистрации в качестве «иностранного агента». Но после решения КС у правозащитников не осталось ни малейших иллюзий. И суд действительно «засилил» решение первой инстанции. Впрочем, ставить на себе клеймо «иностранного агента» организации уже не пришлось — ликвидация АДЦ «Мемориал» официально завершилась.

«Они решили, как крейсер “Варяг”, открыть кингстоны и пойти ко дну, пока их рано или поздно кто-нибудь ещё туда не отправил, — говорит Олег Орлов. — Этот выбор был предопределен давлением госорганов — рано или поздно их либо уморили бы штрафами, либо возбудили уголовное дело».

Команда АДЦ «Мемориал» продолжила правозащитную деятельность после ликвидации юридического лица. Они подготовили ещё больше докладов, которые так не нравятся прокуратуре. Например, исследования о положении рома во время войны в Украине, о дискриминации женщин в России или о проблемах народов тайги и Южной Сибири.

Помощник прокурора Дмитрий Смирнов, руководивший проверками центра, пошёл на повышение — стал начальником отдела по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности, межнациональных отношениях, противодействии экстремизму и терроризму прокуратуры Санкт-Петербурга. Александр Юрасов, чья подпись стоит на иске прокуратуры, стал заместителем прокурора города Санкт-Петербурга. А судья районного суда Анна Мороз, поддержавшая иск прокуроров, стала судьёй Арбитражного суда города Санкт-Петербурга.