Борьба

Закон об «иностранных агентах» вступил в силу в ноябре 2012 года. После этого все НКО, попадающие под определение «иноагента», должны были сами себя записать в реестр Минюста. Иначе — серьёзные штрафы, а затем и ликвидация.

Весной 2013 года в офисах «Мемориала» и «Голоса» прошли прокурорские проверки. От организаций потребовали зарегистрироваться в качестве «иностранных агентов». Коллеги по некоммерческому сектору замерли в ожидании — как поступят «Голос» и «Мемориал»? А те пытались использовать все возможные способы и аргументы, чтобы оспорить каждое прокурорское представление в судах.

Тогда в апреле 2014 года появилась так называемая «поправка Лугового». Депутат Андрей Луговой — бывший сотрудник ФСБ, обвиняемый в убийстве критика российских властей Александра Литвиненко, — предложил прописать в законе возможность принудительного включения «иноагентов» в реестр. С той поры и по сегодняшний день именно Луговой будет требовать всё новые ужесточения законодательства об «иноагентах».

— «Мемориал» действует в своих интересах, интересах своих членов и интересах неопределённого круга лиц. Никто с помощью грантов не манипулирует работой центра, — объяснял суду юрист «Мемориала» Кирилл Коротеев.

В итоге суд всё равно отклонил иск «Мемориала». И признал законными требования прокуратуры зарегистрировать НКО в качестве «иностранного агента».

Конечно, «Мемориал» обжаловал решение. А ещё юристы были уверены: несмотря на формальное поражение, они заслужили по крайней мере «симпатии зрителей».

В сентябре Мосгорсуд рассмотрел жалобу «Мемориала». В суде прокуратура конкретизировала, наконец, что именно она посчитала «политической деятельностью» организации. Как оказалось, ведомству не понравилось, что «Мемориал» поставил под сомнение законность действий полиции на Болотной площади. Впрочем, на суде вспоминали и доклад про «референдумы».

В марте 2015 года Тверской районный суд Москвы отказал правозащитному центру «Мемориал» в исключении из реестра «иностранных агентов». Тем не менее Орлов считает, что «Мемориал» тогда смог изменить отношение общества к этому «клейму». По его мнению, признание «иностранным агентом» стало в правозащитном сообществе своеобразной «медалью» за заслуги.

В апреле 2016 года в московском Доме кино должна была состояться церемония награждения участников ежегодного конкурса школьных работ «Человек в истории. XX век». «Международный Мемориал» проводил конкурс с 1990-х годов. Адвокат Марина Агальцова тогда только начала работать с ПЦ «Мемориал». Она пришла в правозащиту после нескольких лет успешной практики в коммерческом секторе: сменила офис на 50 этаже башни в «Москва-Сити» на поездки в Чечню и борьбу с ФСБ за доступ к архивам о советских репрессиях.

28 апреля 2016 года Агальцова увидела возле Дома кино группу странных людей, одетых в военную форму. Они пели какие-то частушки. Неподалёку на асфальте валялась яичная скорлупа, перепачканная в зелёнке. У входа стояли люди с плакатами «Хватит насиловать историю».

Адвокат зашла в фойе и увидела нескольких охранников. Раньше такого никогда не было — вход на церемонию всегда был совершенно свободным. Рядом люди пытались стереть с кожи и одежды зелёнку. Агальцовой рассказали, что члены прокремлёвского НОД напали на писательницу Людмилу Улицкую и стоявших с ней рядом людей — облили их зеленкой и попытались закидать яйцами.

«Лицо» НОД Мария Катасонова так объясняла действия своей организации: «…Иностранный агент “Мемориал” вместе с немецкими партнёрами обучал школьников и преподавателей со всей России альтернативной истории ВОВ».

В тот день в Дом кино пришла координатор программ «Международного Мемориала» Александра Поливанова. Она сфотографировала момент нападения и поговорила с пострадавшими. Оказалось, что зелёнкой облили одного из гостей церемонии — председателя исторического конкурса для школьников из Норвегии. Позже Поливановой удалось выяснить, почему этот мужчина стал мишенью для «нодовцев». Неподалеку от Дома кино, у забора, она нашла огромный шприц с зеленкой, а рядом с ним скомканные бумажки — распечатки фотографий Улицкой и немецкого дипломата. Тот оказался похож на норвежского историка. Поливанова предположила, что организаторы этой акции выдали активистам НОД фотографии «мишеней» — но те обознались и вместо дипломата напали на историка.

Она рассказала об этом СМИ. А вечером прочитала заявление депутата Госдумы Евгения Федорова, покровителя НОД. Он утверждал, что некие рассерженные граждане сами решили проявить такую инициативу. «Но он не читал независимые СМИ и не знал, что вместо дипломата зеленкой облили неизвестного историка, — вспоминает Поливанова. — Поэтому уверенно повторял, что атаке подвергся немецкий дипломат. Так мы поняли, кто за всем этим стоит».

Вскоре в одном из северокавказских регионов у Орлова состоялся тяжёлый разговор с доверительницей. Правозащитники оказывали юридическую помощь её мужу, который оказался за решёткой по сфабрикованному обвинению. Женщина поблагодарила за работу и попросила больше не помогать.

Орлов и коллеги продолжали работу. Но таких разговоров становилось всё больше. «Симпатии зрителей», быть может, всё ещё были на стороне правозащитников. И признание «иностранным агентом» в соцсетях сравнивали со присвоением почётного звания. Но сотрудничество с госорганами практически остановилось. Семинары, программы, способы работы — всё приходилось менять. И нужно было изобретать способы помогать так, чтобы не навредить доверителям.

Примерно в это же время на ту же позицию попала студентка юрфака Тамилла Иманова. Со всем юношеским максимализмом она хотела тут же ринуться в бой — спасать невинно осуждённых, помогать жертвам пыток. Что ж, эта возможность ей скоро представилась.

В марте 2019 года в Ингушетии прошли масштабные протесты против соглашения о границе с Чечнёй. Были и столкновения с полицией. Нескольких участников митинга задержали и обвинили в попытке создать экстремистское сообщество — с целью устроить беспорядки. Их процесс назвали «ингушским делом». «Мемориал» помогал оказывать юридическую помощь арестованным — правозащитники посчитали их политическими заключёнными, пострадавшими при реализации конституционного права на мирный протест. Местным властям это не понравилось. В офисах организации «Правовая инициатива», которая тоже оказывала юридическую помощь фигурантам дела, прошли обыски. К тому же готовился и «Мемориал». Но вместо спецназовцев в офис пришли почтальоны с постановлениями о штрафах по КоАП. Оказалось, что сотрудники ингушского центра «Э» внимательно изучили все сайты и соцсети, связанные с обоими «Мемориалами», — и обнаружили, что кое-где нет «иноагентской» маркировки. Об этом они сообщили в Роскомнадзор — и «Мемориалам» массово начали выписывать штрафы.

Молодые специалисты подошли к делу со всей серьёзностью. Стали искать разъяснения Минюста о том, как правильно маркировать все материалы «иностранного агента» — от брошюр в формате pdf до страниц в соцсетях. Оказалось, что по этому вопросу нет ни разъяснений, ни судебной практики, чётко определяющей правила.

«Готовясь к первым судам, я наивно полагала, что мы их выиграем, — вспоминает Тамилла Иманова. — Ведь мы подготовили хорошую аргументацию, почему в том или ином случае маркировка была не нужна. Например, нам выписали протокол за отсутствие маркировки на книгах памяти жертв репрессии — но они формально даже не являлись материалом “Мемориала”, мы просто не имели права их маркировать».

На первых заседаниях судья внимательно слушала юристов, задавала им много вопросов. Морозова и Иманова были уверены, что суд вместе с ними разберётся в ситуации. И войдёт в положение — пусть даже согласится, что материалы нужно промаркировать, но не назначит штрафа. В конце концов, за все годы с момента признания Мемориала «иноагентом» никаких претензий у Минюста к этим материалам не было.

Поливанова пыталась придумать, как превратить скучные и однообразные заседания в события, о которых можно рассказать потенциальным жертвователям. Но что можно устроить в суде, который и длится-то по 15 минут с предсказуемым результатом… Как объяснить жертвователям, что происходит на этих заседаниях, если там даже нельзя фотографировать? На помощь пришёл старый жанр cartoon sketch — рисунки из зала суда. Так называли зарисовки художников с самых громких процессов. Теперь на каждый процесс приглашали художников — и они изображали происходящее в суде.

Идея понравилась людям. Посты с работами помогли собрать шесть миллионов всего за полтора месяца. А сами художники стали поддержкой для двух уставших от однообразия и несправедливости юристок.

Олег Орлов вносил свои замечания. Напротив него, поглядывая в свои заметки в ноутбуке, расположилась Поливанова. Вдруг посреди речи Орлова её лицо изменилось. Коллеги забеспокоились: неужели слова Орлова могли её так расстроить? Но Поливанова успокоила коллег и снова опустила глаза в ноутбук.

Она не хотела рассказывать им, какое письмо получила. Поливанова снова и снова перечитывала его, а затем обводила глазами коллег. «Нет, только не сейчас, — убеждала она себя. — Если я зачитаю письмо, никто больше не сможет думать ни о чём другом. Нужно держаться и закончить начатое дело. Иначе мы не сделаем этого никогда».

В тот день на Каретном Ряду так и не удалось принять политику безопасного общения. Несмотря на все усилия Поливановой, коллеги скоро заметили уведомления на своих телефонах. Совещание на тему харассмента тут же закончилось.

Первым делом нужно было отправить релиз для СМИ. Но текст просто не писался. «Больше часа мы пытались сформулировать 15 простых строчек. Наконец, мы опубликовали этот несвязный текст. И тут же взорвались телефоны. Я отвечала на всех языках, которые знала, повторяла одни и те же слова. А внутри было ощущение полного ужаса…»