«Государство дало мне ещё один шанс послужить»
Адвокат Игорь Банарцев рассказал, почему взял в руки оружие
Российская адвокатура по-разному отреагировала на «частичную мобилизацию». Одни члены корпорации требуют «брони» для всех адвокатов, другие покинули страну. Но есть и те, что отправились в военкомат. «Улица» поговорила с Игорем Банарцевым – адвокатом из Казани, который приостановил статус, чтобы поступить на военную службу по контракту. Прямо сейчас он находится на границе – и «иногда заходит на территорию Украины», чтобы «выполнить свои задачи». Банарцев рассказал «Улице», почему решил принять участие в «спецоперации» – и что он думает про Генри Резника и коллег с другим мнением.
– Чем вы занимались в мирной жизни? На какой теме специализировались в своей практике?
– Я был адвокатом в Казани. Специализировался в основном на уголовных делах – но ходил и в «арбитраж».
– У вас большой стаж?
– Нет, три года.
– А до этого где работали?
– В МВД.
– Вы пошли на фронт добровольцем?
– Я пошёл, можно сказать, добровольцем. Мне предложили должность – я пошёл.
– Почему вы решили пойти воевать?
– Почему сразу «воевать»? Не воевать, а участвовать в спецоперации.
– Хорошо, почему вы решили участвовать в «спецоперации»?
– Потому что считаю, что это долг каждого гражданина – защищать свою Родину.
– Защищать от кого?
– А с кем мы воюем?
– С украинцами.
– Мы воюем не с украинцами. Мы воюем с Западом. Со всеми странами НАТО. С англосаксами, вечно ненавидящими русских.
– Но ведь они не нападали на нас – это мы ввели войска на территорию Украины.
– А вы считаете, что там нормальная политика была – и русскоязычное население не притеснялось бандеровцами?
– Я считаю, что одно суверенное государство не может нападать на другое суверенное государство.
– Украина не суверенное государство, это придаток России, начиная с Киевской Руси. Вы не услышите от меня то, что хотите. Я всегда буду на стороне своего государства, даже если оно будет неправо. Не надо мне говорить, что мы напали. Вы не хотите защитить Родину? Вы задаёте провокационные вопросы – и задаёте их так, чтобы получить ответы, которые вам нужны. Вы от меня их не услышите.
– Хорошо. А почему вы не записались в добровольцы 24 февраля, почему ждали мобилизации, чтобы сделать это?
– Я не ждал мобилизации. Я устроился до мобилизации.
– Когда это примерно произошло?
– Летом. Это было до мобилизации.
– Вы записались летом – но вас отправили на фронт уже в сентябре?
– Какое-то время ушло на оформление документов, прохождение медкомиссии. Мобилизованные проходят медкомиссию быстро, а я шёл конкретно служить по контракту.
– И когда вас отправили служить?
– Я уехал после получения приказа в начале сентября. У меня немножко другая специфика, поэтому оформление заняло больше времени.
– Вы можете сказать, где вы сейчас находитесь?
– Я сейчас нахожусь на границе. Наша группа иногда заходит на территорию Украины, выполняет свои задачи, затем мы возвращаемся. Но у меня стоит гриф «секретно» [в приказе] – поэтому я не могу сказать, чем именно я занимаюсь. Но выполняю определённые спецзадачи.
– Вы можете сказать, где стоите? Или это тоже секрет?
– Нет, не секрет. В Воронежской области. Конкретное место не скажу.
– У вас есть какой-то военный опыт?
– У меня 21 год выслуги в МВД и армии. Четыре года – в армии, 17 лет – в МВД.
– Как отреагировали в военкомате, когда вы пришли подписывать контракт? Они не удивились?
– Конечно, они удивились, что я пришёл, несмотря на то что уже являюсь пенсионером [по выслуге лет в правоохранительных органах]. А так – нет, не удивились.
– А сколько вам лет?
– 43 года.
– Простите за личный вопрос, но вы не женаты и у вас нет детей?
– Женат, дети есть.
– А как они отреагировали на ваше решение участвовать в «спецоперации»?
– Нормально, адекватно.
– А как же доверители? Получается, вы разорвали с ними соглашения?
– Естественно, я закончил с ними работу – и потом уже поехал. Как адвокат я все свои обязанности выполнил.
– Вы смогли сами со всеми подзащитными завершить работу – или передали всё же некоторых своим коллегам?
– Со всеми закончил сам.
– Как они отреагировали на ваше решение уехать на фронт?
– Положительно. Но с удивлением, конечно. И не хотели отпускать – у них ещё были вопросы. Но я их не взял. Я доработал начатое – и не взял новые [поручения], чтобы уйти.
– Получается, вы давно собирались пойти на фронт – раз целенаправленно заканчивали работу со всеми и не брали новых задач?
– Вообще не собирался. Но позвонили сослуживцы. Спросили: «Не хочешь ещё послужить?» Я сказал: «Возможно». И в итоге согласился и пошёл.
– То есть на вас повлияли ваши сослуживцы?
– Не повлияли, просто спросили, есть ли у меня желание ещё послужить Родине. Я сказал, что есть.
– Вы приостановили статус адвоката?
– Да, я приостановил его сразу, как вышел приказ о том, что я зачислен в списки Министерства обороны.
– А что вам сказали в палате?
– Я не советовался особо ни с кем.
– И в палате никак не прокомментировали причину приостановки статуса?
– Они узнали о ней уже после того, как я ушёл на фронт.
– В СМИ пишут, что добровольцам и мобилизованным приходится покупать экипировку на свои деньги. Вам тоже пришлось?
– Нет, мне всё выдали. У меня другое подразделение – мне выдали всё, что мне нужно.
– Вы прошли обучение?
– Мне не нужно было обучаться. Я специалист [в определённой военной области] – и поэтому мне предложили принять участие в спецоперации.
– Вы даже примерно не можете сказать, в какой области вы специалист?
– Нет, потому что за нас очень много дают там [в Украине]. (Смеётся.)
– Как вы добирались до фронта?
– Мне дали ВПД (воинский перевозочный документ. – «Улица») – его даёт Минобороны вместо билета на транспорт. Он даёт право бесплатного проезда до нужного места. Я ехал на поезде, затем летел на военном самолёте.
– Что вы думаете о «СВО», находясь там?
– Мы всё правильно сделали. Давно этот конфликт назревал. Как-то его надо было уже разрешить.
– Правильно? Но ведь Украина не нападала на Россию – это Россия напала на Украину.
– Конфликт назревал с 2014 года, если что.
– А из-за чего он возник в 2014 году?
– Вы не знаете, что там происходило. В канавах находили трупы мирных жителей. Это очень страшно. Как в Великую Отечественную войну. Людей расстреливали. Вы просто не видели этого.
– А что вы скажете по поводу информации о трупах мирных жителей, которые находят на украинских территориях, с которых уходит российская армия?
– Я не могу вам это прокомментировать.
– Извините, но повторю вопрос. У вас изменилось отношение к «спецоперации» после того, как вы оказались на фронте? Может, у вас изменились взгляды на что-то – или мнение о чём-то?
– Взгляд один и тот же. Мы не можем обсуждать своих лидеров. Мы должны внутри страны разбираться, если мы чем-то недовольны. А когда мы воюем с внешним врагом, мы не должны [публично] разбираться с [нашими лидерами] – мы сначала должны завершить этот конфликт, а потом всё остальное.
– То есть даже если у вас сейчас есть какое-то недовольство по поводу происходящего, вы не будете публично говорить о нём?
– Ну да.
– Мы можем не уходить в детали. Вы можете просто ответить, изменилось или нет ваше отношение к «спецоперации» после того, как вы оказались на фронте.
– Нет, моё отношение к спецоперации не изменилось. Я полностью поддерживал её и считал нужным её проведение. Но, конечно, не так, как сейчас это происходит. Это можно было как-то побыстрее сделать. Но как уж есть.
– А как вы относитесь к мобилизации?
– Если наше правительство посчитало её необходимой, то она нужна. Хотя я думаю, что нет – мы бы и так справились. Потому что для гражданских людей это шок. Представьте, вы сидите дома, работаете на гражданской работе – а вас вытаскивают в окопы.
– А к тому, что некоторые адвокаты требуют для себя брони?
– Большинство адвокатов, конечно, пенсионеры силовых структур. Я считаю, что они пойдут и тут проблемы нет. Вопрос в том, возьмут ли их – они в возрасте. А тех, кто вообще не служил, и так не возьмут. Для чего эта бронь нужна? Бессмыслица.
– Но СМИ постоянно публикуют информацию о том, что гребут всех без разбора.
– Гребли и гребут, но сейчас их собираются возвращать. Очень многих возвращают домой. Они приезжают сюда [на фронт], [командиры] смотрят на их физическое состояние и понимают, что нет, куда его, – и назад отправляют. Очень многие уехали домой. Не переживайте. Тем более ещё ни одного мобилизованного нет в окопах. Никого. Все они по частям разбиты, проходят какое-то обучение. То есть они ещё не задействованы. Никак. Ни один.
– Как вы относитесь к тем, кто покинул страну, чтобы не попасть под мобилизацию?
– Никак. Мне всё равно. Считаю, что это их право: хотят – пусть едут.
– А вы не боитесь погибнуть?
– (Смеётся.) А вы не боитесь смерти?
– Боюсь. Я говорю про естественный человеческий страх смерти.
– Ну вот. И у меня он есть.
– Тогда зачем вы сами пошли на фронт, где риск умереть очень высок?
– Я хотел ещё послужить. Государство дало мне ещё один шанс послужить – и я пошел. Ну, находиться в своем возрасте на пенсии и быть просто адвокатом, не в системе – для меня это как-то… Мне ближе система. Я хочу находиться на государственной службе. В адвокаты успею. Но в этом историческом промежутке времени мне захотелось быть здесь.
– А вы не боитесь убивать?
– (Молчит, затем медленно выдыхает.) Я не боюсь убивать человека, который стреляет в меня. Но я не буду стрелять в того человека, который не берёт в руки оружие, – то есть в мирного жителя.
– Что вы будете делать, когда вернётесь домой?
– Буду снова адвокатом.
– Вы не опасаетесь, что после «спецоперации» часть коллег откажется с вами общаться из-за вашего участия в боевых действиях?
– Ради бога.
– До того, как вы отправились на фронт, у вас были ссоры с коллегами, которые придерживались другого взгляда на «спецоперацию»?
– Нет. Каждый может выражать своё мнение как хочет. Но никто и не был против. Все только возмущались, почему всё длится так долго – и [российская армия] не может сделать всё быстрее и эффективнее. Потому что у нас [в адвокатуре] – в основном бывшие военные и сотрудники [правоохранительных органов]. С теми, кто не служил, мы не общались на эту тему – общались на другие.
– Не знаю, слышали вы или нет, но из Совета ФПА уже вышли два члена – Вадим Клювгант и Константин Добрынин. А на следующей ротации из Совета ФПА выйдет Генри Резник. Они не указали прямо на причину своего решения, но это произошло сразу после того, как на сайте ФПА появилось заявление вице-президента палаты Геннадия Шарова о том, что в ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях будут созданы свои адвокатские палаты. Как вы относитесь к этому поступку коллег?
– Это их решение. Пусть выходят – и до свидания. Ради бога.
– Вы не видите в этом раскола адвокатуры?
– Нет, конечно. Какие-то три человека вышли – и это раскол адвокатуры? Вы думаете, что все пойдут за Резником? Да плевали все на него. Раскол… (Смеётся.)
– Вас будут читать украинские адвокаты, многие из которых сейчас пошли добровольцами на фронт. Что бы вы хотели им сказать?
– Это их право. Они защищают свою Родину, мы свою.