«Хочу я этого, не хочу – меня никто не спрашивает»
В суде допросили потерпевшего по делу адвоката Хасавова
В Измайловском суде продолжаются слушания по обвинению адвоката Дагира Хасавова в создании ОПГ для давления на представителя потерпевшего. Допросу последнего и было посвящено последнее заседание. Правда, большую часть времени в суде обсуждали совсем другой процесс. Адвокат Хасавов продолжал защищать уже осуждённых доверителей – и доказывал, что имел все основания назвать потерпевшего лгуном. А тот сбивчиво рассказывал о поступивших в его адрес угрозах, но не мог их вспомнить дословно, так как «прошло много времени».
В среду, 26 августа, в Измайловском районном суде состоялось очередное заседание по делу адвоката Дагира Хасавова. Как и раньше, в зал пустили только участников процесса и немногочисленных журналистов – родным отказали, напомнив об угрозе коронавируса. В этот раз Хасавова защищал новый адвокат – Александр Лебедев. Не так давно он сам был оправдан по делу о воспрепятствовании правосудию; тогда его защитником выступил Генри Резник – вице-президент ФПА и глава федеральной Комиссии по защите прав адвокатов. Других адвокатов Хасавова в зале не было.
Напомним, Дагир Хасавов был арестован в ходе процесса над его подзащитным Раюдином Юсуфовым – заместителем бывшего премьера Дагестана Абдусамада Гамидова. Оба чиновника обвинялись в хищении бюджетных средств, выделенных на реконструкцию спецучреждения для временного содержания иностранцев (ч. 4 ст. 160 УК). Потерпевшей стороной Следственный комитет признал КУ «Дирекция единого государственного заказчика-застройщика». Изначально представитель «Дирекции» Артур Хавчаев заявил в суде, что никакого ущерба организации нанесено не было. Но потом в процессе появился другой представитель «Дирекции» – Арсен Фатуллаев. Вопреки показаниям Хавчаева он заявил, что растрата всё же была, и предъявил гражданский иск к обвиняемым. Через несколько дней после этого был задержан Хасавов. По версии следствия, адвокат организовал группу лиц, в которую также входили Вадим Юсуфов и Абдусалам Джамалутдинов. Он якобы руководил ими с целью принуждения Фатуллаева к даче ложных показаний – и введения судьи Лефортовского районного суда Москвы в заблуждение (ч. 4 ст. 309 УК). Доказательствами стали три голосовых сообщения, которые записал Хасавов («Улица» публиковала расшифровку этих записей).
10 сентября 2019 года он направил сообщения сыну своего подзащитного – Вадиму Юсуфову. Последний, по версии следствия, через посредника перенаправил их Фатуллаеву. После этого Джамалутдинов якобы вступил с представителем потерпевшего в непосредственный контакт и «сообщил о необходимости отзыва поданного им искового заявления и изменения ранее данных в суде показаний». 17 сентября Хасавов пришёл в Лефортовский районный суд на очередное заседание по делу, но в самом начале процесса его задержали сотрудники спецназа ФСБ. Хасавов и Джамалутдинов почти год находятся в СИЗО; частично признавший вину Юсуфов – под домашним арестом. Пока шло следствие по делу Хасавова, его подзащитный Раюдин Юсуфов был признан виновным и осуждён – как и Абдусамад Гамидов.
На прошлом заседании прокурор огласил обвинение, по которому Хасавов создал ОПГ для давления на Фатуллаева. Адвокат возразил, что следствие, а за ним и прокуратура криминализировали его законное намерение опросить представителя потерпевшего. Первый свидетель по делу – Юсуф Юсуфов (брат осуждённого Раюдина Юсуфова) – заявил во время допроса, что попытки Хасавова встретиться с Фатуллаевым были продиктованы намерением поговорить и «пристыдить при родителях» за «неправильные пояснения», данные в суде. Свидетель настойчиво подчёркивал, что речь не шла и не могла идти о принуждении Фатуллаева к даче ложных показаний, поскольку в Дагестане «не принято врать».
«Мы ждём, что ты нам расскажешь»
26 августа в зал суда вместе с прокурором вошёл потерпевший Арсен Фатуллаев. Не поднимая глаз, он сел за отдельный стол рядом с гособвинителем. К этому моменту Хасавов с Джамалутдиновым уже были в «аквариуме», а Вадим Юсуфов сидел на скамейке для слушателей. Неожиданно он громко поздоровался с Фатуллаевым и спросил, как у него дела. Тот тихо ответил на приветствие и задал тот же вопрос. Юсуфов сказал, что у него «всё нормально», и громко добавил: «Мы ждём, что ты нам расскажешь». Видимо, замешательство потерпевшего вынудило Юсуфова уточнить: «Ты меня знаешь? Я Раюдина сын». «А, теперь знаю», – тихо ответил Фатуллаев.
В зале повисла неловкая тишина. Ранее адвокаты и родственники подсудимых говорили «Улице», что даже не надеются на явку Фатуллаева и ждут оглашения данных им показаний. Поэтому его появление в суде вызвало у присутствующих лёгкий шок – но и предвкушение чего-то важного на заседании. К всеобщему облегчению, через 10 минут в зал вошёл судья.
Заседание почти сразу началось с допроса потерпевшего. Арсен Фатуллаев представился и сообщил, что работает в минстрое по Дагестану: занимает должность начальника управления финансов и административно-правового обеспечения. Отвечая на вопросы гособвинителя, Фатуллаев, сильно запинаясь, напомнил, что в процессе над Гамидовым и Юсуфовым представлял «Дирекцию» и заявил гражданский иск к обвиняемым, одного из которых защищал Хасавов. Довольно быстро прокурор перешёл от дела о хищении к делу об угрозах:
– Было ли оказано на вас воздействие с чьей-либо стороны в связи с дачей вами показаний – и каким образом это происходило?
– После 9 числа, когда меня признали представителем потерпевшего в суде, допрос начался сперва… После этого я потом уехал в гостиницу. И ночью уже в гостинице мне приходили СМС-сообщения, голосовые сообщения… Точно не помню цифру: по-моему, три или четыре сообщения было. До начала следующего процесса. Голосовые сообщения были адресованы, исходя из разговора, адвокатом. Чтобы встретиться со мной, переговорить по данному вопросу, «почему лживые показания даёте», в таком формате. После этого [я] всё равно пошёл на процесс. Не согласился встретиться с этим адвокатом, ни с кем-либо. Приехал на заседание, там же выступил и после этого уехал.
Затем прокурор задал вопросы о времени и месте получения сообщений. Фатуллаев почти на всё отвечал: «Не помню», «Столько времени прошло». Затем сообщил, что получил записи от коллеги по минстрою Абдулахада Юсуфова (он проходит по делу в качестве «неосведомлённого о преступных намерениях ОПГ»). Прокурор поинтересовался, что потерпевший почувствовал, прослушав сообщения:
– Содержание этих сообщений какого характера было? Содержали ли они какие-либо угрозы? Как вы восприняли?
– Воспринял, конечно, как угрозу. Потому что одни из слов были, что я вернусь в Дагестан, там сопровождения не будет, и он там останется, типа того. Ну, вот такие разговоры были. Более конкретно, конечно, не помню, потому что не сохранил – удалил сообщения. У меня их не осталось.
По словам Фатуллаева, он вернулся в Махачкалу, где получил звонок от Джамалутдинова, который представился работником минфина. Фатуллаев подумал, что тот хочет поговорить с ним по работе – и сам назначил место и время встречи. Они увиделись рядом с минстроем. По словам потерпевшего, Джамалутдинов интересовался, почему Гамидова и Юсуфова обвиняют в хищении бюджетных средств, если здание изолятора было построено. «Я объяснял ему, что ИВС построили одни, а деньги там перевели другой фирме. Эти деньги были потрачены не на ИВС», – рассказал потерпевший. Он также сообщил, что встреча с Джамалутдиновым состоялась уже после его обращения в правоохранительные органы из-за аудиосообщений – и их разговор фиксировался сотрудниками.
Адвокат Джаннат Курбанова, защищающая Джамалутдинова, задала Фатуллаеву несколько уточняющих вопросов. Он подтвердил, что 12 сентября, выступая в Лефортовском суде [по делу о хищении], заявил, что отказывается от дальнейшего присутствия в процессе. А 15 сентября сам перезвонил Джамалутдинову и назначил встречу у минстроя. Тот, по словам потерпевшего, пришёл с внуком и торопился. Фатуллаев подтвердил, что разговор был спокойным, давления и угроз не было: «Если бы были, я бы запомнил». Григорий Шкаликов, адвокат Вадима Юсуфова, поинтересовался лишь о том, знает ли Фатуллаев его подзащитного. «Сейчас только познакомился», – ответил потерпевший.
«Моя работа такая»
Новый адвокат Хасавова, Александр Лебедев, остановился на деталях участия Фатуллаева в процессе о хищении:
– Вы в показаниях рассказали, что при встрече [с Джамалутдиновым] 15 сентября объяснили, как попали на судебное заседание [9 сентября]. Можете поподробнее описать?
– Сейчас подробности такие не вспомню я, честно сказать. Реально. Смотря какие подробности вас интересуют… Вызвали, сказали в руководстве: «Выступи представителем потерпевшего, потому что “Дирекция” – одно из наших учреждений»… Там же этот вопрос тоже обсуждался. Тот, кто был до меня [Хавчаев], не устраивал руководство – то, что он говорил. Но я не знаю точно. Поехал, по доверенности выступил в суде…
– В форме приказа было предложение выступить представителем потерпевшего?
– Нет, просто доверенность выписали и всё.
– У вас выбор был, отказаться или нет?
– Если бы я отказался, то кого бы [отправили]?
Лебедев явно остался недоволен результатами допроса и попросил суд разрешить огласить стенограмму встречи Фатуллаева и Джамалутдинова, за которой наблюдали сотрудники. После непродолжительного обсуждения, несмотря на первоначальные возражения прокурора, судья согласился с защитой. Прокурор зачитал стенограмму – как всегда скороговоркой, не особо заботясь о немногочисленных слушателях в зале суда.
Согласно стенограмме, которая имеется в распоряжении «АУ», Фатуллаев в беседе с Джамалутдиновым несколько раз повторял, что не давал показаний на обвиняемых – лишь признал ущерб и подал гражданский иск. Он подчёркивал, что во время строительства ИВС не работал в минстрое. И добавил, что отказ от роли представителя потерпевшего был бы не просто бессмысленным, но и повлёк бы негативные последствия. «Не от меня зависящее обстоятельство. Там другие выступят, если я не буду выступать, там другие выступят. Я понимаю, разговоры разные, и ребята тоже говорили: зачем там надо было, то-сё. Хорошо, я же начальник управления... Написать заявление, уходить? Потом что мне с семьёй [неразборчиво], им что делать, он хотел подставить. Я сказал, что не могу, поэтому моя работа такая, хочу я этого, не хочу – меня никто не спрашивает. Если не я, то другой будет, – объяснял Фатуллаев. – Вот ты тоже работаешь в минфине, ты тоже исполняешь. Ты же не можешь сказать, что не могу… Другой же придёт и сделает. Ещё будут говорить кучу неприятных слов. Мне зачем эти служебные проверки нужны, расследования, которые сейчас проводят по поводу Хавчаева?»
После оглашения стенограммы Лебедев попросил Фатуллаева пояснить слова об увольнении – значит ли это, что его принуждали выступить в качестве потерпевшего? Потерпевший ответил, что вкладывал другой смысл в эти слова: «Я же представляю интересы минстроя. У нас куча уголовных дел, гражданских дел. Если я каждый раз буду выбирать: “Не могу, не могу, не могу”, то смысл мне [неразборчиво] сидеть. Я этот смысл передавал – мне что, писать заявление и уходить?».
«Я хочу изобличить его перед вами ещё раз»
Инициативу у Лебедева довольно быстро перехватил его подзащитный Хасавов – он ещё сильнее погрузил участников процесса в дело о хищении. Трудно было понять, помнит ли вообще Хасавов, что в этом суде он должен защищать себя – а не своих уже осуждённых доверителей по другому делу. С каждым вопросом темп и жёсткость допроса усиливались. И потерпевший не выдержал: сначала пожаловался суду на вопросы, «не имеющие отношение к делу», а затем стал неожиданно громко защищаться от нападок Хасавова. Впрочем, суд не прерывал перепалку, пока об этом не попросил прокурор:
– Какое это отношение имеет к настоящему делу, предметом которого являются угрозы потерпевшему?
– Прямое! – перебил его Хасавов. – Половина томов [этого] дела связана с делом Гамидова и Юсуфова. Я назвал его [Фатуллаева] лжецом, потому что он дал ложные показания. Я хочу изобличить его перед вами ещё раз!
Фатуллаев возмутился: «Взрослый [же] человек…» Началась перебранка, которую судье с трудом удалось остановить. После этого на все вопросы по делу о хищении потерпевший раздражённо отвечал: «Не могу ответить».
Тогда Хасавов решил, наконец, вернуться к своему процессу – и напомнил об аудиосообщениях, в которых говорилось о возможной встрече с Фатуллаевым. Он спросил, почему предложение встречи было воспринято как угроза. «Хотели встретиться с моими родственниками, поехать к моим родителям, вытащить их на какой-то “cуд”, – пояснил потерпевший. – Пристыдить меня при родителях, что я лжец, пришёл кого-то обвинять, лгу на всех заседаниях». Все попытки Хасавова узнать, какие именно слова Фатуллаев счёл угрозой, закончились ничем. Тот пояснял, что не помнит конкретных слов, но они есть в материалах дела, ведь «столько времени прошло». «Я столько времени сижу здесь», – едко бросил Хасавов, а затем перешёл к рассуждениям о кавказских традициях:
– В Дагестане, когда что-то случается, кто-то кого-то в чём-то обвиняет, принято ходить к родственникам?.. Для того чтобы понять, исходя из чего вы это сделали? Если они считают, что вы оклеветали их отца, близкого, брата. Это принято в Дагестане?
– Если бы этот вопрос, как вы говорите, предлагался – это не делается так. Я вам приведу пример с Джамалутдиновым. Ему что-то не ясно было, не понял он что-то, он позвонил мне и сказал: «Давай встретимся, мне разъясни, пожалуйста. Вот это вопрос другой»… Он же не пошёл к моим родственникам.
– Точно так же я мог встретиться с вами и получить разъяснения?
– Вы адвокат. У вас материалы дела есть… Вы могли бы? Я не знаю, не могу сказать – положено, не положено [адвокату]. А могли бы как человек, конечно.
– А что тогда незаконного в моём желании встретиться с вами?
– Вы слова передавали угрожающие…
Хасавов вновь попросил Фатуллаева назвать, какие именно слова он счёл угрожающими – но тот их не вспомнил.
«Называл меня лжецом»
После ещё двух десятков вопросов по делу о хищении, к которому Хасавов незаметно для всех вернулся, прокурор попросил огласить показания Фатуллаева – из-за противоречий. Суд привычно поддержал ходатайство обвинения вопреки возражениям защиты. Следователь стал монотонно зачитывать показания, которые в материалах дела были переданы правильным русским языком – «следственными словами». Так, на прошлом заседании свидетель из Дагестана назвал показания, написанные с его слов сотрудниками СК.
Половина зачитанных документов касалась дела о хищении. Но часть всё-таки затрагивала вопрос аудиосообщений, записанных Хасавовым. «Данный мужчина в разговоре с собеседником пояснил, что я “врал” в судебном заседании, что мне срочно нужно его найти, и тогда меня сделают “известным на весь Дагестан”. Также в первой аудиозаписи мужчина говорил, что сотрудники правоохранительных органов используют меня как “одноразовое изделие”. На обеих записях мужчина настойчиво предлагал мне связаться с ним, и что он мне скажет “что говорить и как себя вести в суде”, – говорится в показаниях Фатуллаева (есть у редакции). – Мужчина называл меня “лжецом”, сообщал собеседнику, что “знает моих родителей” и был крайне недоволен моей позицией по поводу выступления в судебном заседании, также мужчина сказал, [что] “мне придётся за всё ответить” и что “ко мне домой придут”. Его слова я воспринял как угрозу своей жизни и здоровью». (Напомним, «Улица» опубликовала полную расшифровку аудисообщений.)
Кроме того, на одном из допросов Фатуллаев отметил, что обвинения Хасавова в даче им ложных показаний не соответствуют действительности. А слова адвоката о том, что он поступил не как дагестанец и не как мужчина, «опорочили честь и достоинство и для любого кавказца являются унизительными». По мнению Фатуллаева, публикация Хасавовым обвинений в его адрес могла закончиться «давлением, в том числе применением физического насилия».
После оглашения показаний Хасавов спросил у Фатуллаева:
– Если бы я сказал, что вам придётся отвечать за дачу ложных показаний в уголовно-правовом порядке, это было бы угрозой?
– Нет.
– Если бы я сказал, что вы оклеветали… вам придётся ответить перед богом на том свете – это была бы угроза?
– Слушайте, если оклеветал, мне придётся так и так ответить перед богом.
– Ответьте на вопрос.
– Нет, естественно.
<…>
– Ваш допрос, который был в последующем мной опубликован, то есть ваш допрос, ваши слова, если бы об этом узнали в Дагестане, это как-то угрожало вам?..
– Я думаю, да.
– Почему? Вам кто-то обещал, что они будут секретными и недоступными никому?
– Нет, не обещал мне никто.
– А как это может быть: в суде вы говорили одно, но при этом хотели утаить от земляков.
– [Неразборчиво]
– Ну, всё ясно. Позиция понятна.
После этих слов допрос потерпевшего быстро завершился. Следующее заседание суд назначил на 3 сентября.