«Нужно думать и о следующих десятилетиях»

В последние годы экологические активисты судятся с государствами, пытаясь повлиять на проблему изменения климата. Российские юристы Дарьяна Грязнова и Григорий Вайпан тоже решили подать климатический иск к президенту и правительству РФ – с требованием значительно снизить выбросы углекислого газа. Для этого юристам пришлось разобраться в экологической политике и проштудировать тысячи страниц отчётов Росгидромета и МГЭИК. В итоге истцы получили отказ от российского суда – и теперь намерены подать жалобу в ЕСПЧ, чтобы повлиять на его практику. «Улица» обсудила с Грязновой и Вайпаном работу по экологическим делам, специфику подготовки климатического иска – и важность борьбы за благополучие будущих поколений.

«В будущем это обернётся дополнительными смертями»

– Как появилась идея климатического иска? И кто занимался его подготовкой?

ДГ: Идея появилась после того, как в конце 2019 года Верховный Суд Нидерландов принял решение по делу Urgenda Foundation. Суд обязал правительство сократить выбросы газов, чтобы соблюдать международно-правовые обязательства – в том числе взятые на себя в соответствии с Парижским соглашением 2015 года. Это был первый подобный кейс об изменении климата в мире. И это новаторское решение запустило целую волну подобных кейсов.

Я стала разговаривать с экспертами, с экологическими и климатическими активистами о том, что вообще происходит в России в области изменения климата. В целом, существовал консенсус, что методами адвокации, обсуждений уже невозможно добиться каких-то амбициозных результатов. Стало понятно, что есть смысл запустить климатический иск.

– Какие документы оспариваются в этом иске – и почему именно они?

ДГ: Мы оспариваем два акта. Указ президента № 666 «О сокращении выбросов парниковых газов» 2020 года. И утверждённую правительством Стратегию социально-экономического развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года.

ГВ: Это единственные в России документы, которые устанавливают целевые показатели сокращения выбросов парниковых газов.

Россия, подписав и приняв Парижское соглашение по борьбе с изменением климата 2015 года, обязалась устанавливать такие показатели – и делать всё, чтобы выбросы сокращались, причём довольно быстро. В развитие Парижского соглашения и был принят указ № 666: к 2030 году выбросы парниковых газов должны оказаться на уровне 70% от уровня 1990 года. А в развитие этого указа в 2021 году была принята правительственная стратегия. Она предусматривает увеличение выбросов углекислого газа к 2030 году с 2119 до 2212 млн тонн – и снижение их к 2050 году до 1830 млн тонн.

– Но российские официальные лица и лоббисты крупного бизнеса говорят, что Россия уже перевыполнила свои обязательства по Парижским соглашениям. Это не так?

ГВ: Это грандиозная манипуляция, враньё. Мне кажется, одной из важных целей этого климатического иска было как раз это враньё разоблачить. Если мы посмотрим на те цифры, которые заложены в официальных документах, мы увидим, что на самом деле Россия собирается увеличивать количество выбросов парниковых газов. По-моему, это просто скандал мирового масштаба.

Вся эта манипуляция строится на двух вещах. Во-первых, Россия использует 1990 год как референсный год для расчёта последующих показателей выбросов парниковых газов. Да, это общепринятый год для целей климатических действий государств – потому что страны договорились об этом при принятии Рамочной конвенции ООН об изменении климата в 1992 году. Но в России 1990 год был пиковым, а затем начался колоссальный спад промышленного производства после распада Советского Союза. И поэтому в 1990-х российская кривая выбросов пошла резко вниз, пока у других стран происходил рост.

Юрист Григорий Вайпан

И когда Россия говорит, что она сократит выбросы до 70% от уровня 1990 года – на практике это означает, что она продолжит их увеличивать. Это настоящий Оруэлл в теме изменения климата.

Вторая манипуляция заложена в Стратегии правительства. Там достичь показателей предполагается не за счёт сокращения выбросов парниковых газов, а за счёт того, что наши леса всё это «поглотят». То есть к 2050 году практически не планируется сокращать выбросы. Вместо этого утверждается, что через 20–30 лет наши леса начнут внезапно поглощать выбросы – аж в 2,5 раза больше, чем делают это сейчас. Эксперты говорят, что это абсолютно нереалистичная оценка, у нас нет таких поглощающих способностей. А значит, чем больше мы продолжаем выбрасывать парниковые газы сейчас, тем больше надо будет поглощать потом. Ситуация будет только усугубляться.

Поэтому в иске мы требуем признать недействующими эти правовые акты – и обязать президента и правительство принять новые. Предусматривающие сокращение выбросов парниковых газов до 968 млн тонн углекислого газа к 2030 году и до 157 млн тонн к 2050 году.

– Как выстраивалась работа над иском?

ДГ: Важно отметить, что этот кейс был построен горизонтальным образом. Я сама до 2020 года не была ни климатическим, ни экологическим юристом – просто интересовалась повесткой. Сначала я стала разговаривать с большим количеством экспертов, активистов, которые гораздо больше знают о теме. Поэтому в нашем деле присутствуют заявители с разными бэкграундами, из разных регионов – Иркутск, Кузбасс, Мурманск. Есть представители коренных и малочисленных народов. Есть опытные экологические и климатические активисты – Владимир Сливяк, Аршак Макичян, Виталий Серветник. Все они многие годы занимаются экологической проблематикой.

В итоге у нас 20 истцов – 18 человек и две организации, «Экозащита» и Московская Хельсинкская группа. Мы постарались выстроить кейс так, чтобы наши заявители были из разных регионов России и даже разных возрастных групп. Ведь сложился определённый консенсус, что молодёжь сильнее затронута изменением климата – потому им что дольше придётся жить с его последствиями.

Юрист Дарьяна Грязнова

С самого начала мы были предельно честны с заявителями. Мы сразу сказали, что не верим в победу на национальном уровне. Было понятно, что Россия делает всё, чтобы отсрочить трансформацию экономики, не сокращать выбросы парниковых газов.

Но одной из наших целей было повысить осведомлённость людей о проблемах изменения климата, в том числе путём подачи иска и информационной кампании. И у нас в какой-то степени это получилось.

К сожалению, мы подавали этот иск уже во время *** («спецоперации»), 15 сентября, незадолго до мобилизации. Конечно, экологические проблемы отходят на второй план, когда умирают люди… Но и в нашем иске мы ссылаемся на заключение эксперта – и говорим, что если Россия не предпримет меры для сокращения выброса парниковых газов, в будущем это обернётся дополнительными смертями.

ГВ: Это 710 тысяч дополнительных преждевременных смертей, по оценке экспертов.

ДГ: В контексте *** («спецоперации»), когда люди уже умирают, фокус у людей смещается. Но мы рады, что подали этот иск – и про него написали «Медуза»*, The Guardian, другие международные СМИ. Наше сообщение репостнули в твиттере ООН, на него обратила внимание Грета Тунберг и другие активисты. То есть осведомлённость [о проблеме] мы повысили и в России, и за пределами.

– Но 22 сентября Верховный Суд отказался рассматривать иск. Как он это аргументировал?

ГВ: Суд сказал, что оспариваемые документы не затрагивают прав административных истцов. Этот вывод содержится в трёхстраничном документе с очень формальной аргументацией. По мнению суда, права истцов не затронуты – потому что документы, которые истцы оспаривают, адресованы не им. Мол, указ президента адресован чиновникам, стратегия правительства написана для самого правительства.

Юрист Григорий Вайпан

То есть Верховный Суд говорит: «Эти документы вас не касаются». А то, что это единственные документы, которые определяют климатическую политику России, касающуюся каждого гражданина, – этого суд не учёл.

Ещё отказ был мотивирован тем, что ВС якобы не может обязать президента и правительство внести изменения в эти документы – что прямо противоречит главе 21 КАС. Это в очередной раз показывает отсутствие в России независимого суда, дееспособной судебной власти. Суд просто не захотел, побоялся такой иск рассматривать по существу.

ДГ: Мы не рассчитывали выиграть, но надеялись, что Суд хотя бы примет иск к рассмотрению. Хотя бы в одно заседание рассмотрит его и откажет. Что мы хотя бы получим какие-то возражения со стороны администрации президента, со стороны правительства. Но даже этого не произошло. Видимо, в текущем политическом контексте Верховный Суд считает, что такие иски опасно просто принимать к рассмотрению.

– Можно ли обжаловать это решение внутри России?

ГВ: В России мы сейчас как раз заканчиваем исчерпание средств обжалования, которые нам доступны. Мы уже подавали апелляционную жалобу в Верховный Суд, теперь подаём надзорную жалобу в Президиум ВС. Это последняя инстанция в России.

Когда мы получим ответ от ВС, то подготовим жалобу в ЕСПЧ. Наш иск был подан до 16 сентября 2022 года – до того, как Россия перестала быть участницей Европейской конвенции. Поэтому это дело подпадает под юрисдикцию ЕСПЧ.

«Изменения климата приводят к нарушению базовых прав человека»

– После начала «спецоперации» Россия вообще перестала выполнять предписания ЕСПЧ…

ДГ: Если бы мы, правозащитники, отказывались вести дела из-за того, что Россия ничего не исполнит, – наверное, мы бы вообще ничего не делали. Да, сейчас Россия, к сожалению, не исполняет постановления ЕСПЧ. И вообще плохо взаимодействует с международным сообществом, если речь идёт не о дружественных авторитарных и тоталитарных режимах. Но наше дело – это задел на будущее. И мы будем добиваться исполнения решения – если оно будет в нашу пользу, – даже в текущем политическом контексте.

Кроме того, всегда остаётся надежда на «прекрасную Россию будущего». В ней всем будет легче, если на руках окажется это постановление.

ГВ: Общий тезис, который разделяют все наши истцы, состоит в том, что мы не можем себе позволить ждать. Изменение климата – это глобальная проблема, которая не исчезнет и через десятилетия. Но заниматься ей нужно уже сейчас, если не вчера. К сожалению, те, кто уже сейчас испытывает на себе последствия изменения климата – в особенности представители коренных малочисленных народов, которые живут в российской Арктике, – не могут себе позволить не поднимать эти вопросы. Даже если на повестке дня сегодня есть не менее злободневные, не менее трагичные вопросы и проблемы.

Парижское соглашение обязывает государства устанавливать и сообщать другим показатели сокращения выброса парниковых газов. Причём этот договор закрепляет необходимость постоянного обновления и совершенствования показателей.

Юрист Григорий Вайпан

Поэтому цель климатических исков состоит в том, чтобы напомнить: действия государств по борьбе с изменением климата – это их юридическая обязанность, а не просто «хорошая политика».

И Россия всё ещё обязана соблюдать эти обязательства. Потому что не вышла ни из Парижского соглашения, ни из Рамочной конвенции ООН об изменении климата, ни из Международного пакта о гражданских и политических правах и Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах.

– Как ЕКПЧ защищает экологические права? И как они защищаются в российском законодательстве?

ГВ: Европейская конвенция прямо не говорит ничего об экологических правах – но она гарантирует право на жизнь, право на уважение частной жизни, право собственности, право не подвергаться жестокому обращению. И в тех делах, которые Европейскому суду предстоит рассмотреть, включая наше, присутствует достаточно доказательств, что бездействие властей в отношении климата приводит к нарушению этих прав.

На национальном уровне российская Конституция также гарантирует право на благоприятную окружающую среду, право на охрану здоровья, права коренных малочисленных народов. Но уже сегодня изменение климата вызывает периоды экстремальной жары, которые уносят большое количество человеческих жизней. Вы можете помнить жару и смог в Москве в 2010 году. Есть официальные экспертные оценки, что больше 50 тысяч человек погибло непосредственно в результате той экстремальной жары. А в 2021 и 2022 годах экстремальная жара и смог опять накрывали Москву – и экспертам только предстоит установить, сколько людей погибло из-за этого. Вот только один пример, как бездействие властей в области изменения климата уже сегодня приводит к нарушению самых базовых прав человека – включая право на жизнь.

ДГ: В Европейском суде мы будем выстраивать наше дело вокруг права на жизнь, запрета пыток, уважения частной жизни, запрета дискриминации (статьи 2, 3, 8, 14 ЕКПЧ). Важно отметить, что Европейский суд уделяет огромное внимание вопросам окружающей среды. В 2020 году португальские школьники первыми подали жалобу в ЕСПЧ против 33 государств, в том числе против России. Они заявили, что ответчики не делают ничего, чтобы сокращать выбросы парниковых газов – и чтобы защитить их права. Сейчас дело португальских школьников находится на рассмотрении Большой палаты ЕСПЧ. И вообще на рассмотрении суда уже порядка десяти таких дел – из Швейцарии, Австрии, других стран.

Но помимо статей Конвенции есть большое количество норм национального законодательства, которые Россия тоже нарушает. Российская Конституция, в отличие от многих других, закрепляет право на охрану здоровья, на благоприятную окружающую среду. У нас есть много федеральных законов – об охране здоровья граждан, о санитарно-эпидемиологическом благополучии населения. При этом Россия занимает четвёртое место в мире по выбросу парниковых газов после Китая, США и Индии – то есть это первое место в Совете Европы. И ведь Россия сама диспропорционально сильно затронута изменением климата. Например, российская Арктика теплеет в четыре раза больше средней температуры по миру.

Юрист Дарьяна Грязнова

У нас достаточно сильные аргументы, мы рассчитываем, что наше дело в ЕСПЧ сможет серьёзно продвинуть стандарты суда.

ГВ: Сейчас в ЕСПЧ накопилось значительное количество дел по проблеме изменения климата, но какого-то первого решения этой теме ещё не состоялось. Поэтому мы надеемся внести свой вклад в серию дел, которые ЕСПЧ предстоит рассмотреть. Вклад в глобальную юридическую дискуссию об обязанностях государств по предотвращению изменения климата.

– А чем именно правовая сторона вашего иска отличается от уже поданных в ЕСПЧ?

ДГ: Хотя мы стараемся общаться с заявителями из других кейсов, у нас нет доступа к большинству документов. Но здесь вопрос даже не в правовой стороне – потому что заявители ссылаются на одни и те же международные стандарты [в области климата].

ГВ: Отличие прежде всего в том, что речь идёт о заявителях из разных стран, с разными фактическими обстоятельствами. Кто-то обращается от имени коренных народов, кто-то обращается от имени детей, кто-то – от пожилых людей, кто-то от людей с особенностями здоровья. Так или иначе, это заявители, которые в большей степени, чем средний человек, подвержены последствиям изменения климата. И с юридической точки зрения все эти дела, опуская нюансы, касаются обязательства государств предотвратить изменение климата. Ситуация в мире на данный момент такова, что у всех государств есть проблемы с выполнениями этого обязательства. Даже у тех стран, которые декларируют значительно более амбициозные целевые показатели, чем Россия.

– Вы несколько раз упоминали права коренных народов. Расскажите подробнее, как изменение климата затрагивает их?

ГВ: Ситуация с коренными народами отличается тем, что их традиционный образ жизни зависит от естественной природной окружающей среды. От возможности вести животноводство, заниматься традиционным сельским хозяйством. И когда на российском Крайнем Севере происходит существенное потепление, для них резко сужаются возможности вести традиционный образ жизни. Их уклад очень быстро разрушается.

ДГ: Недавно Гринпис привёл наглядный пример. Из-за потепления в Арктике образовалась ледяная корка – и олени не смогли добраться до места, где они питаются мхом. Это вызвало их массовую гибель. А олени очень важны для культуры, экономики и пропитания саамов. Теперь у них остаётся один вариант – кормить этих оленей дорогим искусственным кормом.

– В практике ЕСПЧ уже были дела, когда истцы добивались от российских властей компенсаций из-за наводнений, оползней, последствий жизни возле вредных производств. Что можно сказать об этой практике ЕСПЧ – и как она соотносится с вашим кейсом?

ДГ: У Европейского суда действительно есть обширная практика, связанная с экологическими делами. Если я не ошибаюсь, первое дело по экологической проблематике было как раз «Фадеева против России» – иск был подан женщиной из Череповца и касался загрязнения воздуха. Тогда ЕСПЧ ввёл стандарт, что статья 8 Конвенции о праве на уважение частной жизни затрагивает в том числе право на охрану здоровья.

В нашем деле, естественно, мы ссылаемся на эту практику, она нам помогает. У суда есть большая подборка кейсов про разные экологические вопросы. Но там нет ничего об изменении климата. Если дело касается опасных природных явлений, всё более или менее понятно. Можно легко выстроить причинно-следственную связь между действием или бездействием государства и нарушенными правами заявителей. А когда мы говорим об изменении климата, то доказать связь сложнее. И часто государства спорят о том, действительно ли это из-за их бездействия нарушаются права заявителей.

Россия часто приводит такой аргумент: не мы одни выбрасываем [газы], почему мы должны нести ответственность? Но мы надеемся, что суд истолкует действующую практику таким образом, что предоставит защиту и заявителям климатических исков.

«ООН не выбрасывает парниковые газы»

– В самом начале нашего разговора вы упомянули решение Верховного суда Нидерландов. Можете рассказать о нём подробнее? Чем оно так важно?

ДГ: В этом деле правительство Нидерландов пыталось утверждать, что ВС не вправе им что-то указывать – потому что существует принцип разделения властей. И это любимый аргумент российских властей! Российское правительство постоянно говорит: есть принцип разделения властей, поэтому мы тут сами решаем. Но суд в Нидерландах сказал: нет! У вас есть обязательства, а как вы уже будете их исполнять, какие программы примете – это уже зависит от вас. И всё, в их правовой действительности решение Верховного суда – это закон. Верховный суд сказал сделать – значит, надо сделать. Жители Нидерландов даже обсуждают, что надо было требовать ещё большего сокращения выбросов. Теперь Ирландия, Франция, Германия и ряд других государств тоже находятся в процессе изменения своей политики.

ГВ: Такие дела и судебные решения приводят к тому, что национальные правительства вынуждены пересматривать целевые показатели выбросов парниковых газов. Небольшими шажками, но всё же делают движения в сторону более ответственной климатической политики. Судебные процессы здесь являются частью более масштабного климатического движения. Обращение в суд – это просто один из способов обратить внимание на проблему, заставить национальные власти выполнять свои обязательства и демонстрировать общественную солидарность в этих вопросах.

– Мы говорим о национальных правительствах, но экология – это международная проблема. Что вам известно о давлении активистов и юристов на международные институты? Может быть, на ООН?

ДГ: Действительно, проблемы климата нельзя решить, если одно государство будет что-то делать, а другие не будут делать ничего. Поэтому необходимо прикладывать международные усилия. В этом процессе определённых успехов удается достичь. Например, в позапрошлом году была ежегодная конференция сторон климатической конвенции, где США и Китай достигли соглашений по выбросам.

Литигация и адвокация призваны повлиять на эту политику, изменить общественное мнение. Например, во Франции онлайн-петиция в поддержку судебного иска, собравшая более 2,3 миллиона подписей, является самой широко поддерживаемой в истории страны. Когда за делом стоит такая мощь, когда правительство знает, что есть электорат, который давит на него – они начинают менять политику.

ГВ: Вот вы говорите про ООН. Но ООН не выбрасывает парниковые газы – их выбрасывают государства. Поэтому успех климатического движения зависит от того, как в каждой стране предпринимаются или не предпринимаются действия по исполнению международных обязательств государства.

– Меня удивило в климатических исках, что там отдельно выделяются права будущих поколений. Даже употребляется термин «межпоколенческая справедливость». Это какое-то новое явление в правовой теории?

ГВ: Идея межпоколенческой справедливости в юридическом плане связана с понятием дискриминации. Дискриминацию запрещают и российская Конституция, и европейская Конвенция. В случае с изменением климата дискриминация проявляется в том, что следующие поколения, которые будут жить во второй половине XXI века, будут в достаточно большей мере, чем мы, подвержены последствиям изменения климата.

Юрист Григорий Вайпан

Люди, живущие сегодня, своим бездействием создают предпосылки для катастрофических последствий, которые проявятся при жизни следующих поколений. Именно поэтому климатическая литигация так сильно обращена в будущее – это попытка бороться за будущее.

Российские правозащитники и граждане очень часто фокусируются на сегодняшнем дне, на тех нарушениях, которые происходят сегодня. Это понятно – ведь сложно представить, что если российские власти не изменят что-то сейчас, то мир в 2070 году будет совсем другим. Но нужно думать и о следующих десятилетиях. Работа над нарушениями прав человека сегодня не отменяет необходимости работать над тем, чтобы у следующих российских поколений была хотя бы надежда на благополучное будущее.

«Наш иск был назван правовой диверсией»

– Дарьяна рассказала, что она интересовалась экологической повесткой – а вы, Григорий, как попали в климатический кейс?

ГВ: У нас сложилась группа юристов, которые, с одной стороны, специализируются на ведении дел в ЕСПЧ, с другой – на административном судопроизводстве в России. Поскольку я занимаюсь в том числе такого рода делами в Верховном Суде, моя экспертиза пригодилась.

ДГ: Мы с Гришей уже были знакомы и до этого работали вместе. Естественно, я понимала, что одной невозможно «вывезти» такое дело. Даже с точки зрения количества заявителей и правовых аргументов – всегда надо идеи и аргументы обсуждать коллективно. Чем больше людей принимают участие, тем лучше. У Гриши есть большой опыт выстраивания стратегических дел в Верховном Суде, в ЕСПЧ, поэтому мы очень хорошо дополняем друг друга. Это очень продуктивная совместная работа.

– Среди заявителей по вашему иску есть МХГ, которую сейчас ликвидировал суд. Многие другие экологические НКО сейчас преследуются в России. Может ли это отразиться на кейсе?

ДГ: У нас две организации в списке заявителей – это «Экозащита» и МХГ. Когда МХГ была ликвидирована, мы обсуждали, естественно, такое решение, и нам нужно придумать, как мы будем обходить этот вопрос.

Роман Киселёв

«Остаётся делать свою работу»

Руководитель правовых программ МХГ Роман Киселёв – о ликвидации организации

В целом экологи действительно часто сталкиваются с преследованиями. Один из наших заявителей – Виталий Серветник, сопредседатель «Социально-экологического союза» – помимо экологических вопросов занимается мониторингом преследования экоактивистов. У них есть ежемесячные обзоры эпизодов давления на защитников природы и нарушений экологических прав.

Специфика ситуации с экологами в том, что им очень тяжело уехать. Если мы говорим про других правозащитников, то в целом им проще: они и на новом месте могут продолжать работать в какой-то степени. Но экологи часто оказываются привязаны к, например, защите конкретного леса или конкретного участка. И они действительно сталкиваются с преследованиями – вплоть до уголовных дел и даже внезапных смертей.

Пока наш иск выстраивался, многие активисты были вынуждены уехать из-за обысков, преследований, дел, которые связаны непосредственно с их работой. Одного из заявителей, Аршака Макичяна, лишили российского гражданства. Мы не знаем, случилось ли это из-за нашего дела, но оно могло стать последней каплей.

Ольга Подоплелова

Не совсем граждане

Ольга Подоплелова – про новый инструмент репрессий

ГВ: Дело об изменении климата – это дело о правах человека. Активисты и организации, которые выступают против российских властей по климатической повестке, выступают в защиту прав человека. Они тоже правозащитники и они подвергаются таким же преследованиям, как другие российские активисты.

Российские власти не терпят любой независимой гражданской активности. Независимая экологическая активность и продвижение экологической повестки встречает точно такое же, как и другой активизм, сопротивление со стороны российских властей.

Оно усугубляется дополнительно тем, что зависимость России от ископаемого топлива является до сих пор фактически национальным приоритетом нашей страны. У нас, напомню, «Газпром» объявлен национальным достоянием (эта формулировка использовалась в рекламе корпорации в 2003 году, но в 2016-м ФАС заставила «Газпром» отказаться от неё. – «АУ»). Именно поэтому экология связана с изменением структуры российской экономики – и снижением её зависимости от ископаемого топлива. Без этого невозможна нормальная климатическая политика, но действия в этом направлении встречают ожесточённое сопротивление со стороны властей.

Юрист Григорий Вайпан

Напомню, что наш иск в Госдуме назвали «правовой диверсией». Некоторые депутаты посчитали его дискредитацией президента и правительства и призвали правоохранительные органы обратить внимание на истцов.

– Каково юристу работать с экологической повесткой? Ведь, как правило, юристы в ней вообще не разбираются?

ДГ: Я с самого начала сказала коллегам, что у меня не было опыта в подобных делах. Вместо того чтобы самой инициативничать и писать чисто правовой иск, я консультировалась с экспертами. Это универсальное правило: если ты чего-то не знаешь, то нужно идти, общаться, консультироваться с теми, кто знает больше тебя.

По делу мы привлекали специалистов, которые составляли полноценные заключения, проясняли неясные моменты. Мы не выходили за рамки своей компетенции: мы находили правовую проблему, обсуждали, как её сконструировать в рамках права, – чтобы поставить её сначала перед российским судом, а потом перед европейским. После этого мы уже разговаривали со знающими людьми, искали научные данные.

Для меня сначала это был непростой процесс: все эти числа, терминология… Приходилось листать множество докладов, российских и иностранных. Например, Росгидромет выпускает отличные доклады о том, как изменение климата влияет на Россию. Межправительственная группа экспертов по изменению климата готовит тысячестраничные работы на эту тему, потом они делают саммари на несколько сотен страниц.

ГВ: В мире ситуация очень быстро меняется. Экологическое право и вопросы, которые связаны с изменением климата, всё больше занимают юристов, в том числе правозащитных. В России это один из приоритетов на будущее, в том числе для юристов. Для нас это дело очень особенное, потому что сейчас практически все правозащитные дела в России – это реакция на репрессии. И в российских реалиях происходит примитивизация правового дискурса. Мы обсуждаем какие-то средневековые вопросы: нужно ли лепить на людей жёлтые звёзды, можно ли сажать в тюрьму за слова, возвращать ли смертную казнь.

Юрист Григорий Вайпан

На этом фоне климатический иск – пример проактивной правозащиты. Это попытка поставить вопросы, которые сейчас находятся на передовой среди правозащитных тем в мире, вопросы, которые достойны XXI века.

Сегодня в России этими вопросами занимаются очень мало. И это, к сожалению, показатель низкого уровня обеспечения прав человека – и плачевного состояния правозащитного сектора. Государство всячески старается его подавить. В этих трудных условиях мы попытались поставить вопросы на будущее. Есть надежда, что если в России изменится ситуация с правами человека, то у юристов будет больше возможностей, больше ресурсов для того, чтобы заниматься действительно важными вопросами.