За право, а не за революцию

«Улица» продолжает дискуссию, должна ли адвокатская корпорация реагировать на громкие «политические» дела и сомнительные судебные решения по ним. Ранее АБ «Забейда и партнёры» обратилось в ФПА с предложением прокомментировать от лица адвокатуры задержание политика Алексея Навального. А защитник Анастасия Пилипенко в своей колонке для «АУ» объяснила, почему считает неверным тезис об аполитичности адвокатуры. Теперь редакция попросила высказаться сторонника противоположной точки зрения. Адвокат, член совета АП Ставропольского края Оксана Садчикова рассказала, в чём она видит разницу между «основной частью адвокатской корпорации» и «политическими защитниками». По её мнению, для адвоката интересы конкретного доверителя должны быть важнее, чем «создание политической повестки». А защита «политических» подсудимых должна вестись только процессуальными способами. Эти тезисы адвокат дополнила отсылками к истории российской адвокатуры – и напомнила «политическим» коллегам, что революция 1917 года обернулась для сочувствующих ей юристов жестокими репрессиями.

Адвокаты АБ «Забейда и партнёры» направили в ФПА обращение – накануне 23 января 2021 года, даты запланированных митингов оппозиции. Они предложили палате выразить позицию по поводу незаконного задержания политика Алексея Навального. Мне не показался этот шаг уместным, поскольку он мог втянуть адвокатуру в политическую игру – и внести разногласия в корпорацию, члены которой придерживаются разных взглядов.

История лучше всего объясняет, почему адвокатура должна стараться быть вне политики. Не зря сейчас, когда обострилась разница между политически активными адвокатами и коллегами, дистанцирующимися от политики, многие из нас вспоминают кризис начала XX века. Тогда в российской адвокатуре сформировалась немногочисленная группа политических защитников.

Входивший в эту группу Михаил Мандельштам объяснял в своих трудах, чем она отличается от традиционной адвокатуры. Делал он это в том числе через противопоставление мэтру Владимиру Даниловичу Спасовичу, который в своё время также защищал «политических».

Адвокат Михаил Мандельштам

Речи других политических защитников, даже таких как Спасович, по своему содержанию были чисто юридической защитой обвиняемых, а не их дела… Он не разделяет ни идеалов государственных преступников, ни метода их действий, ни тем более их подполья. Спасович берёт их деяние и примеряет к нему ту или иную статью «Уложения», как портной примеряет платье своему заказчику. Он борется за право, а не за революцию.

Совсем иначе, по его словам, относилось к подзащитным его поколение политических присяжных поверенных: «Почти все мы в подсудимых видели своих товарищей, делающих с нами одно и то же дело, но только более решительных и самоотверженных. Многие из нас сами принадлежали к подпольным партиям, а иные и работали там с подсудимыми. Недаром члены судебной палаты иногда в шутку называли нас вместо “защитников” – “зачинщиками”. В своих судебных выступлениях мы иногда солидаризировались с обвиняемыми так, что трудно было провести демаркационную линию, отделяющую скамью подсудимых от кресел защитников. Часто мы получали от обвиняемых определённое указание не заботиться об их личной судьбе, а содействовать их делу. И тогда мы через головы судей говорили со страной».

Эти две цитаты можно применить и к современной адвокатуре. Они дают наглядное понимание разницы между основной частью адвокатской корпорации и «политическими защитниками».

Член совета АП Ставропольского края Оксана Садчикова

Первым важно быть независимыми советниками по правовым вопросам. Вторым – преследовать политические цели через членство в профессии. Боюсь, что именно разность взглядов на суть профессии не позволяет этим двум группам услышать и понять друг друга.

Мой вывод о том, что цели наших коллег являются политическими, следует прежде всего из их риторики. Михаилу Мандельштаму понадобились 25 лет и изменившаяся ситуация, чтобы раскрыть истинные мотивы политических защитников в своих «Записках». А наши молодые коллеги говорят о них в самом начале кризиса, вспоминая – полагаю, не случайно – «холостые залпы, предшествовавшие некоторым историческим событиям».

Можно было бы составить и опубликовать список признаков политической мотивированности в работе адвоката. Но мне не хотелось бы, чтобы эта публикация стала аргументом для наших процессуальных противников.

Отмечу лишь один факт. Борьба политических защитников редко привязана к конкретным персонам доверителей и их проблемам. Происходит как раз наоборот: сначала возникает запрос на проблемную ситуацию, потом поиск потенциального доверителя, оформление взаимоотношений (иногда спорное) – и только затем обращение к деталям дела. В результате складывается устойчивое впечатление, что интересы конкретных доверителей находятся у таких адвокатов как бы на втором плане. И это даёт основания предполагать искусственное создание и поддержание политической повестки. Но бывают и другие крайности, также не соответствующие профессии защитника – например, когда адвокат излишне солидаризуется со своим доверителем и перестаёт отличать цели своей работы от политических целей своего подзащитного.

А заявляя о «достоинстве профессии», наши политизированные коллеги в то же самое время отвергают или игнорируют все достижения и созидательные инициативы корпорации. Критикуют их сплошь, преувеличивая и тиражируя единичный спорный случай (о деталях которого редко кто полностью осведомлён), распространяют его на все «схожие» ситуации. При этом собственный созидательный опыт в интересах корпорации у них отсутствует – а способы, с помощью которых предполагается в будущем его наработать, достаточно наивны, спорны, не продуманы и не основаны на адекватной оценке собственных возможностей.

Я приняла участие в нескольких дискуссиях на тему «адвокатуры и политики», представляя «традиционную» точку зрения. И пришла к выводу, что некоторым из наших коллег свойственны болезненное высокомерие (имеющее корни в рассмотренных в отношении них дисциплинарных производствах), пренебрежение опытом старших коллег (и отвержение его), незнание традиций адвокатуры и нарочитое нежелание вести конструктивный диалог.

Тем не менее я убеждена, что эта часть наших коллег представляют большую ценность для корпорации – как наиболее чувствительный индикатор вызовов, с которыми рискует столкнуться вся корпорация. Сейчас у нас есть возможность вовремя на эти вызовы отреагировать – и сегодняшнее обращение ФПА к МВД показывает, что корпорация так и поступает.

Но вернёмся к истории. После трагических событий Кровавого воскресенья 9 января 1905 года политизированные кружки присяжных поверенных и их помощников приняли решение о бойкоте судебной системы. Он должен был выразиться в срыве судебных заседаний. Санкт-Петербургский Совет присяжных поверенных не одобрил участие адвокатов в забастовке, одновременно отказавшись от каких-либо санкций к принявшим в ней участие коллегам.

«Самая форма, в которой предполагалась вылиться данная “забастовка”, представляется Совету неправильной и нежелательной, – говорилось в постановлении. – Невозможно отрицать вообще случая наступления в жизни сословия такого момента, когда все присяжные поверенные, как один человек, сочли бы своим нравственными долгом прекратить свою профессиональную деятельность. Но это могло бы иметь место лишь в случае такого коренного нарушения условий деятельности присяжной адвокатуры, подчинение которому со стороны членов сословия явилось бы совершенно несовместимым с достоинством адвоката как гражданина и человека. Далее, само собой разумеется, что только полный отказ членов сословия от преимуществ и прав своего сословного положения мог бы явиться предметом подобной забастовки – как свидетельство глубины и серьёзности побуждений, которые вынудили адвокатов отказаться от исполнения лежащих на них обязанностей».

Председатель Совета Николай Платонович Карабчевский так вспоминал то заседание: «Меня глубоко возмущала сама идея о возможности “правосудию бастовать” как раз в те моменты, когда оно больше, чем когда-либо, обязано действовать. Никакой параллели с другими профессиональными и рабочими забастовками “забастовка правосудия” в моих глазах не имела… Мой мотивированный доклад был принят и без возражений вошёл целиком в постановление Совета, решительно осуждавшее как “снимание судей”, так и сословную забастовку».

Несмотря на то, что постановление было принято советом единогласно, на стихийном собрании адвокаты не поддержали его. Описание этой дискуссии поучительно и сегодня. «Я всегда был против внесения политических страстей в дела адвокатского сословия, – заявил после обсуждения документа адвокат Вильгельм Осипович Люстиг. – У нас всегда бывали разногласия и споры, но соблюдалось взаимное уважение. Сегодня же произносились недопустимые по резкости выражения». Его коллега Павел Антипович Потехин так «оправдывал» резкость дискуссии: «Нам, как сословию адвокатов, нужно избегать всякой политики. Но, действительно, теперь мы переживаем такое особенное жуткое время, что политика захватывает всех нас. Надо обладать необыкновенною силою воли, чтобы отрешиться от политики и остаться только адвокатом».

Пользуясь эпитетами Потехина, мне не кажется, что происходящее сейчас можно назвать «особенно жутким временем». Для меня, прежде всего, сомнительны истоки кризиса и действующие лица, так встревожившие общество.

Член совета АП Ставропольского края Оксана Садчикова

Происходящие процессы не поглотили судебную систему полностью, не поглотили они и адвокатское сообщество – основная и большая часть которого в политические процессы совсем не вовлечена. Текущая ситуация пока не сказалась на профессиональной и личной жизни большинства наших коллег. Однако всё может измениться, если будет нарушен хрупкий баланс. Тогда у каждого из нас появится профессиональная и личная мотивация на активное участие в политической жизни.

Поэтому я не думаю, что сейчас ФПА должна от имени всего сообщества реагировать на судебные решения по «делу Навального». Для органа, выражающего мнение всей корпорации, важно оставаться до определённой степени нейтральным в политических играх – в которых очевидно лгут обе стороны. В делах, где явно замешана политика, доверителей надо защищать так же, как и в остальных случаях – с использованием всех правовых механизмов.

Ценность нейтралитета становится ещё более очевидной, когда вспоминаешь судьбу политических защитников начала XX века: после революции они были подвергнуты репрессиям и погибли в заключении, в том числе и упомянутый в начале статьи Михаил Мандельштам. Возможно, этот горький урок и лёг в основу принципа, по которому традиционная адвокатура старается быть вне политики.