Несекретные материалы

Мосгорсуд начал рассматривать по существу обвинение в госизмене советника главы «Роскосмоса», журналиста Ивана Сафронова. Все его защитники называют это дело уникальным – они утверждают, что никогда не сталкивались с подобным противодействием следствия. И речь не только об удивительном хамстве сотрудников ФСБ; главной проблемой стало желание спецслужбы засекретить всё и вся. Так, адвокатам запретили делать любые выписки из дела, фактически предложив заучить наизусть 23 тома. А гособвинение вообще попросило суд заменить всех защитников Сафронова на «назначенцев». Адвокаты журналиста подробно рассказали «Улице» о сложностях этого дела.

Защита под этим не подписывалась

Н апомним, что Иван Сафронов находится под стражей с июля 2020 года. По версии ФСБ, журналист якобы передавал секретные данные зарубежным разведкам. Обвиняемый неоднократно заявлял, что не имеет доступа к гостайне, никогда не сотрудничал со спецслужбами, а всю информацию для своих публикаций брал из открытых источников. Сафронов просил следователя и суд предоставить ему доступ в Интернет, чтобы наглядно показать, где опубликованы якобы секретные сведения – но ему в этом было отказано.

Защитники Сафронова рассказывают, что столкнулись с препятствиями уже в день задержания доверителя. Их несколько часов не допускали к участию в допросе, а при избрании меры пресечения следователь даже пытался отвести одного из защитников. Дальше – хуже. Как утверждают адвокаты, сотрудники ФСБ отказывались раскрывать хоть какие-то детали обвинения – зато настойчиво требовали от защитников дать подписки о неразглашении данных предварительного следствия. А когда те не стали этого делать, следователи пожаловались в Минюст. Ведомство поступило беспрецедентно: направило представления о возбуждении дисциплинарного производства в адвокатские палаты всех защитников Сафронова. Но на том этапе органы адвокатского самоуправления встали на сторону коллег, указав, что УПК не обязывает давать подписку о неразглашении.

Процессуальное противостояние перешло в уголовную плоскость – в апреле 2021 года в отношении лидера группы защиты Ивана Павлова* было возбуждено уголовное дело о разглашении тайны следствия (ст. 310 УК). Как уточнил сам адвокат, ему вменялось два эпизода: он передал газете «Ведомости» постановление о привлечении Сафронова в качестве обвиняемого и рассказал журналистам, что в деле появился секретный свидетель под псевдонимом Ландер. Суд избрал Павлову меру пресечения в виде запрета определённых действий, запретив пользоваться телефоном и интернетом. Также Павлову нельзя было общаться со свидетелями по собственному делу – в том числе и с Иваном Сафроновым. После этого адвокат покинул Россию.

Однако на этом история не закончилась: Минюст не сдавался и четыре раз пытался привлечь адвоката к дисциплинарной ответственности; ещё одно представление в АП СПб внёс один из вице-президентов. По первым двум жалобам Минюста палата не нашла нарушений. Однако в начале марта совет АП СПб рассмотрел сразу три «дисциплинарки» в адрес адвоката и вынес ему предупреждение. Кроме того, Павлову приостановили статус из-за отъезда – теперь ему запрещено оказывать юридическую помощь даже pro bono. Параллельно с этим Минюст включил адвоката в реестр СМИ, «выполняющих функцию иностранного агента». Сам Павлов уверен, что беспрецедентный интерес Минюста к одному конкретному адвокату продиктован желанием ФСБ выбить его из профильных для спецслужбы «шпионских» дел – в том числе и дела Сафронова.

Вход с УПК запрещён

Когда Павлова из-за уголовного дела отстранили от защиты Сафронова, к группе адвокатов присоединился президент АП Удмуртской Республики Дмитрий Талантов. Он стал четвёртым защитником журналиста наряду с Дмитрием Катчевым, Даниилом Никифоровым и Евгением Смирновым. И начал знакомиться с теми материалами, которые его подзащитный уже изучил.

Поначалу Талантову разрешали использовать фотоаппарат для копирования несекретных материалов – но следствие быстро пресекло такую вольницу. В беседе с «Улицей» он вспомнил «первый звоночек»: «Стою, спокойно фотографирую – и тут из-за спины голос: “Великий фотограф, *** [блин]”. Поворачиваюсь, а это руководитель следственной бригады СУ ФСБ, полковник юстиции Александр Чабан стоит». Адвокат «чётко объяснил», что не собирается выслушивать оскорбления, – и даже добился извинений. Но «впоследствии эскалация незаконных действий лавинообразно нарастала», констатирует Талантов.

Адвокат Дмитрий Талантов

Потом прекратили пускать в следственное управление с любыми бумагами, ходатайствами, НПА, адвокатским досье. А в конце концов – даже с УПК. Как они это объясняли? Нельзя и всё, дело ведь «секретное».

«Разговор был очень простой: либо вы оставляете все свои вещи в камере хранения и заходите в управление, либо не заходите», – подтверждает его коллега Дмитрий Катчев.

Также защите запретили выносить любую информацию из управления. Дмитрий Талантов поясняет: в материалах дела действительно есть секретные документы. Согласно УПК, адвокат может делать выписки из них в специальную тетрадь. Она хранится у следователя и выдаётся защите на время судебного заседания. Но со всеми остальными, несекретными материалами, адвокат может работать свободно. Он имеет право делать любые выписки и выносить их из следственного управления. По словам Талантова, у Александра Чабана другое мнение на этот счёт. Сотрудник спецслужбы заявил: раз в деле есть секретные материалы, то оно всё должно считаться секретным.

«В результате мне запретили в следственном управлении ФСБ пользоваться своими записями и тетрадями для фиксации любых сведений. Я выписывал в свою тетрадь только те обстоятельства, которые не связаны с гостайной и с документами секретного характера. Но когда я начинал такую фиксацию, у меня отбирали записи, – рассказывает Талантов. – Сначала их приобщали к “секретной” тетради, а потом к материалам уголовного дела. Что само по себе нелепость и дикость, ведь эти записи представляют собой предмет адвокатской тайны».

Дмитрий Катчев обсуждал эти ограничения с другими обвиняемыми по делам о госизмене, расследованием которых занимался тот же первый отдел ФСБ. Те удивлялись: у них таких строгостей не было. «Да, им говорили, что есть “секретка” – её выписывать нельзя. А несекретное можно было выписывать и брать с собой в камеру. А нам, адвокатам, ничего нельзя, – возмущается Катчев. – Например, Сафронов говорит мне, что часть этих якобы секретных сведений была опубликована в газете “Коммерсантъ”. Он просит взять экземпляр газеты и сравнить его с материалами дела. Но я не могу этого сделать – меня с “Коммерсантом” просто не пустят в управление».

Адвокат приводит пример очевидной бессмысленности стремления следствия засекретить всё дело Сафронова: «Согласно УПК, есть документы, которые сам следователь обязан мне выдать на руки – например постановление о привлечении в качестве обвиняемого. Мне как быть? Я их должен вернуть? Сжечь? Это же всё доводится до совершенного абсурда».

Иван Павлов отмечает, что секретность «внедрялась по нарастающей». «Сначала нам ещё удавалось делать какие-то выписки – да, мы встречали препятствия, но здесь многое зависело, что называется, от настойчивости, – говорит он. – А сейчас мне коллеги рассказывают, что их там вообще заставляли оставлять все личные вещи и разрешали брать с собой в кабинет только шариковую ручку. Иногда эти ручки разбирали – вот до каких параноидальных действий доходило. Я в своей предыдущей практике такого не припомню».

«Вынести следствию мозги своими ходатайствами»

Тогда же защитники столкнулись с отказом следствия лично принимать ходатайства. «Александр Чабан говорил следующее: “У меня в должностном регламенте не сказано, что я обязан принимать их. Присылайте почтой”. А когда я отправлял почтой, 90% ходатайств оставались без ответа, 10% – содержали сугубо формальный ответ, – говорит Талантов. – И руководство Чабана, и прокуратура отвечали на мои жалобы либо отписками, либо просто молчали».

Впрочем, адвокат придумал «лайфхак», как использовать такое ограничение в свою пользу. «С одной стороны, следователь не принимает мои ходатайства. А с другой стороны – не даёт делать выписки. Значит, нужно найти бумагу и написать ходатайство, которое будет мотивировано ссылками на нужные мне несекретные обстоятельства дела», – поясняет Талантов.

Адвокат Дмитрий Талантов

Следователь приходит в смятение. Если это ходатайство считать выпиской, то его надо отобрать. Но тогда его придётся рассматривать – а рассматривать ходатайства он не хочет.

В итоге Талантову удавалось выносить ходатайство, в котором содержалась нужная защите информация – чтобы потом отправить его следователю по почте. По его словам, на одном из судебных заседаний Чабан пожаловался: «Вся стратегия защитника Талантова сводится к тому, чтобы вынести следствию мозги своими бесконечными ходатайствами». Адвокат подтверждает: он действительно заявил около 60 ходатайств. Но сделал это только потому, что следствие отказывалось всерьёз рассматривать обращения. «Господин Чабан и руководство СУ ФСБ сразу поняли, что ходатайства защиты предметные и серьёзные. Что им придётся каким-то образом объяснять свои незаконные действия. А раз так – лучше вообще ничего не объяснять», – предполагает Талантов. Он считает это абсолютно недопустимым – и нарушающим права как обвиняемого Ивана Сафронова, так и его защитников.

ФСБ «трактует» решение КС

Дмитрий Талантов трижды пытался обжаловать в порядке ст. 125 УПК ограничения, установленные следователем. В жалобах он ссылался на УПК и позицию Конституционного Суда: «В своём определении от 2008 года КС чётко разъяснил: положение ч. 2 ст. 217 УПК не предполагает, что следователь вправе изъять у обвиняемого выписки и копии документов, которые не содержат гостайну. Таким образом, в специальную тетрадь должны выписываться лишь действительно секретные материалы, а не всё подряд».

Жалобы рассматривал Лефортовский районный суд Москвы, причём в закрытом режиме – так как в них затрагивались сведения, которые относятся к гостайне. Талантов обращает внимание, что дела с гостайной вправе рассматривать только Мосгорсуд: «Но этот пласт моих претензий оставался без реагирования. Когда я заявлял судье районного суда отвод, она отказывала без приведения каких-либо правовых мотивов».

Следствие также не особо утруждало себя аргументами, говорит адвокат. Он пересказывает один из диалогов со следователем Александром Чабаном:

– Дело секретное.

– Почему секретное?

– Потому что там секретные материалы есть.

– Но там же не 100% секретных материалов, вы согласны?

– Да, но мы считаем, что если в деле есть хоть один листочек, содержащий гостайну, то всё дело становится секретным.

По словам Талантова, на одном из заседаний судья спросил Чабана, почему тот не разрешает делать выписки из материалов, которые не относятся к гостайне. Сотрудник ФСБ ответил: «А известно ли вам, что адвокат Талантов летал в Прагу через Вашингтон? Чтобы там встретиться с Иваном Павловым. А после этого в сети появляются сведения, составляющие гостайну».

«Я чуть не упал, – говорит адвокат. – После этого я стал понимать – это не байки, что в 1937 году кто-то был осуждён за рытье тоннеля в Шанхай. Это правда, таков способ их мышления – и с тех пор ничего не изменилось. Да, он на голубом глазу заявляет, что я Павлову отвожу какие-то госсекреты. Я ещё спросил: а почему в Прагу через Вашингтон? Он сказал, мол, сейчас коронавирусные ограничения, поэтому такой маршрут. Кафка просто отдыхает».

«Улица» восстановила хронологию попыток оспорить действия следствия. В сентябре 2021 года, ещё до ознакомления в соответствии со ст. 217 УПК, адвокат пожаловался на запрет делать выписки из несекретных материалов дела в свою тетрадь. Но жалоба была возвращена адвокату: судья Альбина Галимова посчитала, что «здесь нет нарушений конституционного права на защиту» (документ есть у редакции). Талантов добился отмены этого решения в Мосгорсуде – и в феврале 2022 года жалобу вернули обратно в Лефортовский районный суд на стадию принятия. Апелляционная инстанция посчитала, что районный суд противоречит сам себе – ведь он возвращает адвокату жалобу для устранения недостатков и одновременно говорит об отсутствии предмета для рассмотрения жалобы в порядке ст. 125 УПК. Однако дата нового рассмотрения так и не была назначена.

В октябре 2021 года защитник пожаловался на изъятие материалов адвокатского производства, отказ в допуске в следственное управление с досье, бумагами и кодексами, а также отказ следователя принимать ходатайства лично (документ есть у «АУ»). На этот раз жалобу приняли, но судья Сергей Рябцев отказал в удовлетворении требований. Адвокат не стал перечислять «Улице» все основания, но заявил, что решение Рябцева не соответствует ни закону, ни фактическим обстоятельствам дела. Талантов обратился с апелляцией – и Мосгорсуд снова вернул жалобу в районный суд: выяснилось, что судья «забыл» рассмотреть замечания к протоколу заседания (решение есть у «АУ»). Дата рассмотрения жалобы также не назначена.

Наконец, третья жалоба (аналогичная первым двум) была подана в ноябре уже в процессе ознакомления с материалами дела. Судья Елена Галиханова также отказала в удовлетворении требований. В частности, суд поверил следователю на слово и признал: если на обложке тома есть маркировка о секретных материалах, значит, и весь том секретный, и выписки из него делать в своё досье нельзя. Остальные требования жалобы судом и вовсе не были рассмотрены; Талантов снова подал жалобу на решение – и только 19 апреля Мосгорсуд наконец её рассмотрел. Апелляция прекратила производство по делу.

Этого следовало ожидать. Дело в том, что 4 апреля суд приступил к рассмотрению дела Сафронова – а значит, все попытки призвать следствие к ответу «обнулились». «Обжалование в порядке ст. 125 УПК возможно, пока суд не начал рассматривать дело по существу, – напоминает Талантов. – И вот вся деятельность Лефортовского суда состояла в том, чтобы заволокитить мои жалобы – и не допустить возможности получить правовой ответ на абсолютно прозрачный вопрос. Сначала они не принимали жалобу, потом долго выдавали протокол, долго направляли материалы в апелляционную инстанцию. Потом “забывали” рассмотреть замечания на протокол, Мосгорсуд направлял всё на второй круг – в результате мы так и не получили ответа».

Адвокат Дмитрий Талантов

Я могу поздравить судебную систему с блестящей победой над правом. Вместо того чтобы рассматривать жалобу в течение пяти суток, как по закону, они рассматривают её полгода.

Впрочем, нельзя сказать, что жалобы не дали никакого результата – вот только он оказался совсем не таким, как ожидала защита. «На заседании я сослался на позицию КС. Там же сказано: следователь не вправе ограничивать сторону защиты в реализации права на выписки и копии несекретных материалов – за исключением тех случаев, когда всё дело засекречено. И через три дня следователь выносит постановление о засекречивании всего дела. Научил я его на свою голову», – сетует защитник.

«Уникальный случай»

Иван Павлов настаивает: если руководствоваться Законом о государственной тайне, то засекречивать можно только конкретный документ. Для этого нужно проставить на нём гриф «Секретно» или «Совершенно секретно». «Мало того, ещё требуется указать под грифом пункт соответствующего ведомственного перечня, к которому относится данная информация», – говорит адвокат. Он уверен, что засекречивание сразу всего дела Сафронова является незаконным. Ведь в нём более 20 томов – никакой адвокат не может запомнить такой большой объём «специфической информации».

«Мы считаем, что право на защиту Сафронова было нарушено условиями, которые следователь обеспечивал для ознакомления с материалами дела, – констатирует Павлов. –Такого никогда не было в моей практике, это исключительно уникальный случай. Дело Ивана Сафронова можно называть так: “Дело, которое вёл следователь Александр Чабан”».

Адвокат Иван Павлов

Я думаю, что тотальное засекречивание связано с желанием следователя ограничить доступ к вообще любой информации об этом деле. Следователь понимает, что перед ним журналист, что делом интересуются многие его коллеги.

Заместитель председателя КЗПА АП Москвы Роберт Зиновьев также считает, что следователи злоупотребляют правом, засекречивая всё дело: «Как-то очень вольно порой органы предварительного следствия сейчас обращаются с материалами. Получается, надо закладывать в тайники своих мозговых извилин огромный объём информации».

Он сам сталкивался с похожими ограничениями, работая более 10 лет назад по резонансному делу адвоката Бориса Кузнецова. «Поскольку там было несколько документов с грифом “Секретно”, всему делу был присвоен этот гриф. Можете себе представить: даже постановление о привлечении в качестве обвиняемого имело гриф секретности, – вспоминает адвокат. – Я знакомился с делом, делал пометки в специальной тетради, которую вынужден был оставлять у них. Абсурдная ситуация, крайне неудобно».

По словам адвоката, разобравшись в запретах, он решил, что нет смысла их обжаловать – ведь закон можно трактовать в удобную следствию сторону: «Отрасль секретного делопроизводства – отдельное направление, которое действует достаточно давно, чуть ли не с 1950-х годов. Приходится соблюдать эти идиотские требования».

Председатель КЗПА АП СПб Сергей Краузе подчёркивает, что для отнесения сведений к государственной тайне должны быть конкретные основания: «Секретность – это свойство не дела, а конкретного документа в деле. Вряд ли все без исключения документы в деле содержат гостайну». Он признаёт, что результат обжалования «вряд ли, конечно, будет успешным». Впрочем, защитники Сафронова и не планируют просить свои палаты о помощи – они считают, что коллеги вряд ли смогут что-то сделать в данной ситуации. Добавим, правозащитная организация Amnesty International призвала освободить Ивана Сафронова, заявив о многочисленных нарушениях его права на защиту.

Заменить всех адвокатов

В конце января Лефортовский суд по ходатайству следствия ограничил защиту Сафронова в ознакомлении с материалами дела. Таким образом, на изучение 23 томов было выделено чуть больше месяца. Причиной стали «частые возвраты защитников к уже прочитанным материалам». «Они говорили, что мы специально заволокичиваем процесс. Но, на мой взгляд, если кто и заволокичивал, так это следствие, – считает Дмитрий Талантов. – Но никакие наши аргументы, что мы в принципе не можем ознакомиться с материалами дела при условиях нарушения конституционного права на защиту, не были восприняты судом».

4 апреля Мосгорсуд начал рассмотрение дела по существу – в закрытом режиме. На первом заседании защитники просили суд ознакомить их с секретной нормативно-правовой базой. Дмитрий Талантов пояснил – секретность якобы переданной Сафроновым информации регулируется девятью нормативно-правовыми актами. Ни адвокаты, ни обвиняемый до сих пор их не видели.

Однако суд отказал в ознакомлении с «секреткой». А прокурор Борис Локтионов вообще предложил заменить всех защитников Ивана Сафронова на адвокатов по назначению. «Мы говорили, что нам по сей день непонятна суть предъявленного обвинения. Что мы не ознакомлены с секретной нормативно-правовой базой. Поэтому нам в таких условиях невозможно представлять интересы Сафронова в той мере, в какой нам это предписывает закон и КПЭА, – рассказывает адвокат Дмитрий Катчев. – Ещё мы напомнили, что нам не дали возможности в полной мере ознакомиться с делом. Прокурор ответил, мол, тогда давайте пригласим адвокатов по ст. 51 [УПК] и они нормально будут работать».

По словам защитника, судья уточнил – хочет ли гособвинение заявить отвод всем защитникам? На что прокурор ответил, что это просто «позиция стороны обвинения». В итоге суд не стал на неё реагировать – но адвокаты считают «позицию» обвинения показательной.

Защита ходатайствовала о продлении сроков изучения материалов дела – и суд дал ещё три дня. «Но тут важное условие: мы просили предоставить нам возможность знакомиться совместно с Сафроновым. Потому что в противном случае это лишено всякого смысла, – говорит Дмитрий Катчев. – Нам предоставили эту возможность – но Ивана доставляли в зал для ознакомления не раньше 13 часов. Поэтому реально мы знакомились с делом не больше часа-полутора в день».

Второе заседание состоялось 11 апреля – на нём обвинение приступило к оглашению документов по делу. По словам Дмитрия Катчева, сотрудники суда огородили вход в зал – чтобы родные Сафронова и журналисты не смогли даже мельком увидеть обвиняемого. А затем включили в коридоре «непонятный шум» – чтобы за закрытыми дверями никто не смог услышать, что происходит на заседании.

На заседании 18 апреля адвокаты столкнулись с новой проблемой. Суд назначил заседание на ту же дату, когда должно было состояться свидание защиты с журналистом в СИЗО. Адокаты просили суд перенести процесс – но им было отказано. Тогда они попросили дать им возможность пообщаться с Сафроновым после заседания – им снова было отказано. «Дело в том, что в СИЗО “Лефортово” перегружены камеры для свиданий с защитниками, – пояснил Дмитрий Талантов. – Мы подаём заявку, и там в хаотичном порядке выпадают какие-то даты для свиданий, но не чаще, чем раз в месяц… В этот раз дата совпала с заседанием, которое суд отказался откладывать. Поэтому у нас встреча с доверителем, получается, происходит раз в два месяца. Можно ли защищаться в таких обстоятельствах?»

Адвокат рассказал, что защитники хотели во время заседания передать Сафронову материалы из открытых источников, где содержатся сведения, в разглашении которых он и обвиняется. Суд отказал в этом, пояснив, что это противоречит правилам содержания под стражей. «Несите в изолятор через четыре недели», – расшифровывает Талантов позицию суда.

19 апреля гособвинение приступило к допросу своих свидетелей. Однако прокуроры не сообщают защитникам, что за люди будут допрошены. «Мы просили предупреждать заранее, хотя бы за день. Чтобы мы подготовились, взяли материалы… У нас же ничего нет – всё “секретка”, – говорит Талантов. – Они нам: “Нет, мы вам не будем говорить”. И каждый раз это как снег на голову».

Дмитрий Талантов отмечает: при таких многочисленных нарушениях адвокаты получают «целую руку козырей» для того, чтобы обратиться в КС по вопросам грубейшего нарушения права на защиту. «Гласность и открытость – это единственное, что нас поддерживает, – говорит он. – Потому что абсурдность предъявленного обвинения переходит все возможные границы. И это дело никогда не прошло бы в открытом суде – а сейчас мы даже не можем о нём рассказывать. Нас взяли в полный оборот».

«Улица» направила в Центр общественных связей ФСБ запрос с просьбой прокомментировать перечисленные в тексте ограничения для защитников, но пока не получила ответа.