«Очень многие адвокаты вообще не знают о своих правах»
Александр Брестер не попал в новый состав комиссии по защите прав адвокатов, но продолжит работу в этой сфере
В конце прошлого года Александра Брестера, Ивана Хорошева и Дмитрия Редькина не включили в новый состав Комиссии по защите прав адвокатов АП Красноярского края. Об этом в фейсбуке сообщил сам Брестер. Он известен адвокатскому сообществу как инициатор стратегических кейсов в защиту профессиональных прав адвокатов – и как единственный юрист без статуса, входивший в официальные структуры адвокатского самоуправления. В разговоре с «Улицей» Александр Брестер заявил, что продолжит работать в сфере защиты прав адвокатов – и что профессиональная репутация важнее приставки «член комиссии».
– Как так получилось, что вы, будучи юристом, оказались членом комиссии по защите прав адвокатов?
– Студентом я мечтал работать следователем. Но мой учитель Анатолий Сергеевич Барабаш сказал: «С вашим складом ума есть только два пути: аспирантура либо адвокатура». Я тогда выбрал аспирантуру, но желание реализовать себя в адвокатской профессии у меня осталось. И я продолжал взаимодействовать с адвокатами по практическим вопросам – помогал с аналитикой, подготовкой стратегии защиты, консультированием, разработкой документов.
Потом мой университетский товарищ Илья Шевченко стал директором Института повышения квалификации адвокатов АП Красноярского края, и мы стали делать много образовательных проектов с адвокатами. А в 2014 году перезапустили магистратуру «Адвокат в судебном процессе» в СФУ – серьёзно переделали программу, перевели её в «деятельностный» формат. И уже пять лет готовим адвокатов со студенческой скамьи, а со многими из них сотрудничаем после выпуска.
Александр Брестер
(советник АБ «Хорошев и партнёры»)Так получилось, что я действительно выращиваю – грубо, но не могу другого слова подобрать – адвокатов. Я могу порядка 15 действующих адвокатов назвать своими учениками – и со многими мы сейчас работаем.
В 2010–2011-м сформировалась тренерская команда, которая занималась образовательными проектами в сфере адвокатуры и юриспруденции и одновременно вела конкретные дела, в том числе связанные с защитой прав адвокатов. Поначалу мы работали без каких-либо комиссий – просто группа единомышленников из 10-12 человек. Но три года назад у нас появилось сразу несколько важных кейсов, в том числе дело силовиков, которые спустили с лестницы адвоката Павла Киреева.
По данным «Адвокатской газеты», в конце декабря 2016 года доверитель попросила адвоката Павла Киреева прибыть в офис фирмы, где сотрудники УФСБ проводили обыск. Киреев предъявил ордер и удостоверение, объяснил цель визита, но оперативники не пустили его и столкнули с лестницы. С командой коллег Павел Киреев обжаловал действия силовиков, указав, что было нарушено право как на оказание, так и на получение юридической помощи. Суды первой и апелляционной инстанций встали на сторону защитников, однако кассация в октябре 2017-го отправила дело на новое рассмотрение. В феврале 2018 года суд отказал в удовлетворении жалобы. Суд согласился с фактом недопуска защитника, но указал, что действия силовиков, столкнувших его с лестницы, были оправданы потребностью поддержания порядка.
В это же время в стране начали создавать комиссии по защите прав адвокатов – и мы тоже решили сформировать такую в АП Красноярского края. Выступили с инициативой, а совет палаты её поддержал. Руководителем комиссии палата назначила Павла Киреева.
Надо понимать, что наша команда как работала до создания комиссии, так и продолжила работать после: никаких формальных собраний, отчётов, только для конференции адвокатов готовились какие-то сообщения. У нас, конечно, были дружески-профессиональные отношения – мы много чего вместе делали. И все, кто вошел в первый состав комиссии, были друзьями. Мы просто институализировались.
«Много дел мы, по сути, конструировали сами»
– Как выстраивалась работа комиссии?
– Наша команда собиралась по четвергам, обсуждала образовательные проекты и поступившие кейсы по защите прав адвокатов. В ходе беседы кто-то вызывался потратить на дело своё личное время, кто-то ограничивался ролью советника. Одни дела кто-то вёл самостоятельно, другие мы вели группой. В общем, это была добровольная командная работа, а название «Комиссия по защите прав адвокатов» помогало нам позиционировать себя. Когда на суд над коллегой приходили 2-4 адвоката, то пояснение, что они представители комиссии по защите прав адвокатов, помогало снять некоторое напряжение в процессе.
– А как ваша команда узнавала о проблемах у адвокатов?
– Какие-то темы приходили в порядке обращений. Конечно, мы брали не все случаи – бывало, что я говорил с адвокатами, давал советы, а потом уточнял, как разрешилось дело.
Много дел мы, по сути, конструировали сами, понимая, какие кейсы надо «создать». Например, мы чётко понимали, что надо фиксировать все случаи отказа сотрудников ФСИН в проносе техники. И когда адвокаты из нашей команды шли в колонии, то они проносили технику. Если им отказывали, то они всегда реагировали на это, чтобы дать понять сотрудникам – они нарушают закон.
Бывало, что кейсы «приносили» члены комиссии, которые сами сталкивались с несправедливостью. Когда сотрудники ФСИН досмотрели адвоката Викторию Дерменёву из нашей команды, мы сразу решили серьёзно взяться за этот случай.
По данным «АГ», в конце июля 2018 года адвокат Виктория Дерменёва прибыла к подзащитному в ФКУ ИК-27 ГУФСИН России по Красноярскому краю. Во время свидания она записала под диктовку его заявление о незаконных дисциплинарных взысканиях и попытках применить пытки. Заключённый подписал документ и в конце добавил своей рукой, что опасается за жизнь и здоровье. Позже сотрудники колонии остановили адвоката, заявив, что подзащитный незаконно передал ей записи. Дерменёва разъяснила, что бумаги защитника охраняются адвокатской тайной, а переписка осуждённого с адвокатом цензуре не подлежит. Но сотрудники всё равно досмотрели личные вещи адвоката, после чего забрали заявление подзащитного и другие бумаги. В сентябре 2018 года Виктория Дерменёва обратилась с административным иском к колонии, в конце января 2019-го суд признал действия сотрудников колонии незаконными.
Кстати, из-за дела Дерменёвой к нам обратилась адвокат Кунай Ильясова, у которой сотрудники ФСИН не только просмотрели документы, но и провели личный досмотр. В итоге мы работали и по её кейсу.
По данным «АГ», в декабре 2018 г. адвокат Кунай Ильясова прибыла для встречи с подзащитным в ИК-31. На встрече он передал заявление о давлении со стороны сотрудников колонии. Но после свидания представители ИК-31 потребовали выдать документ. Адвокат отказалась, сославшись на адвокатскую тайну. Тогда в присутствии понятых и нескольких сотрудников были досмотрены все её вещи – процесс фиксировался на камеру. После этого вызвали сотрудницу колонии для личного досмотра адвоката. Во время досмотра («вплоть до нижнего белья с оголением частей тела») присутствовал начальник колонии, а сам процесс также снимался на камеру. Адвокат обратилась в суд с административным иском к колонии; суд вынес решение в мае 2019 года, встав на сторону адвоката. Первая инстанция указала на незаконность цензуры переписки с подзащитным, а досмотр, по мнению суда, нарушил право Кунай Ильясовой на личную неприкосновенность. Апелляция подтвердила решение нижестоящего суда.
– Ваша работа в комиссии оплачивалась?
– Нет. И это принципиальная позиция. Если мы говорим о нарушении профессиональных прав, которые мы считали нужным защитить, то это всегда делалось бесплатно. Единственное, мы символически оплачивали адвокатам из своих же средств гонорар, чтобы потом взыскать его с ФСИН – потому что хотели на практике отработать механизм взыскания судебных расходов. Это были небольшие суммы. По делу Виктории Дерменёвой мы взыскали около 35 тысяч рублей, хотя там было много адвокатов. Но ситуаций, когда кто-то из членов комиссии получал за эту работу деньги, уж тем более по коммерческим ставкам, не было никогда.
– Как адвокаты относились к тому, что вы делаете?
– Не могу сказать, что много коллег подробно знали о той работе, которую мы ведём. Каждый занят сам собой. Хотя «Адвокатская газета» освещала многие дела, что-то публиковалось на сайте палаты, мы размещали информацию в личных аккаунтах в фейсбуке…
Я всегда тщательно изучал комментарии красноярских коллег в соцсетях – как правило, это были три вида реакции. Кто-то одобрял, благодарил, предлагал помощь. Другие проявляли скептицизм: «Ну вот вы выиграли, и что это поменяет?». А периодически встречалось неприятие, мол, защита адвокатами адвокатов выглядит странно.
– А вы занимались обучением адвокатов?
– Мы разработали два больших тренинга – один про защиту от обыска и оперативных мероприятий, второй связан с защитой прав адвокатов при посещении учреждений ФСИН. Это методические разработки, основанные на реальных адвокатских кейсах, и они используются на занятиях Института повышения квалификации адвокатов АП Красноярского края.
Кстати, я методически перерабатывал результаты нашей деятельности – и они становились учебным материалом для моих студентов в университете. И наоборот – иногда я привлекаю студентов и магистрантов к работе над адвокатскими кейсами.
– Со стороны адвокатов не возникали претензии, что юрист без статуса учит их защищаться?
– Ни у кого не возникало никаких вопросов. Но и я, наверное, уже давно мимикрировал под адвокатское сообщество. Очень многие думают, что я адвокат – я провожу много тренингов, у меня большая консультационная практика. В последний раз мне ставили в вину, что я не адвокат, наверное, лет 8-10 назад. Я не чувствую никакого негатива по этому поводу со стороны адвокатов. Наверное, потому что я полезен им.
– А вы вообще не думали о том, чтобы стать адвокатом?
– Я рассмотрю этот вариант в случае введения так называемой адвокатской монополии. Но мне комфортно в образовательной и консультационной деятельности – пока я не готов полностью перейти на адвокатскую улицу (смеётся). Как советник в АБ «Хорошев и партнёры» я очень много времени провожу с адвокатами при их обучении, анализе дел, выработке стратегии защиты. Здесь я полезнее, чем если буду вести одно дело. Традиционная адвокатская практика отнимает очень много времени – и я не смогу совмещать её с работой советника, а также с другими образовательными и научными проектами.
«Внешний взгляд на дело никогда не бывает лишним»
– Мне кажется, что вашу комиссию от других отличало сотрудничество по адвокатским кейсам с НКО – например, «Общественным вердиктом» или Институтом права и публичной политики*. Другие комиссии автономны в своей работе. Почему вы решили идти таким путём?
– Я бы не сказал, что это было нашей фишкой. Просто нам изначально хотелось вести дела, которые могут повлиять системно на решение проблемы – и у нас были контакты с НКО, которые могли нам помочь. Например, мы сотрудничали с ИППП, когда обращались в Конституционный Суд с жалобой на практику проведения полноценных обысков под видом «обследования помещения». Но жалоба в КС – это тонкая материя. В Институте права и публичной политики есть специалисты, которые в этом разбираются особенно хорошо, поэтому мы обратились к ним за советом. Нам тогда очень сильно помогла старший юрист ИППП Ольга Подоплелова (сейчас работает в «Руси Сидящей» – «Улица»). И всё же, хоть мы и консультировались, но кейсы вели самостоятельно.
По данным «АГ», в январе 2017 года сотрудники красноярского УФСБ провели в офисе адвоката Максима Пугачёва санкционированное судом ОРМ «обследование помещения». Фактически же был произведён полноценный обыск. Адвокат попытался оспорить постановление суда, но в мае жалоба была отклонена с объяснением, что «обследование является прямым аналогом обыска» и соответствует закону. Апелляция поддержала решение первой инстанции, в передаче кассационной жалобы было отказано. Адвокат в начале 2018 года обратился в ЕСПЧ, ООН, а также в Конституционный Суд. В жалобе в КС защитник оспаривал конституционность норм Закона об ОРД и Закона об адвокатуре, которые позволяют под видом обследования помещений проводить обыск у адвоката, игнорируя нормы УПК. ФПА поддержала жалобу. Однако КС в июне отказался принять её к рассмотрению. Суд указал, что Конституция не предусматривает для адвокатов закрепления дополнительных, по сравнению с другими гражданами, гарантий неприкосновенности, а судебный порядок санкционирования ОРМ защищает информацию, охраняемую адвокатской тайной. Александр Брестер сообщил «АУ», что ответ из ООН адвокаты пока не получили, а ЕСПЧ также отказался принять жалобу к рассмотрению, пояснив, что адвокаты не уложились в шестимесячный срок. Оказалось, что в случае жалобы, связанной с любым незаконным ОРМ, обращение в ЕСПЧ не требует исчерпания национальных средств защиты – их в России просто нет.
– А как же дело адвоката «Общественного вердикта» Ирины Бирюковой о прослушке её разговоров с доверителями?
– Да, это интересная история. Наше адвокатское бюро «Хорошев и партнёры» сотрудничает с фондом «Общественный вердикт»* в рамках работы по громкому делу о пытках в ярославской колонии. При ознакомлении с материалами предварительного расследования мы обнаружили стенограммы и аудиозаписи переговоров Ирины Бирюковой с её подзащитными. Это, пожалуй, единственный случай в России, когда прослушка разговоров адвокатов с их подзащитными – в существовании которой все уверены – подтвердилась документально. Мы решили не оставлять это без внимания и добиться реакции властей.
В начале июля 2019 года Ирина Бирюкова направила в Следственный комитет заявление о преступлении, совершённом сотрудниками ИК-1 Ярославской области. ФПА также обратилась в ведомство с просьбой обеспечить процессуальный контроль проверки сведений, содержащихся в заявлении адвоката. По сообщению Александра Брестера, материал по прослушке «встроен» в «Ярославское дело». Адвокаты ждут реакции следствия сразу после направления в суд основного материала и выделения материала по прослушке в отдельное производство.
Но в любом случае все адвокатские кейсы мы вели самостоятельно, а пересечения с НКО были небольшие. Что до работы других комиссий, то я вряд ли что-то могу тут сказать. Может быть, люди тоже пишут НКО, консультируются, а мы про это не знаем.
– Насколько, по-вашему, оправдано сотрудничество с правозащитными организациями при ведении адвокатских кейсов?
– Как показывает практика, сами адвокаты неплохо себя защищают. Но когда требуется вытащить кейс на стратегическую орбиту, нужно советоваться с узкими специалистами – которые есть в профильных НКО. Если надо правильно обратиться в Конституционный Суд, Европейский Суд и так далее.
Конечно, адвокат может делать всё в одиночку, но профессионал понимает, что внешний взгляд на дело никогда не бывает лишним.
«Мы были уверены, что с нами как минимум посоветуются»
– Как строились отношения комиссии с советом палаты и ФПА?
– Не могу сказать, что у нас было какое-то постоянное общение с советом – опять же, во многом потому, что не было огромного вала обращений к нам. Знаю, что Павлу Кирееву передавались сообщения о наших делах по нарушениям прав адвокатов; знаю, что он докладывал на конференции о результатах работы комиссии. В разговорах с руководством палаты я всегда ощущал поддержку нашей деятельности.
ФПА помогла нам по двум эпизодам. Первый связан со случаем, когда адвоката Павла Киреева столкнули с крыльца. У него был телефонный разговор с Генри Марковичем Резником, он сказал слова поддержки – этот момент, конечно, был важен. Второй эпизод связан с кейсом об обыске у адвоката под видом обследования. ФПА тогда значительную поддержку оказала: советник федеральной палаты Сергей Насонов написал великолепное заключение в поддержку нашей жалобы в Конституционный Суд. И сама ФПА попросила КС включить их в дело в качестве заинтересованного лица.
Это, кстати, ещё раз говорит о том, что всё-таки то, что мы делали, – важно и нужно.
– Тем не менее вас не взяли в обновлённый состав комиссии. Почему?
– Не только меня, еще Ивана Хорошева и Дмитрия Редькина. Здесь важно понимать, что это решение стало скорее следствием трудностей в личных взаимоотношениях. Это точно не «политика», когда пытаются отстранить несогласных или особо активных. Просто та команда, с которой мы начинали работать, стала распадаться. А новая команда избрала несколько другие методы работы.
– То есть ваша тройка – это остаток той команды, из которой был сформирован первый состав комиссии?
– Да, тот костяк несколько распался.
– Это решение было ожидаемо? Были какие-то предупреждения, претензии?
– Для нас это стало полной неожиданностью: мы были уверены, что с нами как минимум посоветуются. Но так решил председатель комиссии. Ведь порядок следующий: он подаёт список, а совет его утверждает. Насколько я знаю, никакого обсуждения списка не было, потому что председатель комиссии априори пользуется доверием совета.
– Вы сами не спрашивали, с чем связана ротация?
– Спросили, и Павел Киреев подтвердил, что это его решение. По его мнению, команда распалась, и теперь мы идем разными путями.
– А какие эти пути?
– Скажем так, у нас разное видение по поводу темпа и характера работы. Но Павел Киреев, думаю, принял это решение в том числе потому что понимал: мы в любом случае продолжим свою работу и будем полезны адвокатскому сообществу.
Команда как работала, так и будет – у нас есть дела по защите прав адвокатов, которые мы продолжим вести. За эти два года мы определились, что защита прав адвокатов – это очень важная часть работы, которой мы хотим и будем заниматься. Все наработанные материалы открыты, и мы активно общаемся с коллегами, которые входят в новый состав комиссии. Конечно, мы не знаем, как они будут использовать наработки. Но наша команда продолжит защищать адвокатов – и все наработки по новым делам мы будем передавать всем, кому они будут нужны.
Лично я также помогаю адвокатам из других регионов. Задачи у меня две: первая – помощь по делам, которые могут стать прецедентными, вторая – обработка этого материала для перевода в учебные занятия.
– Вы попытаетесь войти в следующий состав комиссии?
– Справедливости ради надо сказать, что мы с коллегами можем написать заявление в совет палаты о вводе нас в действующий состав комиссии – и я не исключаю, что результат рассмотрения этого заявления будет положительным. Правда, нам это не очень нужно с точки зрения нашей работы.
Александр Брестер
(советник АБ «Хорошев и партнёры»)Приставка «член комиссии» ничего не решает, а заработанной репутации хватит для продолжения работы в этой сфере.
Мне важно, чтобы это прозвучало, даже если вы не спросите. Всех, кто вошёл в новый состав комиссии, мы знаем лично. Мы плотно с ними взаимодействуем по самым разным делам. Я практически уверен, что если в комиссию придут какие-то дела, мы о них узнаем и так или иначе будем иметь возможность оказать помощь коллегам.
– Тогда не очень понятно, почему вас не включили в новый состав комиссии, если вы всё равно продолжите работать по делам, которые поступят в комиссию.
– Я думаю, это желание председателя, которому непросто работать с нами в одной команде. Большего я сказать не смогу.
«Очень многие адвокаты вообще не знают о своих правах»
– Что, по вашему мнению, самое важное вы сделали, пока были в комиссии?
– Центральной темой были нарушения прав адвокатов со стороны сотрудников ФСИН. Красноярский край – регион с самым большим количеством исправительных учреждений, вот почему эта тема для нас очень актуальна. Когда мы стали работать по ней, то столкнулись с большим невежеством сотрудников службы, которое создавало разного рода сложности для адвокатов. Начиная с длительного ожидания свидания с подзащитным и отказа в проносе техники -- заканчивая досмотром адвокатов и нарушением конфиденциальности общения защитников с доверителями. Мы постепенно выявляли весь пласт нарушений, чётко для себя решив, что мы, во-первых, попытаемся «забрать своё» – строго обозначим для сотрудников ФСИН, что адвокатам можно и что нельзя. А во-вторых, поймём, какие есть проблемы, которые не решить только просветительскими методами – и попытаемся решить их по-другому.
У нас есть два центральных кейса – дела Виктории Дерменёвой и Кунай Ильясовой. В обоих случаях мы доказали, что досмотр адвокатов был незаконным. Мы собрали очень много материала, как он проходит в разных учреждениях. И убедились, что сотрудники ФСИН даже не понимают, как правильно досматривать адвокатов – путают оперативные мероприятия, административное производство, уголовный процесс и так далее.
Самое интересное, что их ДСП-приказы напрямую противоречат законам. Например, они предусматривают оформление досмотра адвоката по КоАП без вынесения каких-либо последующих решений в отношении адвоката. Этого быть не может, потому что как только ты досмотрел кого-то в соответствии с КоАП, ты возбудил административное производство, и ты обязан либо прекратить его, либо составить протокол и отправить в суд, например. И таких деталей очень много – мы их выявляли в течение двух лет. А весной прошлого года мы с Институтом права и публичной политики провели большой круглый стол по этой теме, на котором сформулировали три уровня проблем.
Первый охватывает те проблемы, которые должны решаться на законодательном уровне. Например, обмен корреспонденцией между адвокатом и доверителем можно решить только заполнением нормативного пробела – в законе нет определения термина «корреспонденция». Сейчас это позволяет ФСИН злоупотреблять, требуя регистрации всех документов, получаемых от подзащитного. И совершенно непонятно, что такое «регистрация». Под ней каждый сотрудник ФСИН видит своё – иногда доходит до нарушения принципа конфиденциальности общения адвоката с доверителем. Важно здесь сказать, что это единственный уровень, который мы не затрагиваем. Мы не пишем сами законопроекты, не инициируем переговоры между ФСИН и адвокатурой, чтобы решить какие-то вопросы. Но мы готовы дать материал тем, кто решит этим заняться.
Второй пласт проблем решается через стратегические дела, которые надо инициировать – иногда доводить их до Конституционного и Европейского Судов. Одна из таких проблем связана с возможностью видеться с подзащитными в выходные и праздничные дни: в некоторых регионах адвокаты имеют доступ к своим доверителям и в эти дни, а в некоторых – нет. И в последнем случае эти дни превращаются в самые опасные для доверителя – сотрудники ФСИН знают, что адвокаты к ним не попадут и иногда злоупотребляют этим. Такие проблемы надо решать через обжалование незаконности таких ограничений.
И третья группа, самая большая, – это проблемы, которые можно решить через просвещение адвокатов.
Алесандр Брестер
(советник АБ «Хорошев и партнёры»)К сожалению, очень многие адвокаты вообще не знают о своих правах и возможностях.
Поэтому мы проводим семинары для адвокатов по теме взаимодействия со ФСИН. И видим результаты: коллеги узнали о своих правах и стали чаще ими пользоваться, а сотрудники ФСИН спокойнее реагируют на это. Нет уже того напряжения между ними, какое было раньше. Многие адвокаты приходят с распечатками решений, и сотрудники колоний даже просят оставить им копии.
– Остались ли в комиссии проекты, которые вы не успели довести до конца? Что с ними будет?
– Все начатые проекты мы доведём до конца. Потому что они никак не завязаны на слово «комиссия». У нас не было «комиссионных» проектов. Нет такого, что раз мы ушли, то теперь у нас нет к чему-то доступа. Это обрамление в виде комиссии нам помогало, но не было основой. Все проекты привязаны к людям, которые ими занимались.
– В какой организационной форме вы теперь будете работать?
– У нас есть внутреннее самоназвание – «красноярская команда». Это изначально неформальная группа и нет смысла как-то формализовываться. Обратите внимание, групп, которые занимаются защитой прав адвокатов, стало достаточно много – одни более или менее постоянны, имеют название, а другие формируются ad hoc под конкретное дело. Нормальная ситуация, потому что в таких делах всё завязано на людях.
– Вы и дальше собираетесь по этим делам работать pro bono?
– Дела, связанные с защитой прав адвокатов, – это не бизнес, это не то, чем зарабатывают. Если когда-нибудь мы сможем получить гранты, которые помогут компенсировать эту деятельность – будет здорово. Но вообще мы по этим делам работаем pro bono.
– То есть мыслей специализироваться на защите прав адвокатов за гонорар нет?
– Ну, во-первых, я не вижу здесь рынка – в очереди адвокаты не стоят. Может быть, в столичных регионах, и то не факт. Во-вторых, защищать своих коллег, которые попали в трудную ситуацию, мне гораздо приятнее бесплатно. Мало того что появляются интересные профессиональные контакты – у нас выстраивается определённая репутация, которую мы используем в работе. Кроме того, формируется материал, на котором мы строим дальше тренинги, занятия. Лично мне этого хватает. За всё время работы у нас ни разу не возникало разговоров о том, что такая работа должна оплачиваться – мы понимаем бесперспективность таких мыслей, и они нам неинтересны.
– На каких проблемах с нарушением защиты прав адвокатов стоит сосредоточиться в первую очередь?
– Самое важное, наверное, – это доступ к доверителям, находящимся в заключении – в СИЗО или колонии. У нас, например, в регионе с доступом в изоляторы проблем нет, а в Москве это большая беда, которая не решается, – и она очень сильно меня возмущает: все всё понимают, но никто ничего не делает.
Александр Брестер
(советник АБ «Хорошев и партнёры»)Доступ адвоката к доверителю – право, которое должно реализоваться немедленно: в случае обыска, полицейского задержания, заключения в СИЗО или колонию. На мой взгляд, этот вопрос нужно решать на разных уровнях: обжаловать незаконные действия, вести переговоры с ведомствами, улучшать законодательство. Это важно, потому что несколько часов без адвоката могут решить исход уголовного дела.
Дальше все проблемы, на мой взгляд, одного уровня. Наверное, я вернусь к учреждениям ФСИН – снова скажу про доступ и возможность оказания правовой помощи в колониях и тюрьмах. Мир быстро цифровизируется, поэтому важно отстаивать право адвокатов проносить технику в учреждения ФСИН – она помогает эффективнее оказывать правовую помощь подзащитным. Также важно соблюдение принципа конфиденциальности общения. Адвокаты должны получить максимальную свободу в общении с доверителем и максимальное доверие со стороны государства в этой части. Мне кажется, при должном подходе все эти проблемные пока вопросы можно решить.
Про обыски у адвокатов мне сложно говорить, потому что у представителей нашей палаты особых претензий к правоохранителям не было. Но я знаю, что это проблема для Москвы и Санкт-Петербурга, и точечно в других регионах. Наверное, она тоже требует методического какого-то осмысления и выхода на стратегические кейсы, которые позволят чётко обозначить права адвокатов в этой сфере.
А дальше очень много частных проблем – и допросы, и удаления из процессов, и применение насилия в отношении адвокатов. Есть совершенно вопиющие случаи. Таким, на мой взгляд, является «гонорарное дело адвокатов Аэрофлота». Интервью с адвокатом Сергеем Смирновым, которое было опубликовано у вас, показывает абсурдность дела, и, на мой взгляд, сообщество должно жёстко реагировать на подобные случаи уголовного преследования коллег.
– Что вы думаете о выстроенной в адвокатской корпорации системе защиты прав адвокатов? Можно ли назвать её реально работающей структурой?
– Я исхожу из того, что адвокатура сейчас переживает проблемы роста, которые отражаются и на развитии защиты прав адвокатов. Есть более официальная линия, связанная с советами, комиссиями и так далее. Есть правозащитные организации, для которых защита прав адвокатов – одно из направлений их работы (ИППП, «Агора»), есть адвокаты, специализирующиеся на таких делах (например, московский адвокат Александр Пиховкин). Возникают и разные неформальные адвокатские объединения, в том числе формирующиеся стихийно для защиты конкретных адвокатов. Всё это говорит о главном – в адвокатуре есть чёткое понимание, что это ей нужно. Ещё несколько лет назад идея защиты прав адвокатов не была такой массовой – сейчас её не просто признали, её всячески развивают на разных уровнях.
Да, чётко выстроенной системы нет – и это нормально! Я бы не хотел, чтобы этот импульс перерастал в создание системы жестко регламентированных комиссий с какой-то структурой во главе.
Александр Брестер
(советник АБ «Хорошев и партнёры»)Я бы хотел, чтобы развитие самого института защиты прав адвокатов шло снизу – с решения конкретных адвокатских проблем. Пройдёт несколько лет, и весь этот разнородный опыт обязательно будет кем-то систематизирован и обобщён, станет достоянием всей адвокатуры. Сейчас это брожение, но во благо.
Адвокаты объединяются, чтобы защитить друг друга, на это есть запрос. Главное, на этом поле не начать конкурировать: если дело становится разменной монетой в конкурентной борьбе за позиционирование, это не очень хорошо.
– Существует ли эффективное взаимодействие между региональными комиссиями и ФПА? Есть ли какой-то обмен опытом?
– Есть чаты и группы в соцсетях и мессенджерах. Но надо понимать, что региональная специфика серьёзно отличается. Поэтому плотное общение между разными комиссиями не очень востребовано. Но я знаю, что коллеги много общаются, в том числе на разных тематических мероприятиях. И СМИ сейчас всё очень хорошо освещают. Мне трудно представить дело по защите прав адвокатов, которое идёт в регионе и не попало в прессу.
– А насколько сами адвокаты готовы защищать свои права?
– Случаи защиты прав адвокатов, которые становятся публичными, обычно связаны с достаточно серьёзными нарушениями. Это насилие в отношении адвокатов, досмотры, иногда практически с обнажением, обыски силовиками в масках и так далее. В таких случаях степень возмущения сообщества достаточно высока и необходимость в корпоративной поддержке очевидна.
Но главная проблема на самом деле кроется в тех нарушениях, на обжалование которых большинство защитников не готовы тратить время и силы. Например, адвокат приезжает к своему подзащитному в СИЗО – не дождался, выругался, может, даже жалобу какую-то написал, но уехал по другим срочным делам и забыл о случившемся. Или не пустили с телефоном, а адвокат с этим смирился, потому что ему нужно срочно с доверителем встретиться.
Адвоката в такой ситуации можно понять: у него есть конкретная задача защитить доверителя. И если он начнет отстаивать свои права, то отвлечётся от защиты клиента или того хуже – навредит ему. Но несмотря на эти сложности, важно приучить адвокатов отстаивать свои права именно в таких кейсах. Когда эта практика приобретёт определённую массовость, она сможет повлиять на системное решение проблем. Да, мы не получим эффект сразу – это будет долгий процесс. Но рано или поздно непрерывная и скрупулёзная борьба приведёт к изменениям в судебной практике, законодательстве и сознании.
К сожалению, эта пафосная мысль проигрывает конкуренцию с рутинными задачами адвоката – «мне нужно защищать доверителя прямо сейчас, на защиту себя у меня нет времени и ресурсов». Поэтому мы можем только просвещать адвокатов, говорить, что они могут рассчитывать на нашу помощь, и надеяться, что они не спустят на тормозах очередное нарушение их прав.
Александр Брестер
(советник АБ «Хорошев и партнёры»)Когда адвокаты не отстаивают свои права в малом, они затем вынуждены бороться с более существенными нарушениями.
Я не упрекаю адвокатов, но на всех мероприятиях призываю их: «Ваше право нарушили – сделайте хоть что-нибудь: зафиксируйте, возразите, потребуйте, обжалуйте» Даже если адвокат не собирается идти в суд, нужно совершить базовые действия, чтобы эти случаи становились материалом. Понимаете, это же всё живёт и наполняет информационное поле – рано или поздно что-то поменяется в стране, и все эти материалы, идеи будут востребованы. И мы должны быть к этому моменту готовы – у нас должны быть идеалы и представления, которые формируются в борьбе, как нам сейчас кажется, с ветряными мельницами.
Председатель Комиссии по защите прав адвокатов АП Красноярского края Павел Киреев прокомментировал «Адвокатской улице» ситуацию с изменением состава:
«Александр лаконично и в целом правильно всё пояснил. Истёк срок полномочий, утверждённый советом, комиссия частично обновилась. Коллегам большое спасибо за проделанную работу. Убеждён, обновлённый состав будет не менее мотивирован и эффективен. Работа уже ведётся. Кроме того, если говорить о реальной работе в вопросах защиты прав адвокатов, то официальный статус члена комиссии каких-либо дополнительных полномочий не даёт, многие адвокаты участвуют в работе, не имея этого статуса (и не только у нас в регионе). Коллегам, не вошедшим в новый состав, было предложено продолжение сотрудничества при наличии у них желания и конкретных предложений».
* Внесён в реестр «иноагентов».