«Статус адвоката – это отягчающее обстоятельство»

Дело «адвокатов Аэрофлота» можно назвать трагичным примером «криминализации гонорара». В октябре 2019 года суд отправил в СИЗО топ-менеджеров ПАО «Аэрофлот» Владимира Александрова и Татьяну Давыдову – а также нанятых ими ранее адвокатов Дину Кибец и Александра Сливко. По версии следствия, они вместе похитили у компании 250 млн рублей, заключив договоры на оказание услуг, исполнением которых якобы занимались штатные юристы авиаперевозчика. Защита утверждает, что Кибец и Сливко добросовестно отстаивали интересы компании. Адвокат Сергей Смирнов – защитник Дины Кибец – впервые рассказал «Улице» подробности дела и выбранной ими стратегии. Он считает, что органы адвокатского самоуправления должны активнее вмешаться в ситуацию, «потому что завтра на месте Кибец может оказаться любой из нас».

Иллюстрация: Мария Бойнова

– Мы до сих пор мало знаем о деле Сливко и Кибец. В СМИ почти нет подробностей – только фабула обвинения и пересказ позиции стороны защиты. Расскажите, с чего всё началось?

– Произошло следующее. Дина Кибец, адвокат КА «Ваш адвокатский партнёр» (впоследствии переименована в КА «Конкорс»), заключила в 2016 году договор с ПАО «Аэрофлот». Потом она же заключила ещё несколько договоров – пять или шесть.

– На сопровождение конкретных споров?

– Не совсем. Специфика отрасли такая, что необходимость в юридической помощи может возникнуть внезапно. А заключение договора в такой большой компании занимает время – это и работа конкурсной комиссии, и согласования, письма, визы, отписки, расписки… Это всё два месяца может потребовать. Поэтому они в каждый договор – помимо того предмета, о котором шла речь, когда договор заключали – включали фразу «и иные споры по указанию заказчика». И если что-то случалось, например, авиаинцидент – никто же не знает, когда он случится – то они могли сразу же предоставить правовую поддержку.

– То есть договор был в целом на юридическое сопровождение?

– Да. И договор предусматривал опцию привлечения третьих лиц, помимо Кибец. По этому соглашению работали в том числе адвокат Александр Сливко, помощники, специалисты. В полном соответствии с условиями договора.

– А внешние и внутренние юристы «смешивались» в каких-то делах?

– Заказчики сами решали, что делать силами инхаус-юристов, а к чему привлекать внешних юристов. Например, если ситуация была сложной, а у них в штате не было специалиста, обладающего достаточной квалификацией. Такое тоже часто бывало.

Они не работали одновременно по делам, но инхаус-юристы присутствовали в суде. Но это нормальная практика. Я даже по своему опыту могу это подтвердить. Когда ты работаешь с компанией в качестве внешнего консультанта для сопровождения конкретного спора и идёшь в процесс, то с тобой всегда идет сотрудник юридической службы предприятия. Он точно так же отдает доверенность, паспорт, формально участвует в процессе, его фамилия есть во всех итоговых судебных актах. Это делается по многим причинам.

Во-первых, руководство предприятия должно знать о ходе дела от своего сотрудника – ты, всё-таки, внешний консультант. Во-вторых, для подстраховки. Вдруг ты застрянешь в пробке, сломаешь ногу и т.д. Чтобы не получилось так, что в конкретном споре вообще никто не пришёл. В-третьих, так просто принято – это сложившаяся традиция.

– Получается, что сотрудник компании вникает в дело, которое ведут внешние юристы? Он им как-то помогает?

– Необязательно. Дина Кибец, конечно, всё согласовывала с штатными юристами «Аэрофлота». Это тоже нормальная практика, когда работаешь на компанию, у которой есть свои юристы. Но никто из штатных юристов не был таким серьёзным экспертом в банкротном праве, как она. Кибец действительно очень сильный специалист в этой отрасли. Поэтому они, конечно, согласовывали её документы, но формально. Она расписывала им своё мнение, а они с этим соглашались, потому что знали: лучше, чем она, всё равно никто в банкротных спорах не понимает.

Сергей Смирнов (адвокат Дины Кибец)

Экономический эффект за все годы работы Кибец с «Аэрофлотом» составил 20 млрд рублей. Это то количество денег, которое было либо напрямую отсужено, либо не было потеряно благодаря её работе.

Должностные лица компании «Аэрофлот» – которая, напомню, признана потерпевшей – эту сумму подтверждают. И её невозможно скрыть: это хозяйственные споры, поэтому все документы по ним есть в КАД «Арбитр» в общем доступе.

– Какой гонорар за всё это время получили Кибец и её коллеги?

– За все четыре года они получили на всю команду порядка 250 млн рублей.

– У них была договорённость о гонораре успеха?

– Нет. Они всегда договаривались о стоимости юридических услуг, что называется, «на берегу». Единственное, были две системы оплаты. В каких-то случаях они брали почасовку – 350€ в час (что, кстати, для серьёзных московских юридических компаний совершенно обычная цена). В других случаях брали конкретный гонорар за конкретный спор – например, могли оценить сопровождение серьёзного арбитражного спора в 7 млн рублей.

– По какому принципу выбиралась система оплаты?

– Кибец работала с «Аэрофлотом» четыре года. Понятно, что у компании были разные времена. Одно время они начали экономить. И была пара показательных примеров, связанных с этим. В 2018, кажется, году пришла новый начальник юридического департамента и сказала – слушайте, у нас тут 52 человека в департаменте работают, получают заплату. Зачем, мол, мы им платим? И предложила часть работы с внешних консультантов перенести на штатных юристов.

Она вызвала Дину Кибец и сказала, что часть работы с неё снимает – её будут делать инхаус-юристы. Она пожала плечами: «Вы заказчики – ваше право». В итоге штатные юристы проиграли с треском два важных спора, которыми по старой договорённости занималась бы Кибец, После этого они снова вернули сопровождение таких дел ей.

– В основном это были банкротные дела?

– Да. «Аэрофлот» – большая компания, за годы они банкротили «Оренбургские авиалинии», «Трансаэро», «Донавиа» и т.д. Это была сложная история. Любое банкротство – это долгий и сложный процесс с кучей обособленных споров.

Alma mater как улика

– Договоры с Диной Кибец заключались в результате тендерных процедур?

– Положения «Аэрофлота» о торгах предусматривают возможность закупать адвокатские услуги без проведения тендерных процедур – у единственного поставщика. Что «Аэрофлот» и сделал в случае с Диной Кибец. И это обычная практика. Обычно глава юридического департамента пишет письмо на имя руководителя компании или его профильного заместителя, в котором просит заключить соглашение с конкретными адвокатами для сопровождения конкретного процесса. Там же он описывает параметры договора (сроки, цену и т.д.) и указывает, что оплата услуг адвоката предполагается из заложенного заранее бюджета.

При этом бюджет обычно определяют, исходя из среднерыночной ставки в топовом сегменте «поставщиков» юридических услуг. То есть они изначально закладывают расходы на юрфирмы такого статуса, для которых ставка в €350 в час – очень умеренная. Это такие адвокатские конторы, как «Резник, Гагарин и партнёры», «Пепеляев Групп» – за эти деньги с тобой там будут разговаривать, конечно, но точно не старший партнёр.

– А как «Аэрофлот» нашел Кибец?

– Да, здесь есть некая история, на которую активно указывет следствие. Она была знакома с Владимиром Александровым (заместитель гендиректора ПАО «Аэрофлот» – «АУ»), который тоже находится под стражей. Они учились в МГЮА на одном курсе. Но нужно понимать, что МГЮА – это топовый юридический вуз. Я, кстати, тоже там учился. Ну да, они учились в одно время в одном известном московском вузе. Но даже не в одной группе, а на одном курсе – шапочно были как-то знакомы.

Они уже после выпуска столкнулись в каком-то ведомстве и узнали, кто где работает. Он потом поговорил со специалистами в «Аэрофлоте». Выяснилось, что в узких кругах её знают как специалиста по банкротным спорам, да и у арбитражников совсем не сложно проверить послужной список. Ты просто по фамилии адвоката находишь публичный список дел в КАД «Арбитр» и сразу понятно, чего он стоит. Это не какой-то кот в мешке.

– А рассматривали только её кандидатуру?

– Думаю, что нет. Это же «Аэрофлот». Но наверняка и Дина Кибец не знает. У неё спросили, хочет ли она участвовать, – она ответила, что хочет. Зачем ей влезать в вопрос, есть ли другие кандидаты. Она исполнитель. Ей предлагают дело, она видит судебные перспективы и согласна сопровождать спор. Они договариваются о цене.

Дел в итоге было много, так как у «Аэрофлота» постоянно возникали какие-то инциденты. Но в коллегии было чёткое разделение: Кибец занималась исключительно хозяйственными спорами, а Сливко – уголовками, административками и другими делами, связанными с инцидентами. Этого Кибец не касалась. Но поскольку договор был от её имени, то она тот биллинг, который выставлял Сливко, включала в итоговый акт, отправляла его в «Аэрофлот», а те оплачивали.

– Но её же взяли в качестве банкротного специалиста?

– Она лично вела банкротные дела, но у «Аэрофлота» была потребность и в других юридических услугах. И в коллегии был Сливко, который тоже учился с ними на одном курсе. Но все знали, что он – адвокат её коллегии.

Какие ваши доказательства

– Кто в итоге написал заявление о преступлении?

– Заявление никто не писал. Основанием для возбуждения уголовного дела стал рапорт сотрудника ФСБ. Поскольку «Аэрофлот» – национальный перевозчик, крупная компания с госучастнием, то там, конечно, есть прикомандированные сотрудники ФСБ. И они как-то мониторят деятельность компании.

Сейчас я буду предполагать, потому что достоверно ничего не знаю. Видимо, в какой-то момент кому-то показалось, что компания многовато платит внешним юристам. Спецслужбы видят, что в штате уже есть 50 юристов, которые получают зарплату – так пусть они и ходят в суд. У ФСБ такая логика. Им не объяснить, что человек под другое заточен. Он, может, хорошо правит договоры, хорошо умеет получать согласование внутренних бумаг «Аэрофлота», но при этом не умеет выстраивать позицию, выступать в суде и выигрывать спор.

– Но ведь Кибец работала с «Аэрофлотом» целых четыре года. Что стало конкретным поводом для таких подозрений?

– Ничего. Более того, активный период работы закончился уже в 2018 году, когда завершились все крупные банкротства. Что-то им, конечно, платили и после этого, но уже небольшие деньги. Основные суммы денег прошли в предыдущие три года – это 80-90% из 250 млн.

Никому не известно, что стало поводом для возбуждения уголовного дела. Возможно, некая политическая интрига, а возможно, кто-то кого-то подсиживает в компании.

– В этом же году были возбуждены похожие дела о «завышенных гонорарах» в отношении Игоря Третьякова и Сергея Юрьева.

– Ну, ФСБ не такая большая организация, там все всех знают, слухи какие-то ходят, они общаются. Может, действительно, кто-то что-то услышал от коллег и подумал: «А давайте и здесь посмотрим. Тоже ведь какие-то внешние юристы. 250 млн. Что так много? Давайте разбираться».

Пошла проверка. Летом на опрос вызвали Татьяну Давыдову (экс-директора юридического департамента «Аэрофлота» – «АУ») – она тоже под стражей сейчас. Спрашивали: какая была необходимость в привлечении внешних адвокатов, кто принимал решение, кто заключал договор, почему такая цена и что внешние юристы делали. Она на все эти вопросы ответила. Ситуация там абсолютно прозрачная, никто ничего ни от кого не скрывает – всё подтверждается документами.

Давыдова объясняла, что были сложные банкротства. Что они понимали: в штате нет специалистов для сопровождения такого процесса, поэтому приняли решение нанять внешнего адвоката. А 2 октября, как гром среди ясного неба, возбуждается уголовное дело и у всех проводятся обыски – у Александрова, Давыдовой, Кибец и Сливко.

– Что им в итоге предъявили?

– Обвинение совершенно безумное. Так часто бывает – вменяют полный бред в надежде конкретизировать и детализировать обвинение в дальнейшем. Их обвиняют в том, что все деньги, которые они получили, они якобы украли – потому что в реальности никакие юридические услуги не оказывали, всю работу делали штатные юристы «Аэрофлота», а они исключительно создавали видимость.

– Чтобы выводить деньги через подконтрольные адвокатские структуры?

– Да. Обвинение звучит так.

– А что, по версии обвинения, произошло с этими деньгами потом? Они говорят, что дальше адвокаты поделили деньги с Александровым?

– Они так не говорят. Потому что у них нет никаких доказательств об обратном движении средств от адвокатов к представителям «Аэрофлота». Просто говорят, что вчетвером – группой лиц – похитили деньги. Якобы они изначально договорились: Александров и Дадыдова с той стороны обеспечивали своевременную оплату и подписание актов, а адвокаты – создавали видимость оказания юридической помощи и изготавливали акты.

Хотя нам, конечно, пытаются донести другую версию.

– Какую?

– Приходит оперативный сотрудник. И начинается такой примерно разговор: «Хотите домой?» – «Хотим». – «Тогда давайте показания». А когда спрашиваем, какие показания, сотрудник отвечает: «Ну, не знаю, какие-то. Может, откаты кому-то платили, может, ещё что-то делали, ну явно ведь дело не чистое».

Логика у правоохранителей такая. Обычно в таких случаях я склонен переоценивать своих процессуальных оппонентов и держать в голове, что у них есть какие-то козыри, которые они покажут позже, и мы все ахнем. Но пока, судя по всему, у них ничего нет. Они закрыли четверых и ждут, когда кто-то начнёт давать нужные следствию показания. В групповых делах так обычно и бывает.

– А следственные действия проводятся? Вы сами заметили, что данные о делах есть в КАД «Арбитр».

– Да, они там есть. Более того, когда в квартире Дины Кибец проходил обыск, то сотрудники ФСБ и следователи не обратили внимания на кипы бумаг по делам «Аэрофлота» в её кабинете. Адвокат Илья Лебедев, который присутствовал при обыске, указывал на них – мол, вот же они, забирайте. Ему отвечали: «Нет, нам они не нужны».

– Может, они не хотели нарушать адвокатскую тайну, потому что у них не было нужного постановления суда?

– У них всё было – очень всё корректно было оформлено. Но их не интересовала правда, потому что они её и так знали. Они прекрасно знают, что конкретно Дина Кибец реально работала по этим делам. Это очевидно по всему: по рабочей переписке, по авторству документов, по указанию имени в судебных бумагах. Можно, наконец, прослушать записи со всех судебных заседаний – бери их и слушай, кто реально выступает в процессе, а кто просто сидит.

– А штатные юристы поддерживают версию следствия?

– Их не допрашивали даже ещё. Конечно, они будут говорить правду, никто никого обманывать не будет. Никто не хочет на себя одеяло тянуть: они все говорят, что Дина Кибец была мозгом этой истории. Подтверждают, что она реально разрабатывала позицию, готовила документы, ходила в суды и в целом руководила всем процессом. В этом нет никаких сомнений.

Сергей Смирнов (адвокат Дины Кибец)

На неформальном уровне следствие и оперативные сотрудники, с которыми мы общаемся, говорят нам, что они «всё понимают», но им «нужны показания». Очевидно, что целью всей этой истории являются не адвокаты, а господин Александров, который сейчас содержится в «Лефортово». И поэтому Кибец тоже сидит.

А это девушка, ей тридцать с небольшим. Детей у неё нет. Не знаю, к сожалению или к счастью. К сожалению, потому что у нас женщин, у которых есть дети, менее охотно закрывают в СИЗО. А к счастью потому, что с учётом того, как у нас происходил процесс по избранию меры пресечения, будь у неё хоть семеро по лавкам, её всё равно бы закрыли, и сейчас дети были бы без мамы.

Нехорошо сидим

– Как следствие обосновывает необходимость содержания Кибец под стражей?

– Никак. Будет сидеть, потому что ФСБ так нужно. Хотя в суде все говорили, что это чрезмерная мера пресечения и для её избрания никаких оснований нет. У нас Генеральная прокуратура, которая в отличие от следствия является стороной уголовного процесса в суде, просила избрать домашний арест. Представители «Аэрофлота» настаивали на том же – они говорили в процессе, что их, конечно, назначили потерпевшими, но они не видят никакого ущерба. Мы – защита Кибец – понятно, бились в истерике, просили назначить домашний арест. А лучше отпустить под залог – мы готовы были внести 5 или 10 млн рублей.

– Но следствие даже формально как-то должно было обосновать своё ходатайство.

– Следствие указывает следующее. Дина Кибец является адвокатом, поэтому она профессионально осведомлена о тактике расследования уголовных дел. Следовательно, она может квалифицированно противодействовать ему. В силу чего мера пресечения, не связанная с лишением свободы, невозможна. Так и пишут.

Сергей Смирнов (адвокат Дины Кибец)

Мы в последнее время с коллегами заметили, что статус адвоката – это отягчающее обстоятельство.

Также указывают, что у Кибец есть заграничный паспорт, и она неоднократно выезжала за пределы России, следовательно, «имеет устойчивые связи за пределами Российской Федерации». Дословно. Мы в процессе говорили им: «Дорогие друзья, она неоднократно выезжала, но и неоднократно возвращалась! Наверное, это наоборот свидетельствует о том, что она имеет “устойчивые связи” с родиной. У неё нет недвижимости за границей, нет вида на жительство, она выезжала за границу по туристической визе, как все мы. У неё мама – инвалид второй группы, ей есть о ком заботиться в России.

Что ещё следователи говорят? Конечно, указывают на тяжесть вмененной статьи, предполагающей срок наказания до десяти лет. Мол, под угрозой такого срока она может скрыться и обладает значительными средствами для этого. Хотя последнее они никак не подтверждают.

– А счета не замораживали?

– Нет, ничего такого не делали. Были два обыска, практически ничего не изъяли. То, что мы сами просили изъять – материалы по юридическим делам «Аэрофлота» – тоже не изъяли.

– Сколько раз уже продлевали стражу?

– Арестовали её 2 октября, стража была до 30 ноября. В ноябре продлили до 29 февраля.

Поскольку обвинение безумно, то мы не отвечаем ни на какие вопросы – не мешаем им сочинять бред. Нам кажется, что через какое-то время руководство сотрудников ФСБ, которые фактически этим делом занимаются, поинтересуется: а что же они в итоге накопали на фигурантов? И когда выяснится, что ничего, то либо дело развалится, либо сотрудники что-то покажут.

Но в последнем я сильно сомневаюсь, потому что Кибец ничего противозаконного не делала – она просто честно работала за деньги, которые ей платили. Те материалы дела, которые нам доступны, подтверждают что угодно, только не вину Кибец. Там справки относительно личной жизни других фигурантов дела, кто с кем общался, кто откуда родом и т.п. Какое это имеет отношение к делу, непонятно. ФСБ и следствие сейчас занимается только тем, что выплескивает грязь на фигурантов. Видимо, пытаются очернить их в глазах общественности.

– Дину Кибец это тоже коснулось?

– Кибец – нет. Основной удар, конечно, приходится на Александрова. Из тома в 250 листов материалов дела Кибец касалось, дай бог, страниц 60. Касалось, а не было посвящено. При этом к обвинению не относилось вообще ничего. Это просто мусор. Но, конечно, судья Басманного суда Дударь, которая продлила «стражу», не впечатлилась позициями Генпрокуратуры, потерпевшего и защиты. Зато впечатлилась позицией следователя.

– Кибец и Сливко защищают отдельно? У вас не групповая, а коллизионная защита по этому делу?

– Кибец защищают отдельно. Как остальных защищают, мы не в курсе. В законе нет термина «коллизионная защита».

– У фигурантов дела разные позиции и интересы?

– По любому групповому делу у всех фигурантов свои интересы. Вот я могу точно сказать, что Кибец ни в чём не виновата. Это я могу как её адвокат сказать. А про других я ничего сказать не могу, потому что я их не защищаю.

– Но вы координируете свои действия с другими защитниками?

– Мы общаемся. Координирование предполагает наличие единого командного центра. У нас его, конечно, нет. Мы с Ильёй Лебедевым, который также защищает Кибец, действуем исключительно в её интересах. Интересы других фигурантов дела нас интересуют во вторую очередь, если не в четвёртую.

Утром деньги – вечером обыск

– В адвокатском сообществе говорят, что практика вывода денег через подконтрольные адвокатские структуры не нова и действительно существует. И соглашаются, что такие действия образуют состав преступления. Поэтому по делам о криминализации гонорара адвокаты достаточно осторожно высказываются. Что вы думаете об этом?

– У меня позиция очень простая. Я исхожу из того, что у нас в Конституции записана презумпция невиновности. Любое преступление должно быть доказано. Если завтра кто-то мне покажет доказательства того, что какой-то адвокат – не Кибец, потому что она точно этого не делала – принимал на свой счёт денежные средства, а в реальности работу не выполнял, а потом кому-то относил деньги в мешке или конверте, то я соглашусь, что это преступление. Это нужно расследовать, доказывать и тогда уже привлекать к предусмотренной законом ответственности.

Но Кибец брала абсолютно адекватные по московским меркам деньги за сложную работу с высоким уровнем ответственности. Одно дело – судиться по делу, сумма спора в котором миллион рублей, другое дело – когда сумма спора составляет миллиард рублей. Это другой уровень. Человек не спит ночами, роет практику, продумывает каждую мелочь. И мы видим экономический эффект её деятельности – 20 млрд рублей. О чём ещё говорить?

Но я коллег, воздерживающихся от комментариев, понимаю. Нам кодекс профессиональной этики запрещает комментировать дела, в которых мы не участвуем. И это правильно. Дело ведь в деталях. Я могу комментировать дело Кибец, потому что я ими владею. А мои коллеги смотрят на это со стороны, видят публикации в СМИ и деталей не знают. Узнать их можно только у меня, а я мало кому комментарии по этому делу давал.

– Но адвокаты в комментариях в соцсетях и личных беседах всё равно иногда указывают на «неадекватные» размеры гонораров коллег, которые сейчас проходят по делам о «криминализации гонорара». Может быть, адвокатам стоит задуматься о размере гонораров, которые они называют клиентам?

– Вот лично я не готов у кого-то спрашивать разрешение или мнение по поводу того, сколько я должен брать за свой труд. Сколько хочу – столько беру. Но нужно быть очень внимательным, когда ты имеешь дело с бюджетными деньгами. Потому что может прийти следователь, которому показалось, что я взял многовато. И вот это его «показалось», к сожалению, в итоге образует состав преступления. Потому что в России нет независимого суда – суд очевидно встаёт на сторону обвинения. Тем более в случае с делами, которые сопровождаются ФСБ. И по нашему делу это уже видно по заседаниям об избрании и продлении меры пресечения.

Суд – арбитр, он не должен и не может выносить решение более жёсткое, чем просит сторона обвинения. А у нас прокуратура просит избрать домашний арест, а суд заключает под стражу.

– Почему, если практика не нова, только в этом году случаи привлечения адвокатов за гонорар вызвали такой резонанс?

– Вопрос очень философский. У нас много чего стало происходить в этом году, чего не было в прошлом. А в прошлом – чего не было в позапрошлом. Это общее ощущение, что сжимается размер экономики и увеличивается число правоохранителей. У правоохранителей отчетность «палочная» – им хочется карьерного роста, для этого нужно давать показатели, раскрывать дела. Постепенно дошли руки и до адвокатских гонораров.

– Помогают ли вам с этим делом коллеги и органы адвокатуры? Если да, то как?

– Конечно, мы обратились в Адвокатскую палату города Москвы и Федеральную палату адвокатов. И мы были услышаны. Они выразили серьёзную обеспокоенность проблемой вмешательства правоохранителей в вопросы формирования адвокатских гонораров. Безусловно, они с этим не согласны и смотрят на это отрицательно.

Я не хочу показаться неблагодарным защитником, но их участие могло бы быть более содержательным – практических действий мы не видим. Представитель палаты пытался выступить на заседании по продлению меры пресечения, но УПК не предусматривает статус «представитель адвокатской палаты», а поручения от палаты для вступления в дело в качестве защитника или на внесение залога у него не было. Поэтому судья отказалась допросить его в заседании.

Мне хотелось бы, чтобы органы адвокатского самоуправления ближе к сердцу принимали происходящее, потому что завтра на месте Кибец может оказаться любой из нас. Очевидно, что это тренд, который касается всех адвокатов. Нужно бить в набат и кричать об этом на каждом углу. Иначе завтра будет хуже.

– Что вы в целом думаете о тенденции криминализации гонорара?

– Я исхожу из свободы договора. Если клиент и адвокат договорились об определенном объёме работы и её стоимости, следствие не может совать нос в эту договорённость – не дело следствия разбираться, дорого это или дёшево. И даже если кому-то кажется дорого, то кому-то – не кажется. Если вы придёте к среднему английскому барристеру, то с вами будут разговаривать за £600 в час, не меньше.

Пока, к счастью, никого не интересуют договоры частных компаний с юристами. Но правоохранители обратили внимание на соглашения адвокатов с компаниями, которые связаны с госбюджетом. Если адвокаты, по их мнению, берут слишком много, то правоохранители считают, что они могут говорить об ущербе, нанесённом государству. И это якобы даёт им право влезать в гражданско-правовые отношения и привлекать адвокатов к уголовной ответственности. Но ведь свободу договора никто не отменял. Если не было обмана, мошенничества, принуждения и злоупотребления доверием, то это вопрос исключительно гражданского права и гражданского суда. Если заказчику не нравится качество или цена юридических услуг, то он идёт в арбитражный суд и в порядке арбитражного судопроизводства разбирается со своим адвокатом. Сейчас же происходит подмена гражданских институтов уголовными. В перспективе это приведёт к очень плохим последствиям – с государством никто работать не будет.

– Вы думаете, что эта тенденция может перекинуться на договоры адвокатов с частными компаниями?

– Мне сложно сказать. Но ещё три года назад я не мог представить, что возможно то, что происходит сейчас. Тогда я считал бы предположение о криминализации «частных» гонораров безумием, но сейчас я так уже не считаю.