Оборотни из Видного

Светлана Байтурина вступила в защиту мужчины, который купил в интернете наркотики и был задержан прямо у «закладки». Разбираясь в этом деле, адвокат обнаружила: одни и те же оперативники регулярно задерживали покупателей одного и того же магазина. А потом у этих полицейских тоже нашли наркотики – те же, что продавались в интернете. Байтурина рассказала «Улице», как ей удалось добиться небольшого срока для подзащитного – и как она безуспешно пытается привлечь внимание Следственного комитета к «оборотням в погонах».

«У тебя нос не дорос»

– Расскажите, пожалуйста, с чего началось дело вашего подзащитного?

– Дело началось с того, что Дмитрий Миронюк, являясь наркоманом, 17 сентября 2022 года поехал в Видное забирать «закладку», которую приобрёл через интернет-магазин «Северная ветка». Он собирался купить 1 грамм марихуаны – исключительно для себя. Но в указанном месте его уже ждали полицейские. Как выяснилось позже, они находились там целых два дня.

Миронюка задержали. Два часа возили по Видному, вымогали у него 100 тысяч рублей за освобождение. На сбор этой суммы дали час; он звонил супруге, брату – но они не успели найти деньги. Тогда Дмитрия привезли в отдел, начали досматривать. «Обнаружили» в кармане пальто большой «вес» совсем другого наркотика – сверток с 50 граммами «соли». И возбудили дело по ст. 228.1 УК, «незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств».

– Пытался ли Миронюк как-то протестовать из-за этой «находки»?

– Конечно, он пытался возражать – но к нему было такое отношение… Когда Дмитрий просил хотя бы дать прочитать документы, ему отвечали: «Чего тебе там читать – у тебя нос не дорос». Для полицейских он был «функцией», очередной цифрой в статистике раскрываемости по особо тяжким составам.

Самое интересное – через месяц у одного из оперативников, которые с ним общались, нашли ту же самую «соль» в особо крупном размере. Причём это произошло во время обыска по делу о краже двух ноутбуков. Они с другим полицейским изъяли их во время следственных действий, но решили не приобщать в качестве вещдоков, а забрать себе.

– В отделе Миронюк подписал признательные показания о покушении на сбыт наркотиков. Почему?

– Потому что он их даже не прочёл. Миронюк давал показания 19 сентября в присутствии адвоката по 51-й [статье УПК] Александра Кутырева. Показания были составлены с его участием – и Дмитрий просто поставил свою подпись («Улице» не удалось связаться с адвокатом Кутыревым; редакция отправила запрос на интервью в его адвокатское образование). Миронюк думал, что признаётся только в покупке наркотика. А с целью сбыта или без цели – в такие тонкости он не вникал.

К тому же Дмитрий находился в состоянии алкогольного и наркотического опьянения. За подпись на показаниях ему пообещали дать телефон – позвонить супруге, которая находилась на шестом месяце беременности. Также оперативники обещали, что его сразу отпустят. Этого, конечно, не случилось.

– Вы говорите, что у Дмитрия был защитник по назначению. Как вы можете охарактеризовать его работу по делу?

– Защитник по 51-й статье по сути ничего не сделал. Пришёл, поставил подписи, ничего Дмитрию толком не объяснил и ушёл. Но на следующий день, 18 сентября, супруга Миронюка заключила соглашение с другим адвокатом – Андреем Кочегаровым. Этого защитника посоветовал кто-то из её родственников.

День спустя, 19 сентября, проводились первоначальные следственные действия – Дмитрия допрашивали. Новый адвокат Кочегаров направил ордер следователю по WhatsApp, заявил, что является защитником Миронюка. Адвокат сказал, что занят первую половину дня – и попросил подождать его. Но следователь не стал этого делать и провёл все действия с защитником по назначению Кутыревым. К моему удивлению, адвокат по соглашению даже не стал жаловаться на такие действия следователя.

Только на следующий день – на избрании меры пресечения – до моего подзащитного дошло, в чём конкретно его обвиняют. В [Видновском городском] суде постоянно звучало: «Сбыт, сбыт, сбыт…» Тогда Миронюк всё понял и возмутился: ведь он никакой не сбытчик. Но адвокат по соглашению его успокоил: «Вы неправильно всё поняли, тут контекст другой, вас ни в чём таком не обвиняют». Тем не менее Дмитрия отправили в СИЗО.

Дальше при ознакомлении с материалами дела Дмитрию даже не дали прочитать документы – следователь и адвокат по соглашению сами всё оформили. Так велось всё предварительное следствие вплоть до 27 сентября.

– Как вы вошли в это дело?

– Я вошла в дело уже в октябре. Дмитрий был знаком с одним из моих подзащитных. В СИЗО он отказался от адвоката Кочегарова, а я заключила с ним соглашение. Приехала к нему в можайское СИЗО-4 – и там случайно узнала, что дело уже давно в суде, назначена дата заседания. Мой подзащитный даже этого не знал.

– А как вы об этом узнали?

– Когда я впервые с Миронюком встретилась, он мне начал рассказывать про работу предыдущих адвокатов. Я не стала жаловаться палате на адвоката по назначению [Кутырева]. На мой взгляд, это должен был сделать предыдущий адвокат по соглашению [Кочегаров] – именно у него могли быть все доказательства для жалобы, в том числе подтверждение того, что право на защиту Миронюка было нарушено. Но я стала помогать составить жалобу в адвокатскую палату Москвы на Кочегарова – который, по мнению Дмитрия, работал заодно со следователем. Попросила уточнить имя и отчество защитника.«Я сейчас посмотрю», – ответил он и стал копаться в своей папочке. К моему удивлению, Дмитрий достал из неё подписанное прокурором обвинительное заключение. Я опешила: «Это у вас откуда?». – «Да вот, мне бумажки такие дали».

То есть он даже не понимал, что это обвинительное заключение, что ему предъявлено обвинение – ему никто этого не разъяснил. А я только в этот момент узнала, что дело находится в суде. Более того, в суде мы очутились с показаниями, в которых он признавал вину в совершении преступления по ст. 228.1 УК – о приобретении наркотиков с целью сбыта.

Палата в игноре

– Давайте отвлечёмся от судебного процесса на жалобу в палату. О чём в ней говорилось?

– Первоначально жалобу подала 20 октября супруга подзащитного, ведь она была стороной в соглашении и имела на это право. К этой жалобе (документ есть у «АУ») прилагалась жалоба (есть у «АУ») самого Дмитрия. В них говорилось, что адвокат вообще ничего не объяснял: в чём Миронюк обвинялся, в чём он признавался… Фактически подзащитный ничего не знал о деле, пока мы с ним не встретились. В жалобе он ещё указал, что адвокат действовал не в его интересах, а совместно со следователем. Все действия защитника сводились к тому, чтобы закрепить признательные показания своим присутствием. После допроса с «назначенцем» 19 сентября он пришёл и стал подгонять Миронюка: «Давайте скорее, мне ещё на обед нужно сходить» – и жаловался, что от подзащитного «воняет перегаром».

– Что ответили в адвокатской палате Москвы?

– Так как первая жалоба была написала женой Миронюка, палата 2 ноября ответила, что она не является субъектом обращения (письмо АП есть у «АУ»). Я тогда же подумала, что это странно: человек находится в СИЗО, ему не так-то просто приложить к жалобе документы. Какая разница, каким образом его заявление было доставлено в палату?

Тогда в начале декабря Дмитрий сам подал такую же жалобу в адвокатскую палату, через администрацию СИЗО. И 25 января я узнала от Дмитрия, что в палате ответили – он якобы неправильно указал адресата жалобы. Написал в шапке «в адвокатскую палату», а должен был направить в «Совет адвокатской палаты» (документа нет у «АУ», потому что он находится у осуждённого). Я считаю этот отказ абсолютно произвольным: адвокатская палата может передать жалобу в совет, ведь адрес один и тот же.

6 декабря я послала в АП Москвы свою жалобу на Кочегарова (есть у «АУ»). Однако палата её вернула. Мне сказали, что я не имею права оценивать качество помощи, оказанной другим адвокатом, и выдвигать дисциплинарное обвинение (ответ палаты есть у «АУ»).

Адвокат Светлана Байтурина

Я считаю это решение необоснованным. Другой защитник имеет полное право подавать заявления в палату, и это является поводом для возбуждения дисциплинарного производства.

– А чём говорилось в вашей жалобе на коллегу?

– В ходе судебного следствия Видновский городской суд рассматривал вопрос о признании признательных показаний Миронюка недопустимыми доказательствами. Для дела было очень важно доказать нарушение права на защиту – ведь Дмитрий давал признательные показания с адвокатом по назначению, хотя уже имел адвоката по соглашению. И я хотела, чтобы Кочегаров рассказал, как проводились следственные действия, как следователь его не дождался и провёл их с адвокатом по назначению.

28 октября суд допросил следователя, который заявил, что право на защиту нарушено не было. Судья удовлетворила ходатайство о допросе адвоката Кочегарова – который, повторюсь, мог подтвердить, что отправлял следователю ордер по WhatsApp. Да, это не совсем по правилам, но большинство защитников именно так и направляют ордер. В итоге суд попросил меня обеспечить явку Кочегарова 21 ноября.

Вообще я против допроса защитников в суде, но этот случай показался мне исключением. Сам Дмитрий был не против, чтобы его экс-адвокат давал показания. И адвокатская тайна не нарушалась, потому что речь шла лишь о процедуре.

Я отправила защитнику сообщения электронной почтой, в Telegram и WhatsApp с приложением определения суда. Кроме того, я попросила адвокатскую палату Москвы обеспечить его явку (письмо есть у «АУ»), но никакого ответа не получила. Кочегаров прочитал мои сообщения, но ничего мне не ответил.

Думаю, он не явился в суд, потому что его показания свидетельствовали бы о нарушении права Дмитрия на защиту. Но помочь подзащитному он тоже не захотел, не предпринял ничего – как будто у него не было информации о вызове в суд. («Улица» отправила запрос адвокату Кочегарову, но не получила ответа).

Именно это стало причиной моей жалобы в палату. Я указала, что Кочегаров не осуществлял обязанности защитника. Он не выяснял позицию подзащитного, не озаботился установлением фактических обстоятельств по делу, не давал консультаций, не сделал ни одного заявления о нарушении прав подзащитного – в том числе права на защиту. А потом, получив уведомление о необходимости явки в суд, просто проигнорировал сообщение – не попытавшись исправить ситуацию, в которой оказался его бывший подзащитный.

– Что вы сделали после отказа палаты возбуждать «дисциплинарку»?

– В начале февраля Дмитрий ещё раз направил жалобу в палату через администрацию СИЗО, со всеми документами и исправленным адресатом. Об ответе палаты нам пока что ничего не известно – я думаю, письмо могло прийти в СИЗО, откуда Дмитрий уже этапирован.

Сбыт или не сбыт, вот в чём вопрос

– Чем в итоге закончилось дело в Видновском городском суде?

– В материалах дела не было ни одного документа, подтверждающего умысел Миронюка на сбыт. Единственным письменным доказательством было его фото с паспортом в руке – но оно было сделано для покупки мебели в рассрочку (фото с паспортом также требуют хозяева «наркошопов» от «закладчиков» как гарантию, что наркотические вещества не будут сворованы. – «АУ»). Оперативники даже обыск не проводили. Я не понимаю, как обвинительное заключение в таком виде могло быть подписано прокурором.

Адвокат Светлана Байтурина

Видимо, полиция просто привыкла, что Видновский городской суд выносит приговоры по сбыту в отсутствие всяких доказательств.

В нашем деле была профессиональная и опытная судья Татьяна Юферова, большой респект ей. Она никак не ущемляла сторону защиты. Поэтому суд квалифицировал дело как незаконное приобретение наркотиков (ст. 228 УК) – судья учла отсутствие доказательств того, что Дмитрий собирался сбывать наркотическое средство. Суд счёл признательные показания Дмитрия допустимыми, но отметил, что «отнёсся к ним критически» (приговор есть у «АУ»). Думаю, судья не стала полностью отметать их, чтобы не отправлять дело обратно в прокуратуру.

Обвинение запрашивало Миронюку 12 лет колонии строгого режима, но суд приговорил его к четырём годам общего режима.

– Как часто Видновский суд меняет квалификацию со сбыта на хранение?

– Все [«наркотические»] дела в Видновском городском суде, которые я видела, всегда заканчивались «сбытом». Журналисты «Коммерсанта», которые писали о случае Миронюка, нашли десяток подобных дел – и все они заканчивались приговорами по «сбыту».

– А если говорить о практике по наркотическим статьям вообще – как часто обычным наркопотребителям пытаются «навесить» сбыт?

– Вопрос даже не в том, кто и что пытается «навесить». Законодательные нормы, регулирующие ответственность за приобретение наркотических средств и их сбыт, сформулированы исключительно в угоду правоприменителям – в данном случае, сотрудникам полиции. До 2010 года в ст. 228 УК было прямое указание на цель покупки наркотиков – «без цели сбыта». Затем словосочетание «без цели сбыта» исключили. На практике это означает вот что: когда человека задерживают с большим количеством наркотических средств, ему всегда пытаются вменить именно «сбыт». Из-за того что эту фразу убрали, можно не предпринимать никаких действий, чтобы доказать мотив, цель, умысел, направленность умысла обвиняемого.

Ещё одна классическая ситуация – следователи в доказательство покушения на сбыт приводят какую-нибудь переписку очень большой давности. Они забывают, что им нужно доказать умысел на сбыт конкретного найденного [сейчас] вещества.

«Ну а что вы хотели?»

– Удалось ли доказать, что 50 грамм «соли» были подброшены оперативниками?

– Нет, суд счёл несостоятельными доводы защиты о том, что вещества были подброшены. Хотя мы указывали, что во время суда один из оперативников по делу Миронюка – Виталий Уткин – уже сам проходил обвиняемым по делу о «сбыте» наркотических веществ.

– Вы вошли в это дело и сразу поняли, что полицейские по сути являются «оборотнями в погонах»?

– Миронюк на первом же свидании рассказал мне, что оперативники его совершенно не стеснялись и обсуждали при нём свои дела. Например, говорили об изъятых ноутбуках, которые планировали присвоить. И обсуждали, как задним числом изготовить протоколы их изъятия.

Ещё они обсуждали, как и где оптом приобрести наркотики и реализовать их. Из того, что сказал мой подзащитный, почти со стопроцентной вероятностью следует, что магазин наркотиков «Северная ветка» принадлежит самим полицейским. Сейчас я веду дело другой подзащитной, Яны Еремеевой, в Видновском суде. И в деле совпадает всё: тот же магазин «Северная ветка», те же оперативники, те же координаты «закладки» и даже цвет изоленты [в которую заворачивали свертки с наркотиками]. Она была осуждена примерно в одно время с Миронюком, дело попало ко мне уже на стадии апелляции. Девушка была приговорена к восьми годам заключения за покушение на сбыт.

– После того, как вы узнали об этом, вы стали поднимать другие аналогичные дела в Видном?

– У меня нет такого ресурса, я ведь не Следственный комитет, который может создать следственную группу. Всё, что я смогла сделать, – подготовить заявления в Видновский СО СК, ГСУ СК по Московской области, в СК России – лично [его главе] Александру Бастрыкину. 5 декабря супруга Миронюка подала эти заявления вместе с адвокатским опросом мужа (есть у «АУ»). Она попросила провести проверку и возбудить дело в отношении полицейских по ст. 286, ст. 303, ст. 228.1, ст. 310 УК (превышение должностных полномочий, фальсификация доказательств или результатов ОРД, сбыт наркотических средств, разглашение данных предварительного следствия).

С супругой Миронюка мы приходили на приём к дежурному в СК по Московской области. Мне показалось, там сразу поняли, что это за ситуация: это не редкость, когда оперативники не только ловят «сбытчиков», но и сами «подрабатывают». Я упомянула тогда дело [задержанного по подозрению в сбыте наркотиков журналиста Ивана] Голунова. В СК мне ответили: «Ну а что вы хотели? Дело Голунова – резонансное дело». Именно тогда я нашла контакты журналиста «Коммерсанта» и попросила написать про дело Миронюка.

Адвокат Светлана Байтурина

Цель у меня была одна: чтобы статья в газете попалась на глаза Бастрыкину. А ещё чтобы прочитали те, кто тоже пострадал от действий этих оперативников. И люди действительно увидели статью – и стали связываться со мной.

Теперь у меня есть порядка семи протоколов адвокатского опроса людей, у которых родственники пострадали от действий этих полицейских. И, что показательно, у всех что-нибудь было украдено.

– Если я правильно понимаю эту схему, то полицейские и так ловят нарушителей с «весом». Почему же они идут на риск, на преступление – и подкидывают ещё больше наркотиков?

– Исходя из практики, я знаю, что из-за одного грамма марихуаны не получится вменить покушение на сбыт. Для этого нужен большой «вес».

– По сути, во всём виновата «палочная» система отчётности полицейских?

– Абсолютно. Следствию нужно, чтобы дело ушло в суд. Чем более тяжкий состав, тем им лучше. Особо тяжкий состав – совсем хорошо. А какой по делу будет приговор – их уже не волнует. У следователей статистика, они потом занимают призовые места по раскрываемости преступлений – первое, второе, третье… Это приводит к тому, что у нас по статистике всё очень хорошо с борьбой со «сбытчиками» – хотя на самом деле ловят обычных наркоманов.

– Оперативники каждый раз задерживают в одном и том же месте наркопотребителей, одинаковые дела попадают к прокурору, потом к судьям. Все делают вид, что не замечают странностей в этих делах?

– Видное – очень маленький город. Когда супруга Миронюка приехала в следственный отдел СК по Видному, следователь пообещал назначить экспертизу. Он сказал: если «соль», найденная у Миронюка, и наркотики, изъятые у оперативника, окажутся из одного источника, то можно объединить дела и изучить, как они расследовались ранее. Но через две недели следователь сказал ровно обратное: источник происхождения наркотиков ничего не доказывает, кроме того, что наркотик могли купить у одного и того же драгдилера.

– Дело в отношении оперативников всё-таки возбудили. Это произошло благодаря вам?

– Изначально дело было возбуждено по краже ноутбуков. Но в ходе обысков у оперативников нашли ту самую «соль». Дело о краже ноутбуков возбудили не по нашему заявлению, а по заявлению матери осуждённого Ломова, у которого из квартиры во время обыска пропали два макбука. Но это произошло примерно в одно время с подачей заявления женой Миронюка. Следователи быстро раскрыли оба дела – и по краже, и по сбыту наркотиков. Я знаю, что дела рассматривались в суде, но чем они закончились, мне неизвестно, потому что на сайте суда скрыты карточки этих дел.

– В статье «Коммерсанта» вы говорили, что речь идёт о полицейской ОПГ. Следствие сейчас работает над тем, чтобы пресечь её деятельность?

– Даже дело [по этой статье] не возбудили. На заявления, поданные в СК по Видному, Московской области, СК РФ, мы не получали никакого ответа, даже о проведении проверки. Тишина. Ничего не происходит. («Улица» направила запрос в СО СК по Московской области, но не получила ответа).

– Можно ли говорить, что правоохранительная система покрывает своих коллег?

– Мне кажется, что правоохранительная система о них вообще не думает. Она абсолютно безразлична к фактам, описанным в нашем заявлении. Хотя, казалось бы, если такая серьёзная борьба происходит в стране с распространителями наркотиков, то почему ни одно звено [правоохранительных органов] не реагирует на такую информацию? Ведь это не просто оперативники, а из отдела по борьбе с наркотиками. Я даже не могу сказать, что кто-то их покрывает: «покрывать» – это ведь активное действие. Скорее всего, заявление просто автоматически попало в какую-то урну.

– Четыре года назад все обсуждали дело Ивана Голунова, которому оперативники подбросили наркотики. Этот случай никак не повлиял на работу полиции?

– По моему мнению, вообще никак не повлиял. Когда я общалась с дежурным следователем в СК Московской области, я как раз и приводила эту историю в пример. Следователь мне говорила, что это всё «закулисные войны», «борьба за власть», «дело было кому-то выгодно». Поэтому, по её мнению, дело Голунова «было раздуто», а Иван «на самом деле всё равно обычный наркоман». Вот такое мнение у человека из системы.

– Есть ли другие примеры попытки наказать полицейских, которые промышляли вот таким «раскрытием» преступлений?

– Конечно, есть. В Московской области тоже были аналогичные дела. Но самые тяжёлые ситуации складываются в очень маленьких городках. Например, в Видном всё рядом и все друг друга знают: вот отдел полиции, рядом суд, недалеко прокуратура, СК. Начни что-то проверять – и придётся разбираться, а как утверждались обвинительные заключения прокурорами, как выносились приговоры судом. Получается, что в маленьких городах, где все завязано друг на друге, сложнее всего бороться с системой. Потянешь за нитку – и вылезет всё остальное. Нужно иметь характер и волю, чтобы, несмотря на эти обстоятельства, расследовать и устанавливать [нарушения]. Я очень сомневаюсь, что местный видновский СК будет расследовать это.

«Всё равно они всё оформят»

– Можно ли дать какие-то советы людям, которым пытаются подкинуть наркотики?

– Я как раз в «Адвокатской улице» читала статью про адвоката, при которой доверителю подбросили наркотики. Её присутствие никак не помогло. Это, конечно, вопиющий случай. Что тут можно сделать ещё? Сказать, что это «не моё», попросить проверить на дактилоскопию? Всё равно же они всё оформят. Желательно все же сразу звонить хорошему, проверенному адвокату.

– Вы вспомнили про недавний случай Светланы Заводцовой – но он тоже ничем не закончился. Получается, полицейские не боятся присутствия адвокатов?

– Нет, получается, что они вообще ничего не боятся. Именно поэтому необходимо проводить чистку «оборотней в погонах». Именно из-за безнаказанности и вседозволенности они уверены, что никогда не будут привлечены к ответственности.

Дмитрий рассказывал мне, как они себя вели, когда задержали его и возили по городу. Они проезжали на красный свет, ездили с безумной скоростью, открывали двери чуть ли не пинком. Они говорили: «Это наш город». Хорошо ли это для общественной безопасности? Думаю, что нет. Они ведут себя так, потому что уверены, что им ничего не будет за это. А теперь этих полицейских будут привлекать к ответственности, они находятся в СИЗО. Чем чаще это будет происходить с «оборотнями в погонах», тем быстрее сформируется общественное правосознание. Пока же что случаи привлечения полицейских за подброс наркотиков можно пересчитать по пальцам.

– Не могу не спросить про дело адвоката Сергея Маракова из Чечни, который утверждает, что ему подбросили 200 граммов конопли. Получается, то, что ты адвокат или опытный юрист, тоже никак не защищает тебя от полицейского произвола?

– Если ты адвокат и действительно делаешь свою работу хорошо и качественно, ты, наоборот, становишься объектом этого произвола. Если адвокат выполняет свои обязанности надлежащим образом, конечно, многократно увеличивается вероятность того, что он будет каким-то образом скомпрометирован, в отношении него будут предприняты неправомерные действия, сфальсифицированы доказательства или что ему подбросят наркотики.

Адвокат Светлана Байтурина

По моему мнению, должен быть существенный рычаг, позволяющий отстоять таких адвокатов. Я думаю, что его пока нет.

– Мы обсудили работу полиции, но судебная система тоже могла бы выявлять сфабрикованные дела. Кто и как может повлиять на судебную практику?

– Сами суды могут повлиять на свою практику. Когда судьи будут выносить свои решения, руководствуясь законом, совестью, внутренним убеждением, тогда они начнут формировать практику. Вот приходит дело, в котором явно нет ни одного доказательства, а в результате судебного следствия выясняется, что этих доказательств и не может существовать. Но суд всё равно выносит обвинительные приговоры – просто со сроком поменьше. Таких ситуаций быть не должно. Когда судьи не будут бояться менять квалификацию или выносить оправдательный приговор, тогда будет формироваться практика. А когда, как в случае Миронюка, изменение квалификации является исключением из общего правила, которое всех удивляет, ничего хорошего ждать не приходится.