Последний довод адвокатов

На прошлой неделе адвокату из Якутии Ольге Тимофеевой вынесли частное постановление – за то, что она произнесла в заседании слово «судилище». Тимофеева не считает себя виноватой – по её словам, это слово исчерпывающе описывает то, что происходило в процессе. В соцсетях развернулась дискуссия: имеет ли адвокат право на подобные эмоции – или это признак непрофессионализма? Адвокат Виталий Черкасов рассказал «Улице», как получил похожий «частник». Он убеждён, что у коллег есть право критиковать действия суда, если тот не даёт им выполнять свою работу. И подобные высказывания адвоката – это не проявление несдержанности, а продолжение защиты «другими средствами».

27 декабря 2018 года я пришёл в Октябрьский районный суд Санкт-Петербурга для защиты N. Ему вменяли мелкое хулиганство (ч. 1 ст. 20.1 КоАП) – ранее мужчина был задержан у Конституционного Суда с «политическим» плакатом.

Мы заключили соглашение в день суда, поэтому я ходатайствовал об отложении заседания – чтобы у нас с доверителем было время ознакомиться с материалами и подготовиться. Но судья нам отказала. Тогда я ходатайствовал о вызове прокурора для поддержания обвинения – чтобы суд не брал на себя не свойственные ему функции. И снова получил отказ. Ходатайствовал об истребовании видеозаписей задержания доверителя – опять отказ.

Ещё в суд пришли журналисты и знакомые N. Но поскольку заседание началось уже после 19:00, их не пропустили в здание. Я просил судью допустить их в зал, ведь оснований для закрытого заседания не было. Нам и в этом отказали.

Адвокат Валерий Черкасов

Судья не соблюдала даже формальные требования – и демонстративно отказывалась создавать хотя бы видимость объективного разбирательства. Естественно, в этой ситуации я в достаточно корректной форме выразил несогласие. Указал на отсутствие у суда беспристрастности и объективности. За что получил замечание.

Затем я ходатайствовал о допросе свидетелей защиты, которые ждали на улице. Я впервые с таким столкнулся: приставам была дана команда не пускать свидетелей. Но судья заявила, что вызывает для допроса какого-то человека, о котором нам вообще ничего не известно. В материалах дела отсутствовала информация об этом свидетеле – и я заявил, что суд пытается создать доказательную базу обвинения.

Отказав в истребовании доказательств, в вызове свидетелей, лишив нас всех возможностей защиты, судья спросила: какие ещё у нас будут доводы по делу? Я ответил: «Какие могут быть доводы, если вы отказываете стороне защиты в состязательности, в равноправии, в представлении тех доказательств, на которых мы строим свою защиту».

Почему-то судья посчитала, что я неподобающим образом высказался о её действиях – и удалила меня из заседания. А позже вынесла частное постановление, в котором домыслила то, чего не было. Она заявила, будто я отзывался о личности судьи в неподобающей форме. И якобы высказывал неуважение к суду – не вставал, когда она входила в зал.

Я очень признателен коллегам из квалификационной комиссии АП Ленинградской области, которые внимательнейшим образом рассмотрели аргументы всех сторон. Они изучили протокол заседания и прослушали аудиозапись. Комиссия пришла к выводу, что судья не указала, какими именно действиями и высказываниями я выражал неуважение. А я, выполняя свои профессиональные обязанности, обязан защищать доверителя – в том числе критикуя действия суда, которые нарушают его права.

В итоге дисциплинарное производство прекратили за отсутствием состава. Но главное – палата обратилась с жалобой на эту судью в квалификационную коллегию судей. Ведь это она нарушила мои профессиональные права, удалив меня из зала. О результатах рассмотрения жалобы меня не уведомили. Но, думаю, что если бы ККС вынесла объективное решение, палата бы сообщила об этом.

Полагаю, что моя коллега Ольга Тимофеева оказалась в такой же ситуации. Ей вынесли частное постановление за слово «судилище», сказанное в судебном процессе. Судя по обсуждениям, некоторые коллеги считают, что адвокат не может позволить себе выражать эмоции. Но я считаю, что здесь речь идёт вовсе не о несдержанности защитника. Я прочитал, как Тимофеева описывает контекст высказывания. Да, я не был участником или свидетелем этих событий. Тем не менее я скорее на её стороне.

Мы с судьями изначально находимся не в равном положении. Именно суд должен создать такие условия, чтобы мы могли воспользоваться всеми своими правами и квалифицированно защищать доверителя. А если судья игнорирует формальные процедуры и по своему желанию отказывается рассматривать ходатайства, тогда адвокат просто не может выполнять свою работу.

Особенно серьёзно эта проблема проявляется в закрытых процессах – как в случае с делом Александра Габышева, которого защищала Тимофеева. В процессах, где нет зрителей и журналистов, суд может позволить себе лишить защиту всех процессуальных возможностей.

Адвокат Виталий Черкасов

Когда адвокат видит, что исход процесса предрешён, что защита уже не может повлиять на происходящее, он имеет право в корректной форме высказывать своё мнение о форме отправления правосудия, которую избрал судья. Я считаю, что это вполне допустимый способ продолжения защиты, когда процессуальные механизмы исчерпаны.

Разумеется, есть границы. Нельзя переходить на личность судьи, указывать на какие-то личные особенности. Нельзя умалять достоинство судьи. Но слово «судилище» касается не личности судьи, а способа ведения процесса, который он избрал. Это однозначно литературное слово – и притом очень ёмкое. Услышав его, сразу можно представить, что происходило в заседании. И адвокат имеет право давать такую оценку, если действия судьи лишили его возможности эффективно защищать доверителя.

Согласно разъяснениям ЕСПЧ, органы власти должны терпимо относиться к критике в свой адрес, в том числе к эмоциональной критике. И если судья оскорбляется на такую характеристику избранного им способа отправления правосудия, значит, он сам соглашается с этой характеристикой.

Поэтому, повторюсь, в этой ситуации я на стороне коллеги. Надеюсь, ей так же удастся защитить своё право давать оценку действиям суда.