Правовед Николай Власенко – об угрозах «сильного государства»
«Ощущение середины тридцатых годов»
«Улица» продолжает изучать доклады на недавней конференции Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ (ИЗиСП). Она была посвящена 75-летию Всеобщей декларации прав человека – но большинство выступающих либо резко критиковали её – либо предлагали «переосмыслить». Из этого ряда выбивалась речь профессора кафедры теории права и государства РУДН, ведущего научного сотрудника ИЗиСП Николая Власенко. Он предупредил коллег об опасностях перехода к «сильному государству», пожаловался на закрытие независимых СМИ – и признался, что происходящее в праве вызывает у него «ощущение середины тридцатых годов». «Улица» публикует расшифровку его выступления с незначительными сокращениями.
К огда я получил первую информацию о названии конференции, то был удивлён – и довольно сильно. В наше время поставить тему прав и свобод человека – это надо иметь мужество. Да ещё в скобках написать «в связи с 75-летием Декларации». Правда, её сегодня вдруг перевернули и все ругают только. Я несколько удивлён: как же так-то, конференцию посвятили, чтобы её ругать? Получается немного смешно.
(…)
Первый тезис [моего доклада] состоит в том, что, конечно, сегодня время очень сложное. Оно настолько разнообразно событиями, которые или напрямую, или косвенно связаны с правами и свободами человека, с их статусом. Ну, скажем, сейчас проходит так называемая спецоперация. Я всегда думаю: вот вроде бы операция. А вечером новости слушаю – и говорят: «Сообщение (или информация) с фронтов». Понимаете, операция – и «с фронтов». Сразу возникает, так сказать, вопрос.
Второй момент. Конечно, есть примеры международного терроризма. Тот же взрыв газопровода – у меня как-то в голове не умещается, как и кому это пришло в голову, кто будет нести ответственность, какие деньги потрачены… Так или иначе, это тоже связано – глубинно, но связано – с правами человека. Сейчас идёт дискуссия о вот этих детях с Украины, которых вывезли из регионов. Политическая дискуссия, здесь вынесены соответствующие решения…
Конечно, настораживает и другой фактор. Ведь по существу сегодня в России все несистемные средства массовой информации закрыты. Нет «Новой газеты», нет Euronews, ушло «Эхо Москвы». Ушли практически больше половины газет, насколько мне известно, в Санкт-Петербурге. Этот фактор сегодня почему-то никто никак не затрагивает – вроде бы всё нормально, всё хорошо… А включаешь наше телевидение – ну ведь смотреть невозможно стало! Одни и те же фильмы! Я уже устал от «Иронии судьбы», понимаете, от «Афони», от всех этих… Одно и тоже по всем каналам.
Правовед Николай ВласенкоЕсли артист что-то не так сказал или уехал, фильм вычёркивается. Если это сняла какая-то [«неправильная»] студия – тоже фильм уходит. И в итоге одно и то же, одно и то же, одно и то же, одно и то же – с ума ведь можно сойти. Эту проблему тоже, на мой взгляд, никто не затрагивает.
Чтобы вы поняли – конечно, я не хочу сейчас свой доклад свести только к ситуации в России. Речь идёт вообще о государственности, прежде всего европейской. И о государственности, которая сейчас существует в рамках тех государств, которые когда-то относились к социалистическому лагерю. Помните такое выражение? Ну, вы не помните, а старшее поколение помнит. Вот в лагере социалистическом были эти государства.
И встаёт вопрос о качестве государственности, которая есть. Вот мы сегодня говорим о кризисе юридической науки, кризисе теории государства и права. А ведь по существу качество современной государственности сегодня не осмысливается никак. Такие проблемы, как состояние политического режима, динамика, его направленность – полное молчание [об этом]. Состояние нашей, так сказать, идеологии и её перспектив [– тоже молчание].
Многие писали, что господствует либеральная идеология. (…) По существу на смену ей приходит, такое, знаете, консервативное мировоззрение. И мы опять ударились… То ругали идентичность – то получается, что она нас чуть ли не от всего спасёт. А я думаю, что эта идентичность ведёт, во-первых, к излишнему пониманию суверенитета. Во-вторых, она ведёт – простите за непарламентское такое выражение – к жадности государств. Понимаете?
И вот эта идеология – когда мы отрицаем стандарты, которые, в общем-то, нам гарантируют что-то… Когда мы говорим, что будем жить [и использовать] только то, что сами изобрели, что мы сами считаем нужным… Здесь есть опасность определённая. И это тоже, наверное, требует осмысления науки.
Следующий мой тезис: нужна какая-то методология в осмыслении того, о чём я урывками сообщил. И думаю, что каждый из вас может меня здесь дополнить сполна. Я писал книжку «Очерки современного государства» и очень внимательно просматривал, какая была литература по государству. Скажу вам так: в последнее время – в период до пандемии – у нас было увлечение сервисным государством. Государство услуг. Государство, растворяющееся в обществе, в структурах общества. Любимый мой профессор Юлий Александрович Тихомиров даже написал, что «отмирает функция принуждения у государства». Ну, конечно, Марченко очень жёстко возразил в своей рецензии… Ну, и я тоже – как это отмирает? У нас она (функция принуждения. – «АУ») превратилась в некую селективную функцию на сегодня, а мы говорим, что она отмирает…
Теперь практика отодвинула сервисное государство. Не пошла, так сказать, эта теория. Сейчас осуществляется другой прыжок – прыжок в сторону так называемого сильного государства. Видимо, с легкой руки Фукуямы сегодня мы начинаем читать труды Керимова, Куксина… Некий сенатор Пушков тоже уже три или четыре материала в «Российской газете» этому посвятил. Говорит – вот, нам нужнó сильное государство, и мы всё решим. Начинаю вчитываться, что понимает тот же Керимов под государством сильным. Знаете, вот видишь образчик советского прошлого: плановая экономика, государство – единственный собственник, и так далее, и так далее… Я про себя думаю: «Мы это уже пережили». И бросаться от услуг к сильному государству – это как-то не очень серьёзно.
Какой выход? Я постарался посмотреть классическую литературу. И вы знаете, как ни странно, нашёл для себя решение вопроса у Аристотеля. Это классическая работа «Политика», мы её просто забыли. Практически через всю книгу у него проходит идея «отклоняющегося государства». Он пишет, во-первых, о критериях здоровой государственности. Конечно, они у него очень абстрактные, где-то аморфные. Какие это критерии? Добродетель – с этого он, по существу, и начинает работу; счастье – ну и другое. То есть государство и счастье, пишет Аристотель, понятия неразделимые. Скажите, сегодня есть это? Нет, конечно!
Можем ли считать мы государство добродетельным? Наше отечественное или другие европейские. Знаете, я глубоко в этом сомневаюсь. Разработка здоровых критериев государства – вот здесь теория должна какое-то осмысление пройти.
Далее Аристотель приводит несколько примеров, даже детальных, когда он считает, что государство «отклоняется». Он был сторонником царской формы правления, если можно так выразиться. Он считал, что нет ничего худшего, нет ничего более опасного, чем когда царская власть превращается в тиранию. Далее он считал, что наихудший вред в государстве – когда функции представительной власти узурпируются другой властью. Вот здесь, я думаю, можно подумать. И европейским коллегам, да и нам тоже есть о чём подумать.
Я думаю, что профессор Клишас недаром заикнулся… Он случайно никогда ничего не скажет – я с ним работаю и знаю. Если он говорит о необходимости новой Конституции, то, наверное, эта тема поставлена здесь не случайно. Поэтому необходима разработка вот таких, вслед за Аристотелем, форм отклонения государства.
Я думаю, что сегодня не нужно бросаться от государства услуг к сильному государству. Необходимо осмысление вообще (…) Пора, наверное, сегодня задуматься и приступить к разработке теории отклоняющегося государства. Где мы, теоретики, должны разработать критерии, формы отклонения, причины.
Сегодня мы говорим, что выход из Совета Европы – это чуть ли не праздник. Ну, посмотрите историю – [мы] второе государство за эти десятилетия, которое вышло из состава Совета Европы. Первым была Греция – «черные полковники», период такой был. Вторые мы.
Так ли это всё хорошо? И так ли надо этому радоваться? Ведь мы же взрослые люди, теоретики, должны понимать. Понимаете, вот так быстро переодеться, выстроиться в колонну и говорить: «Ну, наконец-то [вышли], вот нас дурачили американцы…» Вспомните, кто год назад слушал на Съезде судей – [председатель Конституционного Суда Валерий] Зорькин много уделил позитивного внимания Декларации [о правах человека] и тому, какую роль она сыграла. Не постеснялся ни президента [Путина], ни присутствия [председателя Верховного Суда Вячеслава] Лебедева. А мы сегодня выходим и говорим: «Нас дурачили, оказывается, американцы…»
Вы посмотрите, сколько написано нашими же коллегами о роли ЕСПЧ в правовой системе. Вот у меня в шкафу сколько томов на эту тему. Эти же учёные выходят и говорят: «Да, нас дурачили, и мы теперь, наконец, облегчённо вздохнули». Знаете… какое-то ощущение середины тридцатых годов, мне иногда кажется, в нашей правовой ситуации.