Моё прощальное письмо юриспруденции

Недавно «Улица» и «Закон.ру» провели войсчат-дискуссию о проблемах молодых юристов. Одним из её слушателей был 27-летний Константин Барабанов, который к тому моменту окончательно решил уйти из юриспруденции – вслед за многими своими коллегами. В колонке для «Улицы» он рассказал о причинах такого решения. Во-первых, это «чёрная смола несправедливости» – очевидный кризис права в современной России. Во-вторых, Барабанов просто не выдержал чудовищных переработок, которые привели его к выгоранию и депрессии. Он предупреждает: отсутствие баланса между работой и личной жизнью способно привести к кадровому кризису в отрасли.

Астрологи объявили сезон ухода из права

П ару месяцев назад я попрощался с юриспруденцией. Для меня это очень серьёзный шаг, ведь вся моя карьера была связана с правом. Я получил степень бакалавра в СПбГУ, магистратуру по частному праву закончил в МГУ имени Ломоносова. Затем получил диплом преподавателя-исследователя, отучившись в аспирантуре Института законодательства и сравнительного правоведения. Я стажировался в Госдуме, устроился на полную ставку в Минэкономразвития России, где полгода занимался законопроектной работой. Потом два года трудился в корпоративной практике крупной российской юридической фирмы. Уволился и на год ушёл в государственный банк заниматься синдицированным кредитованием.

А сегодня я безработный. И ищу себя за пределами юридического мира.

Эта колонка основана не только на личной биографии: в моём окружении я покинул профессию далеко не первым. Один мой друг ушёл из московского офиса иностранной фирмы и вернулся домой в Питер – учиться режиссуре. Теперь он снимает короткий метр и ходит по городу в винтажной одежде. Другой просидел в адвокатском бюро ночь, зашёл на вторую – и решил, что науке он будет полезнее (и проживёт с ней подольше). Третий ушёл из арбитража в программисты. Он доволен своей новой работой, попивает смузи в массажном кресле и пишет длинные строчки полюбившегося ему кода. С нового года он начал зарабатывать больше почти всех моих знакомых юристов инхаусов и маленьких адвокатских фирм – не убиваясь при этом на работе.

Самый романтичный мой друг мечтает стать пилотом. Он бы давно уже уехал учиться в США, но помешал коронавирус. Мечту пришлось отложить; он продолжает сидеть в неудобном офисном кресле крупного инхауса – но только и ждёт конца эпидемии, чтобы распрощаться с юриспруденцией. Ещё один мой товарищ проработал в иностранных юрфирмах около семи лет. Осознав, что эта жизнь уже не кажется ему такой привлекательной, он уволился, открыл пивоварню, затем веломастерскую, а сегодня достраивает свой клуб в центре Москвы.

Как оказалось, у нас у всех схожие причины ухода. И сейчас я расскажу вам о них.

Упадок идеи

Юрист должен верить в то, что делает – я правда так считаю. Это не в полном смысле бизнес и не только про деньги. Право – искусство справедливости. А юрист посредством права эту справедливость ищет.

Но в России сегодня очевидные проблемы со справедливостью. «Карманное правосудие», персонифицированные законы, феодализация бизнеса… Ликвидация Высшего арбитражного суда, который толкал всю систему из спёртого воздуха кабинетов советских судов в сторону цивилизованного правосудия. И последующее объединение ВАС с Верховным Судом – под руководством сияющего с 1989 года председателя.

Поработав в Госдуме и министерстве, я убедился, что законодательный процесс в нашей стране построен на скрытых и замутнённых неформальных договоренностях. Серьёзное обсуждение законопроектов – исключение, а не правило. Обязательное получение положительных заключений правительства на законопроекты полностью убивает субъектность Государственной Думы, замещая законодательную власть исполнительной.

Наконец, можно вспомнить «обнуление» президентских сроков, которое по мнению большинства моих коллег прямо противоречит конституционному принципу сменяемости власти. При схожих обстоятельствах Конституционный суд под председательством того же Валерия Зорькина запретил «обнулиться» Борису Ельцину, но теперь конъюнктура изменилась. В нашей стране «всё должно быть в рамках закона». Но при необходимости любой закон можно поменять под это «всё».

Да, случаются и хорошие вещи: разумные судебные решения, качественные законотворческие инициативы. Но для меня все они тонут в чёрной смоле несправедливости.

Экс-юрист Константин Барабанов

Поступая в университет, я садился в поезд по маршруту Петербург – новая Россия. А когда состав подъехал к перрону, я понял, что приехал в Ленинград.

И это не только моё мнение. Внутри сообщества я ощущаю атмосферу всеобщего скепсиса, где каждый пытается либо верить в чудо, либо игнорировать общеправовую действительность. Но и то, и другое получается плохо.

На мой взгляд, любой юрист является в глазах людей представителем права. И я устал пожимать плечами перед окружающими, стыдливо объясняя: «Ну, у нас в стране вот так, вы сами всё понимаете…»

Человек работающий

Но я ухожу не только из-за особенностей российского права. С годами сама юридическая работа стала казаться мне построенной на каких-то античеловеческих идеях. Давая нам деньги, она высасывает из нас жизнь. Но так ли важны деньги, если уже в середине пути ты разбит, страдаешь от клинической депрессии и мечтаешь о том, чтобы полежать в кровати с выключенным телефоном? Помогут ли деньги, если звук от каждого нового письма в Outlook порождает тревогу? Если ты каждую ночь просыпаешься из-за пульсирующего клубка мыслей о проекте – и не можешь заснуть, пока не проверишь почту красными глазами.

Юристы создали мир, в котором баланс личной жизни и работы не значит ничего. Где выгорание – это страшилка, в которую не верят руководители. Где попытка запланировать вечер – признак наивности, а друзья с нормальным графиком работы кажутся тебе бездельниками.

В этом мире юрист поражён в праве на жизнь и здоровье. Он – железный человек, которому не нужны ни сон, ни еда, ни друзья, ни семья. Здесь даже есть отдельный вид соревнований – кто дольше не был в отпуске.

Экс-юрист Константин Барабанов

Круто, если юрист год не был в отпуске. Очень круто, если два. Про тех, кто не был в полноценном отпуске три года, говорят с нескрываемым уважением – и слегка приглушив голос.

Сегодня в большой юридической работе всё держится не на умении руководства управлять процессами и ставить клиенту разумные рамки, а на личном героизме юристов-солдат. Я убедился в этом, когда «перешёл в команду противника» и работал на стороне клиента в инхаусе. Там я понял, откуда у юристов берутся 12-15 часов работы в день, овернайты, трудовые выходные и праздники.

Причин обычно две. Сотрудники со стороны клиента сами не распределили должным образом рабочие потоки и потерялись в организации. А когда пайплайн загорается, они тут же бегут к консультантам и требуют от них чуда.

А бывает, что и к самому клиенту попадает полыхающий проект – поэтому его нужно срочно закрыть сверхчеловеческими усилиями. Аргумент клиента во всех случаях один: «Мы платим вашей фирме сотни тысяч евро за работу. Так что будьте добры, посидите всю ночь, и желательно не одну. А если вы не возьмётесь, мы пойдём к вашему конкуренту, и они уж точно закроют сделку, чтобы получить нужный опыт и наше расположение». Работая в инхаусе, я видел внутренние сообщения такого рода: «Давайте поставим им на работу два дня – субботу и воскресенье. Другая фирма нам это вообще за сутки сделала».

При установке сроков вообще не принято думать о юристах как о живых существах. Помню, как я отсылал в пятницу консультантам техническое задание по проекту. Начальство сказало мне поставить срок к 9:00 понедельника. Я был уверен, что раньше вторника никто даже не откроет предложения. В понедельник я пришёл на работу – и увидел, как юристы фирм присылали свои предложения вечером и ночью воскресенья. И что в итоге? Мы внутри инхауса начали обсуждать эти «воскресные» предложения только в среду.

Экс-юрист Константин Барабанов

За год до этого я был на стороне консультанта. И часто задавал себе вопрос – почему я должен сидеть в офисе в свой официальный выходной?

К такому подходу привыкают обе стороны. Абьюзивные созависимые отношения консультантов и клиентов давно стали market practice, а конкуренция на беднеющем рынке лишь подогревает их. Мы втянулись в такой график; нам кажется, что это нормально и по-другому быть не может. Но цена такого подхода – не только сотни тысяч евро, но и личный ресурс людей с обеих сторон.

Хорошо, если проекты несут в себе реальную ценность. Тогда ты хотя бы чувствуешь отдачу от работы. А бывает так, что ты сидишь сутками за проектом, который потом отменяется или изменяется до неузнаваемости. В принципе, это «рабочий момент». Но если ты и так работаешь на пределе возможностей, эти «рабочие моменты» выжигают остатки интереса к делу, которым занимаешься.

Максим Доценко

Руководитель не может содержать дармоедов

Несколько тезисов о «зарплатных» дискуссиях

Бесчеловечное отношение стало нормой. Клиенты эксплуатируют партнёров фирм, партнёры эксплуатируют своих юристов, но и работники клиента тоже работают сверх нормы. Я не коммунист, но невольно начинаю думать: за то ли боролись наши предки во времена Октябрьской революции, если их правнуки сутками гнут спины на офисных стульях так же, как они раньше гнули их на заводах и полях. Мой приятель как-то сказал, что скоро он в живых шахматах сможет играть коня, так сильно у него изменилась осанка из-за бесконечной работы. Да что там говорить: обычно у юриста в фирме нет времени даже сходить на обед. Скрючившись над столом, я глотал свою еду не прожёвывая. Оттирал капли супа с клавиатуры – и продолжал писать документ.

На мой взгляд, технический прогресс и безграничный доступ к информации сыграли против юристов. Многим кажется, что ответ на любой вопрос можно найти за несколько секунд, нужно всего лишь нажать пару кнопок в справочной системе. И сроки ставятся исходя из этого предположения. Не получается? Значит, плохо умеешь искать, ускорься; и вот тебе, кстати, ещё одна задачка. «Можешь посмотреть короткий вопрос? Долго над ним не сиди» – так обычно звучит задание юристу на два полноценных дня работы.

Как-то мне сказали: пока ты на звонке, комментируй, но в перерывах от своих реплик просматривай другой документ и параллельно отвечай на почту. Ведь наушники у тебя на голове, а руки и глаза свободны.

Физически вроде бы всё правильно, вот только количество поступающей и перерабатываемой информации оказывается слишком большим. Это сильно изнашивает когнитивный потенциал и в перспективе приведёт только к опустошению. Но зачем об этом думать, если юрист – это расходный материал.

Когда юрист выгорает и хочет уйти, руководители удивлённо задаются вопросом: «Как же так получилось, почему ты не отдыхал?». Ответ простой: потому что не было создано ни единого условия для отдыха и сохранения внутреннего ресурса. Потому что вся твоя жизнь – это тёмные вечера в офисе вместо встречи с друзьями, постоянная работа на «выходных», да ещё 10 дней отпуска, когда ты всё равно должен быть на связи с начальством.

Ты должен отдавать все силы работе – и при этом думать, как бы не выгореть и не заболеть. Ведь болеть нельзя! В менеджменте есть «теория автобуса» – сколько сотрудников вашей организации должен сбить автобус, чтобы работа по проекту встала. Если это число равно одному, значит, ваш бизнес построен в корне неверно. Но в большинстве юрфирм работу, которую нужно делать втроём, делает один человек. Поэтому нужно скрывать болезнь до последнего. А если всё-таки слёг, то даже из кровати ты будешь объяснять коллегам, что нужно делать. Кстати, это зачастую сложнее, чем всё делать самому.

Экс-юрист Константин Барабанов

Один мой знакомый начал кашлять кровью после трёх недель беспрерывной работы по проекту. При этом он спал не более 5 часов в день.

В некоторых профессиях начинают бороться с выгоранием сотрудников. Но я думаю, что в полыхающий юридический бизнес эта тенденция не придёт никогда. Мой друг-юрист считает, что единственный шанс на наше спасение – это автоматизация даже самых сложных юридических задач. Тогда юристы станут администраторами процессов. Ведь темп работы постепенно дойдёт до такой скорости, что выполнять её сможет только настоящий, а не биоробот. Но если вспомнить ужасный уровень нашей законодательной техники и большое количество коллизий в законах, то вывод очевиден: до автоматизации нам ещё очень далеко.

Слово молодым

Можно сказать: «А чего ты хотел? Не работай в консалтинге и большом юридическом бизнесе». Но где ещё работать выпускнику юрфака, если ты хочешь построить карьеру и получать достойную зарплату? Ведь даже в хороший инхаус сложно попасть без потогонного опыта в фирме.

Тяжелее всего приходится начинающим юристам. Они ещё не получают тех денег (особенно в российских фирмах), за которые продают свою жизнь их старшие коллеги. Но каток проектной работы всё так же ездит по их неокрепшим телам, не делая никаких послаблений. Час твоей молодости обходится клиенту в 80–250 евро. Потенциально ты отбиваешь свою зарплату всего за пару дней. А дальше работаешь на благо и процветание фирмы – которая выжмет из тебя все соки и выплюнет за борт, если ты выгоришь или не будешь биллить положенные 1800–2000 оплаченных часов в год. Классика рынка: «Мы ценим наших сотрудников и хотим, чтобы они развивались как личности. P.S. Но вы в любом случае должны быть в доступе 24/7, не болеть, биллить как пулемёт и быть готовыми отменить отпуск».

Мой коллега рассказал, что в одной иностранной фирме они вместе с другими младшими юристами натурально жили в офисе неделю. Спали сменами на диванах по нескольку часов, ели один раз в день. Всё ради того, чтобы не потерять клиента и закрыть срочный проект. Клиента фирма не потеряла, но потеряла младших юристов. Но это не беда – они быстро наберут новых, с горящими глазами, мечтающих построить карьеру консультанта.

За пределами столицы дела ещё печальнее, ведь там нет иностранных фирм, поднимающих планку зарплат. Работать приходится буквально за еду, лекарства, и, в лучшем случае, за съёмную квартиру. Моя подруга из Петербурга как-то заметила, что букет цветов для украшения стойки рецепшена в их офисе стоит немногим меньше её зарплаты. Зачем платить больше, если можно не платить?

Вот почему молодые уходят чаще других. Может быть, через 5–10 лет это станет глобальной проблемой всей профессии – ведь работать будет некому.

Вы скажете мне: «Не нравится – уходи». А я отвечу: «Что ж, я так и сделал».