ФСИН не желает видеть адвокатов

Правозащитная организация «Русь сидящая» провела первый в своём роде социологический опрос заключённых и их родственников. Авторы исследования изучили вопрос нарушения прав человека в колониях и СИЗО. Ответы подтвердили существование системной проблемы с правом заключённых на защиту: почти половина опрошенных сталкивались с различными препятствиями, добиваясь общения с адвокатами. «Улица» рассказывает об этом и других нарушениях, выявленных в системе ФСИН.

Как считали

Представляя доклад о нарушениях прав заключённых, эксперты «Руси сидящей»* честно предупредили, что результаты этого исследования всё-таки нельзя назвать в строгом смысле репрезентативными. Закрытость системы ФСИН делает невозможным проведение полноценного социологического опроса – со значительной выборкой и широким географическим охватом. Кроме того, многие заключённые просто боятся откровенно рассказывать о проблемах. «Однако исследование позволяет понять хотя бы в первом приближении, нарушение каких прав больше всего тревожит заключённых и их родственников. Именно в этом ценность полученных данных», – говорят в «Руси сидящей».

Исследование построено на основе 377 анонимных анкет. Из них 185 заполнены заключёнными (как освободившимися, так и продолжающими отбывать наказание), 176 человек – родственники «сидельцев». Ещё 16 анкет заполнили адвокаты, общественные защитники и правозащитники. Исследование проводили сотрудники четырёх офисов «Руси сидящей» – в Москве, Новосибирске, Ярославле и Санкт-Петербурге — при поддержке Европейской комиссии.

ФСИН уходит в отказ

«Адвокатскую улицу», разумеется, прежде всего заинтересовал раздел анкеты, посвящённый обеспечению конституционного права граждан на защиту. Как оказалось, 43% опрошенных – почти половина! – рассказали про нарушения, связанные с общением с адвокатом. Самыми распространёнными оказались цензурирование переписки с адвокатом и нарушение конфиденциальности свиданий с защитником: о таких случаях рассказали порядка четверти участников опроса. «От цензуры переписки вообще никуда не денешься, – сказал “Улице” юрист “Руси сидящей” Леонид Абгаджава. – Они будут цензурировать всё, что захотят. В анкетах на это пожаловались только треть опрошенных – но нужно понимать, что это те люди, которые отдельно заостряют на этом внимание, которым важно это нарушение прав. Остальные тоже знают о цензуре, но уже привыкли к ней. Все заключенные знают – переписываться с адвокатом конфиденциально просто невозможно».

При этом каждый пятый участник опроса (21%) сталкивался с немотивированным отказом в почтовой или телеграфной переписке (в докладе не уточнялось, идёт ли речь только о письмах родным или сюда входит также общение с адвокатом). Заключённые указывают, что иногда письма «пропадают», «доходят через одно», «теряются» – или, наоборот, «не уходят», «не отправляются», «уничтожаются». Вдвое чаще (то есть в 40% ответов) заключённым отказывали в телефонных звонках, причём в колонии может вообще не быть легального стационарного телефона. Но даже если он есть, ни о какой конфиденциальности разговоров по нему также не может быть и речи.

Полный отказ в свидании с защитником встречается всё-таки реже (с этим сталкивались 14% опрошенных). Но при этом руководство колонии может лишать заключённых этого права более хитрыми способами. Например, затягивать предоставление свиданий с адвокатом, усложнять получение пропуска для прохода на территорию колонии.

Руководитель мониторинга нарушений,
юрист Денис Тимохин

Адвокат приезжает, а ему говорят: “Знаете, ваш подзащитный плохо себя ведёт, он находится в ШИЗО, встретиться с ним нельзя”. Или говорят, что доверитель находится на больничном. Или вообще уехал этапом. Проверить это вы не сможете.

Наконец, отказывать в свидании могут просто под предлогом нехватки комнат для общения с адвокатом – особенно остро эта проблема стоит в СИЗО. Даже если свидание удалось получить, на нём всё равно не получится обсудить критически важные для стратегии защиты моменты. «Адвокату просто не дают остаться наедине с подзащитным, это происходит сплошь и рядом. Особенно в ФСБшных СИЗО, например, в Лефортово, – говорит Абгаджава. – Если в комнате создано некое подобие конфиденциальности, то у сотрудников ФСИН в любом случае есть возможность слышать то, что обсуждают адвокат и его доверитель». Это подтверждают и данные карты нарушений прав адвокатов сотрудниками тюремного ведомства, которую ведут Институт права публичной политики и проект Data Lawyer.

Правозащитники отдельно отметили вопиющий факт: «Лишь 23% опрошенных ответили положительно на вопрос, была ли у них возможность подать жалобу и ходатайство в надзирающие и проверяющие инстанции. Таким образом, оставшиеся три четверти опрошенных были лишены такой возможности или не знали о ней».

Само заживёт

Главная проблема, которую выявил опрос, касается состояния тюремной медицины – 91% рассказали о нарушениях в этой сфере. Половина опрошенных заявили, что в медицинской помощи заключённым может быть отказано без объяснения причин. А если её и окажут, то она будет недостаточной и неэффективной (об этом говорится в 46% ответов) или несвоевременной (на это пожаловались почти треть участников опроса). В медицинском освидетельствовании тоже часто отказывают – или проводят его необъективно (41%). Об отсутствии стоматологической помощи рассказали 43% респондентов.

Врачи часто используют медикаменты с истёкшим сроком годности (44% ответов), «около пятой части опрошенных сообщили о полном отсутствии необходимых медикаментов», говорится в докладе. Бывший заключённый Руслан Вахапов подробно рассказал, как было налажено обеспечение медикаментами в его ИК-1 Ярославской области, известной пытками над заключёнными. Чтобы получить лекарства, нужно было встать в 6 утра, выстоять длинную очередь, получить в лучшем случае таблетку аспирина, а потом идти на работу. Если состояние заключённого становилось настолько тяжёлым, что человек не мог работать, то его лишали права на УДО.

Заключённые считают, что тюремный медперсонал по своей сути не отличается от сотрудников ФСИН – и при любых сложных ситуациях выступают с ними на одной стороне. Болезни, которые на воле можно было бы быстро вылечить, в итоге оказываются запущены и становятся хроническими. «Руси сидящей» известны случаи, когда заключенному не ставили диагноз ВИЧ, чтобы не выдавать антиретровирусную терапию. А больным на последней стадии СПИД подделывали анализы, чтобы не отпускать человека на волю умирать.

У «Руси сидящей» подготовлены предложения по улучшению ситуацию с медициной. Главная задача – перевод медчасти из подчинения ФСИН в подчинение Миндзрава. Пока этого не произошло, необходимо уравнять в правах гражданских врачей с тюремными и обеспечить беспрепятственный доступ гражданских врачей в колонии и СИЗО. Кроме того, необходимо обязать медчасти признавать диагнозы, поставленные гражданскими врачами, без дополнительного утверждения. Ещё одно важное изменение – разрешить передавать медикаменты от родственников заключённых, неважно, российского или зарубежного производства.

С правом граждан на здоровье близко связана тема питания заключённых. О нарушениях в этой сфере рассказали 86% опрошенных. Две трети назвали еду «однообразной», в 60% ответов говорится об отсутствии в рационе мясных продуктов. Половина участников исследования заявила, что еда готовится с использованием испорченных продуктов, еще 40% пожаловались на маленькие порции. В графе «Другое» несколько респондентов указали на отсутствие халяльного и кошерного питания.

Ещё одна близкая проблема – недостаточное обеспечение одеждой (указали 69% опрошенных). Около половины участников опроса рассказали «Руси сидящей», что одежда и обувь выдаётся «не по размеру», тёплые вещи часто отсутствуют или выдаются с большим запозданием. Опрошенные приводили примеры, когда сотрудники колонии «забирают утепляющее бельё», «не разрешают иметь запасную обувь», «если обувь рвётся, надо ждать и ходить босиком, пока не передадут родные», «когда произошла смена погоды, до последнего не отдавали сезонные вещи», «зимняя обувь холодная». В отдельных случаях участники опроса сообщали, что им «вообще не выдают одежду» – требуют, чтобы её присылали родственники. Но этот вариант доступен не всем.

«У них же ещё есть семьи, которые оказываются в совершенно брошенном состоянии. Живут в заброшенных, пьяных городках, – рассказала сотрудница петербургского отделения «Руси сидящей» Анна Клименко. – Однажды нам написал заключённый, что ему ничего не надо, а вот жене и трём детям на воле есть нечего. Мы отправили посылку, одели детей, одели маму. И она написала благодарственное письмо, в котором есть такие строки: «Вы знаете, а меня все ненавидят теперь, потому что у моих детей есть то, чего нет у тех, кто живёт рядом». «А ведь мы ничего особенного не отправляем, – пояснила сотрудница московского офиса Светлана Осипова. – Карандаши цветные детям, альбом для рисования, макароны, сахар. Самое необходимое».

Словом и делом

В анкетах были вопросы о насилии двух типов – психологическом и физическом. О фактах психологического насилия со стороны сотрудников ФСИН сообщили 82% опрошенных; про аналогичные нарушения со стороны других заключённых – 35% респондентов. «Наиболее распространённым видом психологического воздействия со стороны сотрудников ФСИН является угроза административного взыскания», говорится в исследовании – на него пожаловались две трети участников опроса. Чувство унижения из-за действий сотрудников ФСИН испытывали почти половина опрошенных (46%), из-за других заключённых – 25%. Около трети опрошенных сообщили о том, что сталкивались с угрозой коллективного взыскания и угрозами применения пыток. Причём сотрудники ФСИН допускают угрозы и оскорбления не только в адрес заключённых, но и в адрес их родственников («унижали, когда приезжала к мужу на свидания»). Среди других видов психологического давления упоминались угрозы сексуального насилия, угрозы лишить родительских прав и разлучить с детьми. Есть и «экзотика» – например, администрация колонии может на целый день включать радио на полную мощность.

Руководитель мониторинга нарушений,
юрист Денис Тимохин

Основная проблема системы ФСИН – это её закрытость. Кто может попасть в колонию? Надзирающий прокурор, который вместе с администрацией ходит в баню. Курирующий колонию сотрудник ФСБ. Пожалуй, и всё.

На физическое насилие со стороны сотрудников ФСИН жаловались 67% опрошенных, про других заключённых упоминалось в два раза реже – 33% ответов. Каждый третий рассказывал про избиения, унизительные процедуры, немотивированное и болезненное применение наручников, а также намеренное помещение заключенного в неотапливаемое помещение без тёплой одежды. «Более изощренные виды пыток – применение электрического тока, подвешивание, удушение, лишение еды или сна – также имеют место. Однако распространены они значительно реже, до 10% ответов», – говорится в исследовании. Кроме того, в ответах встречались «длительные допросы по 12-13 часов без воды и питья», «стояние на морозе при температуре ниже 20 градусов продолжительное время», «оставление зимой в бетонной комнате с открытыми окнами и раздетым до трусов», «перевод в камеру с худшими условиями».

Почти четверть опрошенных сообщили, что их избивали другие заключённые, ещё порядка 15% рассказывали про унижающие действия. Заключённые вымогают деньги и продукты, отбирают новые вещи, а также помогают сотрудникам ФСИН избивать или лишать сна своих сокамерников.

Только 3% опрошенных указали, что они сталкивались с сексуальным насилием со стороны сотрудников ФСИН, 2% – со стороны других заключённых. «Вероятно, заключённые не готовы даже анонимно сообщать, что они подвергались этому унизительному виду насилия», – считают в «Руси сидящей».

«Это настоящий ГУЛАГ»

В исследовании подробно рассказывают и про другие нарушения; «Улица» перескажет лишь самые показательные числа. Так, 65% опрошенных рассказали о препятствиях к свиданиям с родственниками. 59% пожаловались на условия этапирования – например, отсутствие вентиляции и отопления транспортных средств, а также совместную перевозку здоровых и тяжелобольных заключенных. Половина опрошенных (52%) рассказала о трудовом рабстве: заработная плата составляет меньше тысячи рублей, а чаще всего не выплачивается вовсе. Треть заключённых и их родственников сталкивались с вымогательством со стороны сотрудников ФСИН при решении вопроса об условно-досрочном освобождении. С вымогательством со стороны других заключённых сталкивались 40% опрошенных. 48% участников исследования заявили о случаях произвольного водворения в карцер или ШИЗО – это наказание используется либо как месть со стороны правоохранительных органов и администрации колонии, либо как способ принуждения заключённых к сотрудничеству.

«В стране происходит гуманитарная катастрофа, – резюмировала Анна Клименко. – Это настоящий ГУЛАГ, с полным отсутствием возможности говорить и жаловаться». «Сотрудники ФСИН подвержены профдеформации. Многие действия со своей стороны они считают допустимыми, хотя закон рассматривает их как преступные, – отмечает координатор проекта, юрист Денис Тимохин. – Отсюда берутся массовые нарушения и ужасные условия содержания в местах лишения свободы. И эта проблема касается не отдельных регионов, а всей России».