«Если не госкомпания, то работать спокойнее»

В Гагаринском суде Москвы подходит к концу допрос свидетелей защиты по «делу “Аэрофлота”». Напомним, следствие утверждает, что адвокатские гонорары обвиняемых были «завышены». Но другие адвокаты раскрыли суду свои расценки – и объяснили, что вычислить «среднюю стоимость» их услуг просто невозможно. Прокурор искал противоречия в словах свидетелей – но защита сама «поймала» его на замалчивании важного фрагмента оглашённого протокола. Также слово получили родители обвиняемых: они рассказали суду, как уголовное дело изменило их жизнь.

«Не строительные работы»

Очередное заседание по «делу “Аэрофлота”» состоялось в Гагаринском суде Москвы 6 апреля. «Улица» пересказывает его по аудиозаписи, предоставленной защитой.

Первым свидетелем был адвокат АБ «Павлова и партнёры» Давид Габелая. Он рассказал, что в 2020 году бюро получило от следствия по «делу “Аэрофлота”» запрос о стоимости адвокатских услуг. По словам Габелая, бюро подробно ответило на все вопросы. На этом месте адвокат Андрей Гривцов (защитник Владимира Александрова) заметил: в материалах дела нет ни запроса, ни ответа на него. Он попросил свидетеля рассказать, как формируется стоимость услуг адвокатов в бюро. Габелая пояснил: цена зависит от потенциальной сложности дела, объёма документов, самого клиента – и взыскиваемой или оспариваемой суммы.

– По вашему мнению, возможно ли обосновывать или оценивать стоимость адвокатских услуг экспертным путём? – уточнил Гривцов.

– С моей точки зрения, нет. Это не строительные работы, – ответил свидетель.

Гривцов попросил объяснить, чем отличается ценообразование в коллегиях и адвокатских бюро. «В коллегии каждый работает индивидуально и сам решает, за какие деньги работает с тем или иным клиентом, – пояснил свидетель. – В бюро – в нашем, по крайней мере, – [ценообразование] более-менее централизовано. В этом [вопросе] участвует управляющий партнёр».

Далее Гривцов попросил свидетеля оценить суммы гонораров, которые Кибец получила от «Аэрофлота»: 30 млн рублей за дело о банкротстве «Трансаэро», 9 млн рублей за работу по иску «Трансаэро» о признании недействительным приказа Росавиации и 5 млн рублей по иску «Аэрофлота» к ООО «Интер Девелопмент групп». По делам о банкротстве других компаний (например, «Донавиа», «Оренбургавиа») адвокат работала по ставке 350 евро в час.

Габелая назвал почасовую ставку «средней» для рынка. Говоря о гонорарах, он отметил, что следует учитывать «цену вопроса» конкретного дела. «В [делах о] банкротстве с требованием 15 млрд рублей ничего страшного в этих цифрах [гонорара] нет, – уверен адвокат. – Судя по наименованиям компаний, подозреваю, что цена вопроса была высокая».

Гривцов попросил свидетеля дать характеристику Дине Кибец и Александру Сливко. Тот назвал их «высококвалифицированными адвокатами» и заверил, что не слышал о них ничего порочащего. «Вынесение обвинительного приговора по этому делу повлияет на рынок? – спросил защитник. – При условии формулировки обвинения о “завышении стоимости юридической помощи”, “невозможности заключения госкорпорациями соглашений с внешними юристами при наличии юристов в штате”». Свидетель ответил утвердительно.

Адвокат Давид Габелая

Я полагаю, что многие подумают, заключать ли подобные соглашения.

Также Габелая подтвердил, что привлечение госкомпаниями «внешних» консультантов – общепринятая и распространённая практика. Но проверки в госкорпорациях могут «стоить некоторых нервов». «Если не госкомпания, то работать спокойнее», – заключил адвокат.

Особенности адвокатского общения

Прокурора заинтересовала характеристика, которую Габелая дал обвиняемым адвокатам. Обвинитель потребовал подробностей – как и из каких источников тот получил «сведения» о них? Свидетель попытался объяснить, что круг адвокатов, занимающихся банкротством крупных компаний, довольно узок – поэтому можно составить представление о коллегах по «косвенным сведениям». Но прокурора не устроил такой ответ. Он попросил назвать фамилии коллег, от которых Габелая слышал о Кибец и Сливко.

– Вы как адвокат понимаете, почему я задаю вам такие вопросы, – строго сказал прокурор. – Вы говорите: «Я их не знаю, но где-то слышал, что они квалифицированные». Назовите источник вашей осведомлённости.

– Ещё раз объясняю: источник – адвокатское общение. Не знаю, как общаются прокуроры между собой, но адвокаты – следующим образом. В коридоре арбитражного суда Москвы вы стоите с человеком, которого по имени можете не знать. Общаетесь о том, что прочли где-то в интернете. (...) Что здесь удивительного?

На этом прокурор прекратил допрос. В зал позвали следующего свидетеля – адвоката КА «Делькредере» Дениса Юрова. Его коллегия также получила запрос от следствия – который, по словам Гривцова, аналогичным образом пропал из материалов дела. Юров сообщил, что коллегия направила следствию «ориентировочную» информацию о часовых ставках. Услуги адвокатов коллегии в 2020 году стоили в пределах 20–30 тысяч рублей за час, старшего юриста – 15–20 тысяч, а простого юриста – 10–15 тысяч. Сумма гонорара, по словам Юрова, может зависеть от многих факторов. Например, от «цены спора», количества участников, региона, необходимости командировок. «Споры на большую сумму репутационно более важны, – добавил адвокат, – Полагаю, что цена [адвокатских услуг в таком случае] будет выше».

Юров отметил, что коллегия предоставила следствию данные на 2020 год, когда и поступил запрос – а вовсе не на 2016 год, когда «Аэрофлот» заключил контракт с Кибец. Он уверен, что за четыре года цены могли значительно измениться – и экспертиза, не учитывающая этих различий, «не имела бы шанса» в судебном разбирательстве. Также свидетель заметил, что «не позавидовал бы эксперту», который взялся высчитывать среднюю стоимость адвокатских услуг, поскольку это не открытый рынок.

Суммы гонораров, полученных Кибец, он оценил как «адекватные». «Арбитражные дела требуют глубокой погружённости, – пояснил Юров. – Эта сумма за год выработается, ещё и не хватит».

Прокурор теряет слова

Дальше выступила экс-юрисконсульт отдела по взаимодействию с госорганами «Аэрофлота» Елена Яковлева. Она рассказала, что внешние консультанты участвовали в выработке позиции компании по различным спорам. Эта была ответственная работа, поскольку «Аэрофлот» – крупнейшая авиакомпания; негативное судебное решение могло сформировать новую практику и отразиться на всей отрасли. Изначально позицию компании формировали штатные юристы, затем она передавалась на согласование внешним адвокатам – и возвращалась от них, по словам Яковлевой, «в сильно изменённом виде».

В 2017 году в «Аэрофлоте» проходила масштабная проверка по ценообразованию. В отделе, который должен был оценивать правомерность запросов прокуратуры и отвечать на них, работало 3-4 человека. Они не справлялись с возросшей нагрузкой. «Прокуратура вела себя достаточно агрессивно, давила на сотрудников, – вспомнила юрист. – “Вертикаль власти” стиралась. Если раньше отправляли [запрос] сначала руководителю, затем директору департамента и уже потом адвокату, то [в ходе проверки] бывали случаи, когда нужно было получить ответ оперативно». Тогда она обращалась к Сливко напрямую. Яковлева отметила, что часто встречала его в офисе – в том числе в нерабочее время.

Прокурор потребовал огласить показания Яковлевой, которые та дала на стадии следствия. Защитник Кибец адвокат Сергей Смирнов возразил – он указал, что прокурор даже не объяснил, в чём усмотрел противоречия. Тем не менее суд удовлетворил ходатайство.

Обвинитель зачитал показания. Из них следовало, что помощь Яковлевой оказывали «только начальники» – и они сами консультировались с адвокатом. А личных консультаций Сливко ей не оказывал. Но тут Смирнов заметил, что прокурор пропустил начало фразы свидетельницы – и Яковлева это подтвердила. Тогда гособвинитель был вынужден зачитать недостающий фрагмент: «Мне на обозрение представлено два документа…» Свидетельница пояснила: представленные следствием бумаги были связаны с жалобами пассажиров на задержки рейсов – и по этим делам она действительно не консультировалась напрямую со Сливко. Но следователь не спрашивал о запросах прокуратуры в ходе проверки 2017 года – с которыми адвокат ей помогал.

Следующей в зал пригласили сотрудницу департамента закупочной деятельности «Аэрофлота» Ирину Желтякову. Она рассказала, как её вызвали на опрос по теме реализации алкогольной продукции на борту самолётов. Тогда её сопровождали Сливко и Татьяна Давыдова. Судья уточнила, консультировали ли они Желтякову перед опросом. Свидетельница пояснила: они встретили её перед опросом и рассказали, о чём могут спросить следователи.

Слово берут родители

После перерыва суд начал допрос родственников обвиняемых. Первой выступила мать Дины Кибец – Майся Феттякетдинова. Она рассказала, что дочь с детства была трудолюбивой, сама поступала и в музыкальную школу и в вуз, которые окончила с отличием. По её словам, Кибец начала работать на последнем курсе университета. До получения адвокатского статуса она работала в «Лукойле», где быстро продвигалась по карьерной лестнице. А во время работы на «Аэрофлот» часто бывала в командировках. «Если бы в сутках было 48 часов, то она бы работала 48 часов», – убеждена женщина. Предъявленные дочери обвинения она назвала «театром абсурда».

Феттякетдинова добавила, что страдает хроническими заболеваниями, а давняя травма позвоночника требует постоянной дорогостоящей реабилитации. До ареста именно Кибец помогала матери с лечением.

Мать обвиняемой Майся Феттякетдинова

На старости лет я оказалась в совершенно дикой ситуации. Два с половиной года дочь сидит ни за что. У меня такие серьёзные проблемы с позвоночником, что я порой не могу встать. Ночью не знаю, что со мной будет.

На вопрос судьи о составе семьи женщина ответила, что теперь она «одинокая брошенная старуха». И добавила, что в СИЗО у Кибец начались сильные головные боли, проблемы с позвоночником и зрением.

Затем выступила Мария Антонова – мать Татьяны Давыдовой. Она назвала дочь очень ответственным и «даже слишком педантичным» человеком. Во время работы в «Аэрофлоте» дочь оказывала семье значимую финансовую помощь. Антонова пожаловалась, что тяжело перенесла ковид – и стресс от ареста дочери также сказывается на её состоянии. По словам Антоновой, бабушка Давыдовой страдает рядом хронических заболеваний и нуждается в дорогостоящих лекарствах. Теперь семье приходится обеспечивать лечение бабушки без финансовой поддержки Давыдовой – и находить деньги на помощь в СИЗО. Женщина добавила, что её дочь полностью отдавала себя работе в «Аэрофлоте» – поэтому необоснованные обвинения оказались для семьи «вдвойне обидными».

Александр Сливко рассказал о своём сыне. По его словам, тот «сделал себя сам». Работал с такими известными компаниями, как «Ростех», «Росатом», «Макдоналдс», обеспечивал жену и троих детей, а также помогал родителям. После его ареста у всей семьи начались финансовые трудности.

Последним выступил Борис Абалян – отец Владимира Александрова. Он назвал сына справедливым умным человеком и «трудоголиком». Абалян отметил, что Александров уже в 24 года стал следователем по особо важным делам, а в 26 лет – первым замом начальника управления в СК. Уход сына из органов в «Аэрофлот» отец назвал «своей виной». «Я скандалил, что возле дома всё время стоят милиционеры, чтобы его охранять», – вспоминал Борис Абалян.

По его словам, в «Аэрофлоте» сын впервые стал получать «достойную» зарплату, но взамен всё своё время отдавал работе в компании. «Приходил домой – и за компьютер, – рассказывал свидетель. – Я один раз с ним поехал за границу и сказал, что больше не буду. Дети плачут: он на один час выйдет к морю и снова за компьютер».

Абалян уверен, что сын не мог бы пойти на преступление ради обогащения. «Он такую сумму ежемесячно получал, да ещё премиальные, – пояснил свидетель. – Все друзья, знакомые до сих пор в шоке, когда сказали, что он “взяточник”». По собственным расчётам Абаляна, гонорары привлечённых «Аэрофлотом» адвокатов составили 0,65% от суммы исков, которые они выиграли. «Любой предприниматель был бы готов отдать 0,65%, чтобы выиграть такие деньги», – заявил он.

Кроме того, Абалян отметил, что юрдепартамент «Аэрофлота» под руководством его сына признавался лучшим в России и СНГ. Сам Александров удостаивался наград от Минтранса и получил орден «За заслуги перед Отечеством» от президента Путина. Свидетель признался, что не понимает, как человека после этого «могли назвать бандитом».

Отец обвиняемого Борис Абалян

Меня мучит один вопрос: как он оказался в «Лефортово»? Он не изменник Родины! Никто не может на это ответить.

Свидетель подтвердил, что Кибец и Сливко учились с сыном в одном вузе – но настаивает, что они не были близкими друзьями. Однажды Абалян попросил у сына контакт адвоката для своего знакомого; тот дал номер Сливко. На этом моменте прокурор уточнил – что это был за знакомый? Абалян ответил, что знает этого человека с рождения, поскольку хорошо знаком с его матерью. Но не смог сказать, удалось ли Сливко тогда оказать помощь и на каких условиях.

Напоследок Борис Абалян рассказал, что его состояние ухудшилось из-за стресса. У него стал прогрессировать сахарный диабет, а его жена страдает «адскими» головными болями. Обеспечивать семью в отсутствие сына получается лишь благодаря накоплениям, которые удалось сделать за время работы Александрова в «Аэрофлоте».

Под конец заседания защита ходатайствовала об оглашении показаний свидетелей, не явившихся в суд. Ходатайство удовлетворили; показания зачитала защитница Александрова адвокат Мария Корчагина. Первый свидетель – Пётр Есипов – с 2016 по 2018 год был замруководителя отдела в Московском управлении СК на воздушном и водном транспорте. Он контролировал проверку по инциденту с попаданием самолета в зону турбулентности 1 мая 2017 года. Свидетель рассказывал, что работа была сложной, поскольку он впервые в своей практике столкнулся с такими обстоятельствами. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела отменялось несколько раз; назначались дополнительные следственные мероприятия. Но в итоге оснований для возбуждения дела всё же не нашли. С Кибец и Сливко свидетель никогда не встречался.

Второй свидетель Пётр Фадеев работал в следственном отделе МВД на транспорте. Он также занимался проверкой экипажа «турбулентного» рейса. Как и коллега, он признал, что инцидент был редким, а работа оказалась сложной. Фадеев сталкивался с Кибец и видел, как она оказывала помощь сотрудникам «Аэрофлота» на опросах. Свидетель не получал от Кибец проектов объяснений опрашиваемых и не встречался с ней «неформально» – но допустил, что мог созваниваться по организационным вопросам.

Последними зачитали показания стюардессы Анжелики Неклюдовой. Она работала на рейсе «Москва – Калининград» 3 января 2017 года. При посадке самолёт выкатился за пределы полосы, а пассажиры получили травмы. Стюардесса рассказала следствию, что 5 января вместе с другими членами экипажа ходила на опрос; адвокаты их не сопровождали. Через некоторое время в офисе «Аэрофлота» в Москве состоялась встреча для членов экипажа. Там присутствовал Александр Сливко: он задавал вопросы, записывал показания сотрудников компании и попросил сообщить, если кого-то из них снова вызовут в правоохранительные органы. Неклюдову действительно вызвали на заседание комиссии Росавиации. Там были Сливко и Давыдова – но свидетель не вспомнила, участвовали ли они непосредственно в заседании. Девушка также заявила, что в помощи адвоката не нуждалась, поскольку не была членом лётного экипажа, к действиям которых у Росавиации были вопросы.

На этом заседание закончилось. Следующее назначено на 20 апреля.