Особенности адвокатского выгорания

Международная правозащитная группа «Агора» представила в октябре проект бесплатной психологической помощи для адвокатов, сотрудников НКО и журналистов. Его задача – поддержать людей, столкнувшихся с профессиональным выгоранием. На первом, тестовом этапе помощь получили уже около 60 человек. Правозащитник Павел Чиков* и психолог Альберт Зарипов рассказали «Улице», почему адвокаты выгорают, как с этим можно бороться – и должен ли сам защитник быть психологом.

«Это уже общественная потребность»

– Как появилась идея такого проекта?

ПЧ: Я бы не сказал, что она как-то внезапно появилась, – скорее постепенно «созревала» внутри организации. Прежде всего мы хотели позаботиться о состоянии наших адвокатов. Я постоянно общаюсь с защитниками, вижу их настроения, эмоции, внутреннее состояние – то, что обычно не видно другим. Ведь адвокаты всегда стараются выглядеть надёжными и уверенными в себе, всё знающими и всё решающими. А я немного с другой стороны их наблюдаю. К тому же я понимаю, что адвокату важно побеждать – а это всё реже и реже происходит в нашей стране.

Правозащитник Павел Чиков

Получается, что их знания, навыки и опыт просто перестают срабатывать. Естественно, адвокатов это начинает угнетать, они разочаровываются. Возникает то самое эмоциональное выгорание, которое влечёт за собой и профессиональные проблемы.

Мы поговорили с Альбертом, он предложил проработать этот вопрос с адвокатами «Агоры». Но тут резко усилилось давление на некоммерческий сектор, на журналистов… И мы видим, что их это очень сильно подавляет – риски обысков, допросов, задержаний, постоянных бесед со стороны силовиков, угрозы «иноагентского» статуса. Какие-то постоянно прилетающие требования Роскомнадзора. Вот новая реальность, в которой живут сейчас журналисты – и адвокаты тоже. Поэтому мы решили расширить аудиторию и посмотреть, как программа будет работать на адвокатах, журналистах и сотрудниках НКО. В тестовом режиме мы запустили проект где-то в начале августа – то есть работаем уже два с половиной месяца.

– Консультации проводятся бесплатно?

ПЧ: По-хорошему, психологическая помощь должна быть платной – вам это подтвердит любой специалист. Потому что оплата обеспечивает мотивацию. Больше скажу, мы – правозащитные юристы – тоже постоянно с этим сталкиваемся. Если человек не платит юристу, то у него самого мотивация, как правило, значительно ниже.

Но в данном случае мы видим, что это уже общественная потребность. Мы запустили программу не только чтобы оказать помощь конкретным людям. Но и чтобы ответить на некий общественный запрос, который сейчас очевидно сформировался. Я это вижу по соцсетям, вижу по новостям. Кстати, «Улица» тоже ведь делала стрим о психологическом выгорании, и он оказался очень востребованным. Мы держим руку на пульсе и считываем эти сигналы, поэтому сейчас делаем программу бесплатной. На следующих этапах будем смотреть, как лучше поступить.

– Расскажите, как именно работает ваша программа.

ПЧ: Сначала мы предлагаем человеку заполнить анонимную анкету. Это классический, даже стандартный психологический опросник на эту тему. Психолог обрабатывает её и оценивает уровень эмоционального выгорания. После этого человек получает результаты и решает, нужно ли ему обсудить их с психологом. Общение проходит онлайн.

На следующем этапе мы планируем открыть психологические кабинеты в крупных городах – Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Казани, Новосибирске. Там у нас будет возможность вести личный приём адвокатов и журналистов. Потом, возможно, будут и групповые занятия.

АЗ: Я бы хотел вначале уточнить, что довольно давно занимаюсь темой профессионального выгорания. Мы с коллегами очень много помогали разным социальным проектам, в том числе в сфере здравоохранения. Постепенно у нас начал накапливаться опыт работы в программах по выгоранию среди врачей и медперсонала. Последние лет 10–15 мы этим занимаемся вплотную, проходили профессиональное обучение. Теперь решили запустить такой проект. Как сказал Павел, сначала идёт обсуждение результатов анкеты.

Психолог Альберт Зарипов

Есть такой стереотип, что психолог сразу «полезет в душу» с личными вопросами. А мы никому никуда не лезем – просто обсуждаем эмоциональное состояние человека в профессии.

Если этот контакт удался, то, может быть, у него появится запрос ещё пообщаться с психологом. У нас нет ограничений по количеству консультаций. Но при этом мы чётко понимаем, в каких темах компетентны, а в каких – нет.

Мы, скорее всего, не будем работать с какими-то травматическими последствиями или с детскими травмами. В этом проекте мы нацелены больше не на классическую психотерапию человека, а непосредственно на поддержку его эмоционального состояния.

«Нарушены первичные базовые потребности»

– В тестовом режиме помощь получили уже более 60 адвокатов и журналистов. Можно ли выделить какие-то типичные проблемы, связанные с выгоранием? Или всё сугубо индивидуально?

АЗ: Результаты теста показали, что эмоциональное состояние, связанное с профессией, находится у обратившихся на очень высоком тревожном уровне. Конечно, в деталях всё индивидуально, но какие-то общие черты действительно можно назвать.

Во-первых, люди признают, что у них есть проблема. Нет такого отрицания «Да у меня всё в порядке». Люди согласны, что что-то пошло не так. Во-вторых, если говорить именно про адвокатов, то они просто не видят такого результата от своей работы, который ожидают получить в рамках своей профессиональной компетенции. Я говорю сейчас прежде всего о работе в судах, конечно. Соответственно, адвокаты начинают задавать себе вопрос: «А зачем вообще мне всё это нужно?»

Существуют долгосрочные и краткосрочные цели. И люди зачастую забывают про «сегодня» и начинают смотреть куда-то далеко, а там неясные перспективы. Есть люди, которые выходят из этого состояния деструктивно, употребляя вещества, изменяющие сознание. Я не говорю про большинство, но такие случаи есть. В этом вопросе мы тоже компетентны – я в начале своей профессиональной деятельности много работал с людьми, употребляющими наркотики.

Среди опрошенных встречаются истории, когда нарушены первичные базовые потребности, например ощущение безопасности. Люди вынуждены эмигрировать, менять место жительства. И в итоге они остаются, что называется, без почвы под ногами. Здесь тоже необходима поддержка.

– Что ещё приводит к выгоранию? Может, низкие зарплаты или переработки?

АЗ: Сами по себе низкие зарплаты не приводят к выгоранию, потому что мы говорим о выбранной профессии, человека к ней никто не принуждал. Поэтому связывать выгорание с уровнем зарплаты я бы не стал, мы такого не увидели. А вот большая нагрузка – это, безусловно, фактор. Плюс работа адвоката, как мы сейчас видим, это некий перфекционизм. Что, конечно, тоже влияет.

Есть отдельные проблемы у семейных пар юристов-правозащитников. Там просто нет чёткого разделения границ – где работа, а где бытовые вопросы. Как раз такие вещи и приводят к выгоранию, когда смешивается работа и жизнь. Особенно при удалённой работе. А у журналистов с этим ещё сложнее, потому что они постоянно находятся в информационном потоке.

– Влияет ли выгорание на качество работы?

АЗ: Я считаю, что да. Если адвокат изначально уверен, что дело будет провалено, останется ли у него желание выкладываться на 100%? Разве это может не влиять? К сожалению, в адвокатской практике это часто бывает – когда специалисты занимаются своими делами «на автомате», потому что изначально не верят в позитивный результат.

«Нужно инвестировать в профилактику»

– Часто ли ваши коллеги сталкиваются с выгоранием? Как можно стимулировать сотрудников в такой ситуации?

ПЧ: Одна из причин, почему я пришёл к Альберту обсуждать такую программу для «Агоры», – желание спихнуть с себя несвойственные функции. Я-то не психолог – а мне постоянно приходилось выслушивать людей, успокаивать их, подбадривать. Приходилось выяснять, в чём проблема, и пытаться её решить – притом что я не всегда могу это сделать.

Бывали случаи, когда мы сидели за одним столом – адвокаты и руководители разных направлений – обсуждали результаты своей работы. И видели, что этому конкретному коллеге нужно экстренно помогать. Потому что ему заметно тяжело, очевидна обида на весь мир, на своих доверителей, на нас – на всё. Вот прямо сквозило, что человеку плохо. И тогда мы экстренно решали вопрос с эвакуацией – на месяц отправляли коллегу на поддерживающую программу.

Если говорить о поддержке – мы уже довольно давно регулярно проводим встречи адвокатов «Агоры». Более того, мы и неформально встречаемся несколько раз в год. Альберт не даст соврать, люди в разговорах упоминают важность этих встреч. Говорят, что это одновременно и отдушина, и мотивация. Притом что мы не делаем ничего особенного – просто обсуждаем текущую ситуацию, риски и угрозы. Но людям это очень важно. В результате они начинают не только работать вместе, но и дружить, приезжают друг к другу в гости. Это обязательные элементы любой корпоративной культуры. Если в организации, неважно какой, этого не хватает – её неизбежно ждут конфликты и эмоциональное выгорание.

Ещё у нас есть неформальное внутреннее объединение – «Горный клуб». Время от времени мы ходим в походы на недельку. Это очень важно и полезно для людей. Ты постепенно понимаешь: проблемы, с которыми мы сталкиваемся перед компьютером, на самом деле ничто по сравнению с тем, что ты испытываешь в походе. Как не замерзнуть ночью, где остановиться, как высохнуть после дождя, что поесть и так далее.

– Должны ли руководители правозащитных организаций заниматься профилактикой выгорания в своём коллективе? Или это личное дело каждого работника?

ПЧ: С моей колокольни ответ очень простой. Если ты этого не будешь делать, то в итоге останешься без команды, без коллектива, без организации, без людей. Если ты хочешь это всё сохранить, тогда нужно инвестировать в профилактику. Для меня, как для менеджера, это выглядит сугубо так и никак иначе.

– Павел, а лично вы сталкивались с выгоранием?

ПЧ: Я был первым, кто заполнил анкету и пообщался с психологом. Ну, всё-таки положение обязывает. А вообще мы с Альбертом время от времени и так проводим личные встречи.

Но меня, конечно, угнетает нынешняя российская общественно-политическая ситуация. Меня беспокоит многолетняя жизнь в перманентной готовности к утренним обыскам. С 2012 года я живу в ситуации, когда практически каждую неделю просыпаюсь и вижу первую новость – у кого-то обыск, кто-то просит помощи.

Сначала это происходило с радикальными исламистами, потом обыски и аресты пришли в обычное политическое пространство, затем – к журналистам и активистам, которых знаешь лично, потом это затрагивает коллег и друзей… Кольцо сжимается, и я, конечно, это всё воспринимаю и примеряю на себя. Я понимаю, что у меня здесь нет никакого иммунитета.

Правозащитник Павел Чиков

Много лет назад я понял, что нужно просто принять этот риск как условие продолжения своей деятельности. Я смирился и уже давно так живу. Но само по себе это психологическое упущение. Не очень нормально так жить.

В принципе, человек должен чувствовать себя в безопасности. Он должен быть уверен, что с ним ничего плохого не может произойти. А я уже много-много лет живу в ситуации, когда понимаю, что плохое может произойти в любой момент. Ну, окей, поехали дальше.

Кроме того, меня, конечно, беспокоит, что происходит с нашими подзащитными… Адвокатам постоянно приходится самим выполнять роль психолога. Очень часто бывает, что человек обращается за юридической помощью, но на самом деле он нуждается больше в психологической поддержке. Чтобы его выслушали, успокоили, сказали: «Не переживай, мы постараемся что-то сделать».

Отсюда же возник известный термин «паллиативная адвокатура». Когда адвокат понимает неизбежность наступления определённых последствий, но всё равно находится рядом с человеком, поддерживает его и каким-то образом примиряет с реальностью. Объясняет, что будет дальше.

Эмоциональное выгорание у адвокатов происходит ещё и по этой причине. Они же не знают, как правильно с людьми работать в такой ситуации. Они выслушивают все эти недовольства, зачастую истерики – и это на них неизбежно отражается.

– Как вы считаете, должен ли адвокат быть психологом? Или нужно чётко ставить границы и заниматься только юридической помощью?

ПЧ: Я считаю, что разделить это всё равно не получится. Психологический контакт и доверительное отношение – это первое, что выстраивает адвокат, принимая защиту. Потому что доверителя в любом случае нужно выслушать, успокоить. А тот постепенно выговаривается, объясняя, что у него там случилось.

Кстати, мы сейчас обсуждаем возможность подключения психолога к работе адвоката – когда речь идёт об очень эмоциональных доверителях. Как раз чтобы разгрузить адвоката, снять с него дополнительную задачу.

АЗ: Учитывая определённую конкурентную борьбу, многие адвокаты, юристы, правозащитники идут на такую «клиентоориентированность». Хотят расположить к себе человека, чтобы он стал их клиентом. В том числе пытаются взять на себя непосильную ношу, играть в психологов, не умея выстраивать границы. А у доверителя возникает желание залезть «под крылышко».

От этого в итоге тоже выгорают.

– А у адвокатов нет предубеждений по поводу работы с психологом?

ПЧ: Определённый барьер, конечно, есть. Я встречал даже такое мнение – мол, не дай бог доверители узнают, что их адвокат обратился к психологу. Они же сразу спросят: «Как ты можешь защищать нас, если у тебя у самого проблемы?»

Я могу сказать, что, во-первых, у нас всё анонимно и конфиденциально. Никто не узнает, о чём вы говорите с психологом – мы работаем по всем этическим стандартам профессии. А во-вторых, я советую просто попробовать. Даже одного разговора с психологом бывает достаточно, чтобы тебе голову немножечко поставили на место.