«Оговорить адвоката может любой клиент»

Ярославского адвоката Владимира Зубкова обвиняют в мошенничестве и подделке документов. Одно заявление подал доверитель, которого он спас от обвинения в заказном убийстве; второе – человек, которому Зубков помогал в предвыборной кампании. Адвокат настаивает на невиновности и уверен, что причина преследования – месть правоохранителей за его профессиональную деятельность. Дело Зубкова расследуется более пяти лет; адвокат дважды попадал в СИЗО. В первом случае более 200 адвокатов выступили в его поддержку, а во втором ему пришлось объявить голодовку. Зубков рассказал «Улице», почему считает дело заказным, как работает поддержка сообщества – и что за эти годы произошло с его карьерой.

Эпизод первый

– Расскажите о деле, по которому вы защищали Сергея Котова.

– С начала 2000-х я целых семь лет представлял его интересы в имущественном споре с бывшей супругой. Эти процессы закончились, но в 2011 году его внезапно обвинили в организации заказного убийства – которое произошло ещё в 1999 году. Причём всё обвинение строилось на показаниях секретного свидетеля. У меня не было сомнений, что это заказ – я даже подозревал, что он мог быть связан с тем имущественным спором. Если бы Котова посадили по такому делу, то на свободу он бы уже не вышел – там и 15 лет могли дать. А наследником стала бы их с бывшей супругой дочь.

У нас к тому моменту сложились доверительные отношения, да к тому же я понимал, что Котов невиновен. Я не мог его бросить и взялся за это дело. Денег у него на тот момент не было – он сказал, что отсуженное имущество использовал, чтобы закрыть обязательства по бизнесу. Мы договорились, что он заплатит 1,5 млн рублей по окончании, после его оправдания.

– И вы добились его оправдания?

– Дело прекратили в связи с непричастностью. Я провёл большую работу и сумел рассекретить свидетеля, на показаниях которого всё строилось. Оказалось, что он давал показания по разным делам. В Ярославле много лет работала такая схема по «раскрытию» особо тяжких. Берётся секретный свидетель, даёт показания, что кто-то совершил убийство. Обвиняемых вывозят из Ярославля во Владимирский централ, они попадают в «пресс-хату» и пишут явки с повинной. После того как я добился огласки с делом Котова, эта практика прекратилась.

– Котов вам не заплатил?

– Сначала мы перенесли сроки оплаты на полтора года. А потом полтора года тишины. Я тогда нормально зарабатывал, времени прошло много… Думал: «Да бог с ним». Я бы никогда не стал судиться с клиентом – для адвоката это последнее дело. Но весной 2015 года Котов пришёл ко мне и попросил выписать квитанцию, будто эти 1,5 млн он мне уже передал. Чтобы подать на реабилитацию и взыскать их с государства.

Адвокат Владимир Зубков

Извини, говорю, но у меня нет машины времени, чтобы вернуться в прошлое и провести эти деньги как положено. А если я выдам квитанцию задним числом, это будет покушением на мошенничество.

Тогда он стал угрожать, что «ославит» меня. Подал жалобу в адвокатскую палату. Коллеги предложили подать гражданский иск – чтобы в суде доказать, что денег он не платил. Цели взыскивать их с него у меня и не было.

– Что произошло в суде?

– Там начались чудеса. Эксперт подготовил заключение, что акт выполненных работ – который был подписан с Котовым в присутствии других адвокатов – якобы подделан с помощью монтажа. Поскольку на разных сторонах документа были разные поля и длина строк. А значит, они изготавливались «с разрывом во времени».

Я попросил перерыв в заседании и привёз из офиса жёсткий диск. Мы открыли этот файл с договором, распечатали и увидели такие же разные поля. Просто в документе было разное форматирование: так получается, когда копируешь и вставляешь типовые куски договора из другого документа и не «причёсываешь» форматирование. Автоматически этого не происходит.

Адвокат Владимир Зубков

Я считаю, что эксперт вышла за пределы своей компетенции – будучи экспертом-криминалистом сделала вывод о монтаже на основе не экспертной специальности, а своих бытовых представлений о работе программы Word.

Оценивать экспертизу и подлинность договора суд не стал. Но в иске мне отказал – потому что истекли сроки давности. При этом суд прямо указал: Котов не представил доказательств того, что платил мне деньги.

В апелляции мы планировали всё же добиться повторной экспертизы, чтобы опровергнуть утверждения, будто я подделал документ. Но оригинал договора пропал из кабинета судьи первой инстанции через несколько дней после вынесения решения.

– Как пропал?

– Я узнал об этом, когда пришёл знакомиться с делом. Оказалось, что 22 марта 2016 года в кабинет отсутствовавшего судьи пришёл следователь. Под видом осмотра места происшествия он изъял из материалов гражданского дела подлинники документов. Кабинет судьи является неприкосновенным, следователь должен был получить разрешение трёх судей вышестоящего суда, но он этого не сделал. Но в ответ на наши жалобы председатель суда не усмотрел нарушений. Изъяв документы, следователь предрешил итог апелляции – суд уже не мог назначить повторную экспертизу без подлинников. А первая экспертиза потом легла в основу обвинения.

– Как возникло уголовное дело?

– Котов попробовал взыскать 1,5 млн, якобы уплаченных адвокату, с государства в порядке реабилитации. Но без квитанции ему отказали, и он написал на меня заявление. Может быть, надеялся, что, если меня признают виновным, он сможет так доказать, что заплатил мне – и взыскать эту сумму. Дело возбудили осенью 2016 года, а в феврале 2017-го года предъявили мне обвинение.

– В ходе предварительного следствия он представил какие-то доказательства, что вам платил?

– В том то и дело, что нет. Следователь просто на веру принял показания Котова и его сестры Новиковой. Хотя они оба люди из бизнеса, прекрасно понимающие, что такое отчётность. Это не бабушка на улице, чтобы такие деньги отдавать мне без документа.

Следствие расценило сам факт моего обращения в суд как покушение на мошенничество. Но статья 159 УК подразумевает обман или злоупотребление доверием. Как можно обмануть человека или злоупотребить доверием в ходе открытого гласного состязательного процесса? Решение принимает третья сторона, судья. На основании закона, внутреннего убеждения, доказательств и позиций сторон.

Адвокат Владимир Зубков

В стране ежегодно выносится несколько миллионов отказов по искам. Получается, можно взять любой «отказник», рассмотреть его как покушение на мошенничество и привлечь истца к ответственности?

– С 2017-го по 2019 год следователи постоянно пытались допросить вашего защитника Олега Крупочкина. С чем это было связано?

– У них не было доказательств моей вины, умысла – я с самого начала всё отрицал. Указывал, что есть преюдиция, и прежде чем обвинять меня по уголовному делу, нужно было опровергнуть решения судов по гражданским делам. Те самые, где сказано, что Котов не доказал передачу мне денег.

Следователи столкнулись с неожиданной для них позицией и решили усилить обвинение – вызвали Крупочкина на допрос, чтобы добиться показаний на меня. Когда я следователю сказал, что ст. 56 УПК напрямую запрещает это делать, он ответил, что мне в любом случае не дадут пользоваться его помощью.

Мы заявляли об этом в суде, но там это пропускали мимо ушей. И только после определения КС РФ по нашей жалобе, в 2019 году Крупочкин смог вернуться к защите.

– В разговоре с другими СМИ вы упоминали некие отчёты, которые подтверждают, что Котов вам не платил. Что это и как к этому отнеслось следствие?

– Когда Котова арестовали, он поручил сестре вести его бизнес. Она вела отчёты по приходам-расходам, а я их отвозил в СИЗО, чтобы он был в курсе. У меня сохранились их копии. Там нет никаких упоминаний об оплате моих услуг. Хотя в показаниях она утверждает, что передавала часть денег именно когда Котов был в изоляторе.

В отчётах действительно были указаны расходы на организацию общественной кампании в его защиту. На пикеты, поездку пикетчиков в Москву, публикации в газете. Без огласки в таких делах ничего не получится. В 2012 году Новикова попросила меня выдать квитанцию за эти расходы – чтобы отчитаться перед братом. Я ей сказал, что это не адвокатская деятельность. И деньги она передавала не мне. Если платила издателям за публикации, пусть они ей и выдадут квитанцию.

Я про эти отчёты и забыл, но в 2017 году нашёл и передал следователю. Вместе с экспертизой, которая подтверждает, что это рука Новиковой. В протоколе допроса она признала, что это её отчёты. Но стала удивляться: «Странно, что Зубкову тут ни рубля! Вот, наверное, где сумма 100 тысяч, – это ему. Или где поездка в Москву – тоже ему».

Я считаю, что эти отчёты подтверждают: пока Котов был в тюрьме, мне ничего не платили. Видимо, следователи тоже понимали, что дело разваливается: показания опровергаются, заставить Крупочкина меня оговорить не удалось. И решили найти ещё одного недовольного мной и добавить эпизод.

Эпизод второй

– Расскажите о вашей версии по второму эпизоду.

– В 2012-м я возглавлял ярославское отделение партии «Яблоко». А Сейран Бурнусузян хотел выдвинуться кандидатом в депутаты гордумы. Мы заключили договор, в соответствии с которым он передал на финансирование избирательной кампании 4 млн рублей. Деньги положили на избирательные счета, но избирком отказал ему в регистрации. Тогда я сказал: «Мы потратили ещё только один миллион, давайте остановим кампанию. Я не уверен, что мы выиграем спор с избирательной комиссией – по таким политическим делам тяжело выигрывать. Хотя бы сохраним деньги». Но он решил судиться.

Мы выиграли суд и продолжили кампанию. Но незадолго до выборов апелляция отменила решение – и его сняли. К этому моменту все деньги были потрачены. Все отчёты по расходованию средств были проверены избирательной комиссией. Претензий ко мне у Бурнусузяна тогда не было.

– В этом договоре было условие, что вы возвращаете деньги, если его не зарегистрируют?

– Конечно же, нет! Как я мог такое обещать: политика – это не бизнес. Выдвижение – это не услуга. Иначе меня можно было бы обвинить в торговле мандатами.

– Как тогда возник состав преступления?

– Ещё задолго до выборов я выставил на продажу свою квартиру. Во время выборов Бурнусузян пришёл ко мне в эту квартиру, и она ему понравилась; я согласился её продать ему. В договоре была прописана сумма в 4,7 млн рублей. Сделку заключили, но деньги он мне не передал. Сначала попросил отсрочку, потом вообще перестал что-либо объяснять.

В 2015 году я подал иск о взыскании с него этой суммы. Он подал встречный иск – о том, что якобы я должен ему 4 млн рублей за избирательную кампанию. Суд посчитал, что я не выполнил перед ним своих обязательств – поскольку его не зарегистрировали кандидатом. А значит, я должен ему 4 млн, а он мне 4,7. И провёл зачет, по которому он должен был выплатить мне ещё 700 тысяч рублей.

Я с этим не согласился. Ни о каком зачёте мы не договаривались, в договоре о продаже квартиры речи об этом не было. Он бизнесмен, у него порядка 70 объектов недвижимости. Как он мог допустить, чтобы в договоре этого не было прописано? Да и зачёт можно было в одностороннем порядке оформить – прислать мне заказным письмом уведомление, что он просит зачесть 4 млн в счёт моего якобы долга.

Апелляция вообще посчитала договор между нами не заключённым – потому что Бурнусузян не предоставил оригинал договора. И оставила зачёт в силе. На этом история кончилась.

Пока следователям не понадобилось усилить обвинение. Заявление о мошенничестве написал Бурнусузян. Но я считаю, что это было сделано при участии следствия. Потому что до этого момента у него ко мне не было претензий. Следствие снова посчитало подачу иска покушением на мошенничество.

– Как проходил суд?

– Суд начался весной 2019 года. Процесс шёл чудовищно.

Адвокат Владимир Зубков

Когда заявляли обоснованные ходатайства, судья поворачивался к нам спиной и смотрел в окно. Мы разговаривали со спинкой кресла. Демонстрировал полное пренебрежение к нам и нашим доводам.

Назначали по 4-5 заседаний в неделю. Защитники были вынуждены работать не разгибаясь. Не было времени поднять голову, осознать, что происходит. В конце августа 2019-го, когда я заболел и попал в больницу, суд посчитал, что я уклоняюсь от заседаний, и изменил меру пресечения. 28 августа прямо из-под капельницы меня увезли в тюрьму.

На следующий день был просто пыточный процесс. За один день провели представление доказательств защиты и прения. Я 11 часов провёл в клетке: ни лекарств, ни медпомощи. Чувствовал себя ужасно, было высокое давление. Ходатайствовали об отложении – отказ.

В тот момент колоссальную роль сыграл сбор подписей в мою поддержку. Я всю свою жизнь буду благодарен за это Ивану Павлову*, Юрию Ларину, Александру Пиховкину, которые организовали сбор, и всем 212 адвокатам, которые подписались. Этот момент солидарности имел невероятно значение для защиты. И меру пресечения тогда изменили. Правда, через месяц вынесли обвинительный приговор – четыре года лишения свободы – и снова отправили меня в СИЗО.

– Как вам помогала палата?

– Сделали нормальную характеристику, послали представителя в суд. Дважды оказали материальную помощь жене – мы в тот период оказались совсем без средств к существованию. С этой точки зрения помощь переоценить сложно. Надеюсь, она будет и дальше.

Многочисленные публикации в «Адвокатской газете», на сайте ФПА – это тоже огромная помощь. Я считаю, что такие дела должны освещаться по максимуму. Это самое настоящее «адвокатское» дело. Когда клиента, которого ты спас, прямо используют против тебя с абсолютно голословным обвинением.

Адвокат Владимир Зубков

Если такое дело пройдёт против меня, оно пойдёт и против других адвокатов. Достаточно любого клиента поймать на чем-нибудь, и любой адвокат окажется под уголовным преследованием. И палаты – и наша ярославская, и ФПА – это осознают.

Генри Маркович Резник помогал нам методически, как вице-президент ФПА и глава комиссии по защите профессиональных прав. Мы передали ему пакет документов по делу в 2018 году и с тех пор поддерживаем связь – ни разу он нам не отказал.

«Чрезвычайно важна поддержка каждого адвоката»

– Через год вы добились отмены приговора. Что стало основанием?

– Формальным основанием стало нарушение права на защиту. Причём они рассмотрели ситуацию очень однобоко: указали только, что защитнику Константину Голикову не дали знакомиться с делом. Из поля зрения апелляции полностью выпали все нарушения, которые происходили на стадии предварительного следствия. Прежде всего – незаконное возбуждение дела. Ведь я имел статус адвоката и депутата, дело в отношении меня мог возбудить только руководитель следственного отдела – но это сделал районный следователь. Были незаконные отказы в рассмотрении ходатайств об отводе следователя. Вызовы на допрос в качестве свидетеля моего адвоката. Наконец, изъятие документов из кабинета судьи, о котором я уже говорил.

Адвокат Владимир Зубков

Да, мы благодарны Костромскому суду, что выпустил из СИЗО. Но апелляция должна была высказаться по более серьёзным нарушениям.

– Что чувствует адвокат, который вышел из-под ареста – а потом идёт в то же СИЗО к своему подзащитному?

– Это достаточно тяжёлое ощущение – снова видеть эти стены, запах… Никому не пожелаю. Силой заставил себя это преодолеть. Кстати, сейчас идёт административный процесс по обжалованию условий содержания. Я там говорю про отсутствие прогулок, отсутствие медпомощи, духоту, смерть сокамерника, отсутствие элементарных тарелок-ложек – даже одеяла не выдали.

Были и чисто «адвокатские» нарушения со стороны сотрудников ФСИН. Постоянно просматривали мои документы – в том числе те, которые я составлял для других людей, обратившихся ко мне за юридической помощью. Хотя я предупреждал сотрудников ФСИН, что они содержат адвокатскую тайну и их нельзя трогать.

В довершение всего меня продержали там сверх срока: суд по ВКС постановил отпустить 29 июня 2020 года, а меня они держали меня до 3 июля. Пришлось голодовку объявить.

– Общественный резонанс как-то помог в вашем деле?

– Основой борьбы и отмены приговора была та позиция, которую мы с защитой прорабатывали ещё в период следствия. Но общественная поддержка сыграла свою роль. Это не всегда видно сразу, всё происходит постепенно. Когда дело только возбудили, я оказался под огромным прессингом. Учитывая статистику оправдательных приговоров, возбуждение дела воспринимается как крест на человеке. Огромное количество людей опасаются с тобой общаться, отворачиваются, ты выпадаешь из обычной жизни. Не говоря уже о колоссальном репутационном ущербе для потомственного адвоката с безупречной репутацией. Но благодаря СМИ, которые дают возможность представить свою версию, а не переписывают пресс-релизы СК, поддержке коллег, ситуация начала переламываться.

– Вы чувствовали поддержку коллег?

– Во время суда первой инстанции коллеги приходили на заседания. Огромную поддержку я чувствовал, когда запустили сбор подписей. Я хотел бы выразить благодарность Александру Пиховкину, Анастасии Костановой и всем коллегам, которые мне помогали в тот момент.

Адвокат Владимир Зубков

Кроме юридической помощи важно чувствовать поддержку от профессионального сообщества. У защитников просто вырастают крылья – можем преодолеть усталость и продолжать бороться. Оговорить адвоката может любой клиент, и здесь чрезвычайно важна солидарная позиция адвокатского сообщества.

Беда нашей корпорации в том, что очень немногие адвокаты борются, когда на них сваливается тяжёлое обвинение. Обычно ручки кверху, досудебное соглашение, повинная голова – то, что и мне многократно предлагалось. Масса есть примеров, как люди не выдерживают такого длительного уголовного преследования: спиваются от этой несправедливости, разваливаются. И мне хотелось бы через вас обратиться к профессиональному сообществу. Я понимаю, что тяжело постоянно думать о нас – коллегах, которых незаконно привлекают к ответственности. Но чрезвычайно важна поддержка каждого адвоката, любое электронное письмо, репост в соцсетях.

– Что сейчас происходит с вашим делом?

– Дело заново рассматривается в первой инстанции – в том же Заволжском суде. И это полное повторение первого процесса. Мы написали более 40 бумаг, чтобы дело после отмены приговора рассматривалось в другом регионе. Но 15 июля 2020 года оно вернулось в тот же суд, который рассматривал его в первой инстанции. А на следующий день пресс-секретарь суда уже заявила СМИ, кто его будет рассматривать. Никакого электронного распределения дел, ничего этого не было – судья принял дело к производству только через четыре дня после заявлений пресс-службы. Просто 100%-ный признак заказного уголовного дела: его не выпускают из области и дают конкретному судье.

– При первом рассмотрении у вас было несколько защитников, а теперь только один. Почему так получилось?

– Заседания, как и тогда, назначают по четыре раза в неделю. Я очень благодарен всем защитникам, которые мне помогали. Но я понимаю, что им нужно кормить семью. А пройти это ещё раз в том же темпе, когда не остаётся времени на другие дела, невозможно. И это делается специально, чтобы люди вымотались и выходили из дела. Ещё один признак заказного дела.

– Почему дело сразу после апелляции вернулось в первую инстанцию? Вы же подавали кассационные жалобы?

– Мы подали жалобы в порядке сплошной кассации. Их приняли к рассмотрению. 2КСОЮ потребовал, чтобы Заволжский суд подготовил дело – пронумеровал страницы. Но председатель Заволжского суда вынес постановление: вернуть наши кассационные жалобы и направить дело на рассмотрение в первую инстанцию. Председатель посчитал, что решение апелляции не является итоговым и не может обжаловаться в порядке сплошной кассации.

Мы считаем, это незаконно. Где полномочия у председателя, не принимая дело к производству, возвращать кассационные жалобы? При том, что процедура сплошной кассации уже начата.

Адвокат Владимир Зубков

И нельзя признавать апелляционное определение, которым отменили приговор, промежуточным решением. Выходит, что мы приравниваем апелляционное определение, которым заканчивается важнейшая стадия процесса, к таким техническим промежуточным решениям, как перенос даты слушания, вызов свидетеля.

Это необоснованное ограничение в праве на защиту. Так можно отправлять дело в первую инстанцию и на второй, третий круг – до бесконечности. И будут те же самые нарушения. А я буду испытывать дальше все тяготы и бремя уголовного преследования в статусе подсудимого и с мерой пресечения, которая реально препятствует занятию адвокатской практикой.

– По этому вопросу ФПА выпустила разъяснение.

– Комиссия по защите прав адвокатов ФПА также пришла к выводу, что апелляционное определение, отменившее приговор, было итоговым решением. А значит, лишение нас права на обжалование в порядке сплошной кассации незаконно.

Это важно для нас. Ведь позиция ФПА – это позиция легендарных адвокатов-практиков и специалистов по праву. С учётом этой позиции ФПА мы направили жалобу в КС РФ. Я считаю, что КС может поставить точку в этом вопросе. Думаю, не только у нас сейчас возникает проблема с толкованием закона по сплошной кассации.

– Вы сказали, что видите в своём деле признаки «заказного». У вас есть версии, кто может быть заказчиком?

– Установить конкретного заказчика сложно. Но я думаю, что это может быть связано с экс-руководителем СУ СК России по Ярославской области Олегом Липатовым. Когда я развалил дело Котова и придал огласке историю с секретным свидетелем и выбиванием показаний, то у них «слетела» раскрываемость. Это испортило Липатову карьеру. Может быть, это такая изощрённая месть.

Потом я был депутатом гордумы от партии «Яблоко», через УФАС отбивал коррупционные закупки. Может, и там врагов нажил.

– Ваше дело расследуется уже более пяти лет. Как это сказалось на вашей адвокатской деятельности?

– Моя адвокатская карьера оказалась полностью разрушена.

Адвокат Владимир Зубков

Вы представляете, что для адвоката значит подобное обвинение – якобы он мошенник и не выписал квитанцию? Это полная утрата репутации адвоката. Клиенты просто разбежались за 10 месяцев, что я был в СИЗО. Это разрушение карьеры и жизни – отсутствие средств и нищенское существование.

Тем не менее я уверен, что дело должно закончиться моим полным оправданием – или возвращением прокурору и прекращением за отсутствием состава преступления. Другой перспективы я не вижу.

Надеюсь, что жалоба в ЕСПЧ, которая уже прошла фильтр и ожидает коммуникации, и жалоба в КС РФ помогут суду осознать незаконность и бездоказательность обвинения.