«Адвокаты в Беларуси начинают чувствовать себя сообществом»

Последние события в Беларуси – выборы президента, масштабные гражданские протесты и разгон мирных демонстраций – не могли не отразиться на адвокатском сообществе страны. Но чтобы оценить масштаб изменений, необходимо сначала установить «точку отсчёта». Белорусские адвокаты Наталья Мацкевич и Дмитрий Лаевский подробно рассказали корреспонденту «Улицы» Елене Кривень о повседневных проблемах защитников в республике. По их словам, адвокатам Беларуси приходится работать в условиях отсутствия «элементарных гарантий деятельности». Однако протесты граждан подтолкнули сообщество к объединению и требованиям защиты своих прав. Адвокаты Беларуси поблагодарили российских коллег за письмо поддержки – и рассказали, чем ещё им можно помочь.

– Когда мы искали героя для интервью, нас предупреждали, что беседа с журналистом может представлять опасность для адвоката в Беларуси. А сами адвокаты говорили, что их телефоны могут прослушиваться. У ваших коллег действительно есть основания опасаться прослушки?

ДЛ: Мы как профессионалы должны говорить о подтверждённых фактах. Я не могу сейчас назвать случаи [прослушки адвокатов], которые бы получили огласку и публичность. Но, отталкиваясь от технических и правовых возможностей наших госструктур, мы понимаем, почему люди могут опасаться. Адвокат в белорусском законодательстве не является каким-то привилегированным субъектом, профессиональные права которого особым образом охраняются. Если говорить о тайне переговоров, то мы находимся в тех же правовых рамках, что и любой другой гражданин республики.

– Почему для адвоката может быть опасно общаться с прессой? В законодательстве есть подобные ограничения для защитников?

НМ: Я думаю, что ограничений таких нет. Но есть негативная история, когда Министерство юстиции выносило предписание адвокатам за их высказывания в СМИ – и это было первым шагом к потере адвокатом статуса. Потому что любое следующее нарушение считалось повторным, что приводило уже к лишению лицензии. Мы не знаем, будут ли какие-то последствия у этого интервью. Но нам в любом случае важно что-то предпринимать для того, чтобы условия работы адвокатов поменялись – нужно рассказывать, почему сейчас они непригодны. Если об этом не говорить, то ничего не произойдёт.

– Когда Дмитрий Лаевский вступил в дело оппозиционного кандидата в президенты Беларуси Виктора Бабарико, из его адвокатской конторы ушли коллеги. Чего они могли опасаться, и что может грозить защитнику, когда он работает по политическим делам?

НМ: У нас нет прямых доказательств, которые позволяют сказать: «Вы знаете, нам пригрозили пальцем, мы вычислили прослушку или слежку». Но косвенно эту связь можно проследить. Определённых адвокатов вдруг начинают проверять правоохранительные органы, либо их вызывают на аттестацию. И вот путём простого логического сложения мы понимаем, кого и за что наказывают.

ДЛ: Защита Виктора Бабарико была возложена на меня посредством подписания договора – и других коллег, в принципе, исполнение этого обязательства не касалось. С этой точки зрения любые риски, связанные с его защитой, наверное, не являются рисками бюро в целом. Но возможность создания адвокатских бюро в Беларуси возникла не так давно, поэтому сложно говорить о какой-то практике.

Я не могу сказать за коллег, почему они приняли решение покинуть бюро. Но прежде всего здесь вопрос ставится о рисках конкретного защитника.

– Какие это риски?

ДЛ: Не хотелось бы говорить о личных рисках, но мы были лишены элементарных гарантий адвокатской деятельности. Начнём с подписки о неразглашении данных предварительного расследования, которая сдерживает адвоката. И в то же время государственные органы преследования передают некие материалы в СМИ и трактуют их определённым образом. Это нарушает презумпцию невиновности, но адвокаты на это ответить не могут. Причём в практике участились случаи, когда адвокат оставляет подпись под неким предупреждением о неразглашении данных, а далее следователь устно разъясняет, как он трактует эти данные. Адвокат перманентно рискует с того момента, как даст подписку: даже если его понимание данных предварительного расследования будет основано на законе, это не значит, что у какого-то госоргана понимание этих данных будет таким же.

Вообще, кампания Виктора Бабарико подразумевала исключительно законные действия. Как и любой гражданин, он имеет право выдвигаться на государственную должность. Поэтому принятие его защиты не рассматривалось мной как некое экстраординарное событие. Но то, что про произошло дальше [заключение Бабарико под арест, недопуск адвоката] ставит много вопросов – и это вопросы к правовому положению адвокатов в нашей стране. Потому что нарушения, с которыми мы сейчас столкнулись, происходят не только в отношении этого дела.

Ещё одна проблема – доступ к клиенту. Когда Виктора Бабарико задержали 18 июня, буквально через полчаса мы с коллегой были у здания, где он находился. Нас не пустили туда, не дали приступить к защите – просто двери заперли снизу. Мы попытались связаться с этими госорганами по электронной почте, это не дало результата. Мы попытались подать жалобу на само задержание, но она у нас подается через орган, ведущий уголовный процесс, а он потом передает её в суд. То есть мы должны подать жалобу именно в тот орган, который нас не пускает. Я сотрудникам демонстрировал жалобу через стекло и пытался как-то призвать, чтобы они её приняли. Это не помогло.

Сегодня четвёртый день как мы не можем попасть к Виктору Бабарико. Мы не можем убедиться, что с ним ничего не случилось за то время, пока в стране идут протесты. СИЗО КГБ ссылается на «технические причины». В законодательстве нет таких оснований, чтобы не допустить защитника. Мы уже подали две жалобы в Генпрокуратуру и сейчас после разговора с вами пойдём подавать третью.

– Помогают ли в таких случаях обращения в Белорусскую республиканскую коллегию адвокатов?

ДЛ: Коллеги, которые увидели в интернете, как нас не пускали к Бабарико 18 июня, на следующий день создали петицию в адрес БРКА. Ссылаясь на этот и другие факты недопуска адвокатов к клиентам, попросили принять меры. К большому сожалению, мы увидели крайне резкую реакцию на эту петицию со стороны республиканской коллегии. Это интервью председателя БРКА доступно в сети. Каких-то мер, чтобы подобного больше не происходило, мы от коллегии не наблюдали.

– В этом интервью Виктор Чайчиц говорит, что 99% из тех 100 адвокатов, что подписали петицию, не смогли подтвердить, что сами столкнулись с нарушениями. Мол, подписали «за компанию».

ДЛ: Могли подписать и больше, но мы сами остановили процесс сбора подписей и направили обращение в БРКА. Здесь мы упираемся в вопрос о том, зачем вообще нужны адвокатские объединения. Если мы не будем отстаивать общие для адвокатов принципы, то смысл в чём? Нас очень сильно разочаровало, что попытка адвокатов солидаризироваться по вопросу минимальных правовых гарантий закончилась критикой от наших же органов самоуправления.

Самоцензура среди белорусских адвокатов имеет долгую историю, и она складывается из самых разных фактов. И вот сегодня, когда уже адвокаты Беларуси начинают говорить о необходимости устранения процессуальных нарушений, когда это коснулось сотен людей, это всё ещё не находит понимания у БРКА.

При этом глава БРКА говорит, что сотрудники правоохранительных органов нуждаются в нашей защите. У меня лично возникает вопрос: почему и по какой причине БРКА смогла уделить время и две строчки на своём сайте, чтобы сказать о необходимости защиты прав сотрудников правоохранительных органов, хотя адвокатов сейчас не пускают никуда. Ни в СИЗО КГБ, ни в ИВС, ни в ЦИП. И вот об этом коллегия не говорит.

– Почему так происходит? Связано ли это с тем, что сообщество по факту не является независимым?

НМ: Адвокатское сообщество Беларуси даже не по факту, а де-юре не является независимым. В Законе об адвокатуре саморегулирование, самоуправление и самофинансирование отмечены как принцип – но мы видим, что председатель республиканской коллегии избирается по согласованию с Министерством юстиции, также как и председатели региональных коллегий (у нас их 7 – в 6 областях и Минске) и даже заведующие юридическими консультациями. Минюст может обратиться в коллегию с представлением об отмене решения органов адвокатского самоуправления. У министра юстиции есть возможность возбудить дисциплинарную процедуру в отношении любого адвоката. Не говоря о том, что Минюст как лицензирующий орган может любого адвоката лишить лицензии.

Сами адвокаты у нас постоянно оказывались перед выбором: защищать права сообщества или работать по конкретному уголовному делу. Хочешь ли ты становиться жертвой и мишенью или помогать конкретному человеку? И то, что адвокаты начали осознавать себя сообществом, подписывать петиции к БРКА с требованием защитить их права – это веяния последнего времени.

ДЛ: Сейчас обострились моменты, которые требуют реагирования адвокатского сообщества Беларуси – именно как сообщества. Приведу один вопиющий пример. 28 июля люди стали приходить к зданию КГБ, подать ходатайства о готовности поручиться за Виктора Бабарико – чтобы ему заменили заключение под стражу на личное поручительство. И что вы думаете, граждан стали задерживать, в том числе прямо в здании КГБ, а потом повезли в автозаках в милицию. Человек пришёл в госорган подать обращение – и его задержали.

Стоит отдельно отметить и нарушения прав адвокатов на конфиденциальное общение с клиентом. Например, в СИЗО КГБ в течение почти трёх месяцев вообще не допускали адвокатов, ссылаясь на эпидемиологическую обстановку с COVID-19. Хотя таких оснований для недопуска к общению с клиентом закон не предусматривает. В то же самое время в СИЗО-1 МВД посещения адвокатами клиентов не прекращались, но стали проводиться через стеклянную перегородку с общением посредством телефонной трубки, которая позволяет контролёру СИЗО слышать ход беседы адвоката с клиентом. При этом все адвокаты общались с клиентами в общем помещении.

Нередкое явление в Беларуси, когда клиенту предъявляют неконкретизированное обвинение, из которого непонятно даже, какие именно действия инкриминируются подзащитному. То есть непонятно, что опровергать в рамках защиты. Когда такие нарушения касаются сотен человек – а у нас в стране всего 2 061 адвокат – то тут накопилась критическая масса. Даже те, кто были абсолютно стерильны в своих высказываниях и комментариях, просто не понимают, как дальше работать. Мне кажется, адвокаты в Беларуси только сейчас начинают чувствовать себя сообществом.

– Глава Белорусской республиканской коллегии адвокатов Виктор Чайчиц недавно пообещал, что все задержанные во время протестов получат адвокатскую помощь. При этом СМИ пишут, что сотни родственников задержанных часами стоят у здания СИЗО в попытке узнать судьбу близких. Удаётся ли вашим коллегам попадать в СИЗО и прочие места, в которых сейчас содержат задержанных, для оказания помощи доверителям? (Беседа велась ещё до обещания руководства МВД выпустить всех задержанных – «Улица».)

НМ: Задержаны около шести тысяч человек по административным обвинениям. Люди, которые выходят, рассказывают, что их держали в ужасных условиях. Приём передач заблокирован, элементарные бытовые вопросы не решаются, не говоря о том, что адвокаты туда не могут зайти. Они даже не знают, где находится их подзащитный, поэтому принять на себя поручение защиты по административному делу практически нереально. Если повезёт, можешь попасть на рассмотрение дела в суде. Но в сам суд задержанных не привозили до настоящего времени – дела рассматривались прямо в помещении центра изоляции правонарушителей. Срок подачи жалобы – это 5 дней, а людям уже дали 10–15 суток, так что обжаловать эти решения они просто не успеют.

Сообщалось также о 80 задержанных по уголовным делам. Невозможно понять, где находится конкретный человек, цел ли он, проводятся ли с ним следственные действия. Адвокаты сейчас мечутся по органам, ведущим уголовный процесс, оставляют свои уведомления и ордера – уведомляют, что они приняли защиту, и ждут, когда им сообщат о первом следственном действии. Но им не сообщают. Я замечаю, что даже не вызывают адвокатов по назначению – нет заявок от следственных органов. Что происходит с этими людьми, мы не знаем.

– Если режим устоит и ничего не изменится, найдутся ли адвокаты, которые смогут обжаловать задержания протестующих и полицейское насилие?

НМ: Найдутся. Далеко не все готовы в это включиться, но какое-то осознание ситуации сейчас происходит. Например, вчера я видела, как некоторые адвокаты говорят, что готовы работать даже бесплатно. То есть не совсем же «пустое поле». Я надеюсь, что таких адвокатов станет больше, чем было до этого. Плюс у нас сильные юристы правозащитных организаций. Там, где это не связано с вступлением в процесс, а просто нужно помочь написать жалобу, я думаю, что эта работа будет вестись.

ДЛ: За последние два месяца наша страна с точки зрения обеспечения прав граждан опустилась на совершенно иной уровень. Я очень мягко говорю это. Но на самом деле происходят вещи, которые сложно было даже представить. Поэтому жалобы нужно и можно подавать, но будет ли это эффективно – вопрос.

– Реакцией на столь массовое нарушение прав человека стали заявления разных профессиональных сообществ в Беларуси. Можно ожидать присоединения к ним адвокатского сообщества? Готовится ли какое-то заявление?

ДЛ: Это индивидуально происходит. Есть высказывания конкретных адвокатов, и каждый день появляются новые. Но такого, чтобы было какое-то консолидированное действие, мы не ждём.

НМ: Пока ничто не указывает на то, что республиканская коллегия адвокатов либо территориальные коллегии могут выступить с подобными заявлениями.

– При этом глава БРКА Виктор Чайчиц в недавнем интервью выразил своё отношение к протестам – он однозначно высказался, что их не одобряет.

НМ: А можно ли вообще так ставить вопрос – одобряют ли протесты адвокаты?

– Он так этот вопрос поставил и сам ответил на него.

НМ: Мне кажется, что так открыто не одобрять позицию будущих клиентов, права и законные интересы которых мы должны защищать, – это очень странно.

Если бы меня спросили, я бы всё-таки встала на профессиональную позицию и говорила о том, что люди имеют право на свободу мирных собраний. А если это собрание перерастает в немирное, то есть совершенно чёткие стандарты действий со стороны государства. Я бы это квалифицировала как правовую ситуацию и как реализацию прав граждан. Вряд ли адвокату стоит говорить, что он одобряет или не одобряет [акции протеста], если он себя позиционирует как адвокат.

– Виктор Чайчиц действительно выражает позицию адвокатуры? То есть как он вообще воспринимается адвокатским сообществом Беларуси? Это какой-то «смотрящий» от правительства или это свой полноправный член корпорации?

НМ: Я думаю, что мы здесь сошлёмся на адвокатскую этику. Потому что он адвокат, всё-таки коллега. Международные стандарты говорят, что адвокат должен высказываться очень осторожно в отношении коллег. Мы не проявляем здесь какую-то слабость, а наоборот, говорим о том, что мы уважаем стандарт профессии.

– Могут ли сейчас адвокаты сами стать участниками протестов, выйти на улицу, нет ли какого-то запрета на это?

НМ: Тут надо выбирать уже, потому что адвокат не может не знать, что это незаконные массовые мероприятия. Чтобы легально выйти на митинг, адвокатам нужно подать заявку в исполком, дождаться 15 дней, оплатить услуги милиции, коммунальные службы, услуги врачей, которые приедут. Вот если мы пройдём эту процедуру – а её практически невозможно пройти – нам потом всё равно откажут.

Но если адвокат сделает выбор в пользу участия в несанкционированном митинге как гражданин, то он должен быть готов ко всем последствиям, в том числе к привлечению к уголовной или административной ответственности. А это почти автоматически приведёт к лишению его статуса адвоката.

– «Административка» может привести к лишению статуса?

НМ: А почему нет? Я, например, знаю, что в 2010 году были случаи, когда участие в несанкционированном массовом мероприятии привело к лишению лицензии. Время от времени бытовые административные правонарушения тоже становятся основанием для исключения из коллегии.

ДЛ: Тот адвокат, который хочет таким образом высказать свою гражданскую позицию, находится перед выбором: у него есть ещё обязательства по защите людей. Надо помнить, что адвокатов у нас немного и каждый, особенно думающий и критически мыслящий, – на вес золота.

– Какими международными механизмами защиты прав человека пользуются адвокаты в Беларуси?

НМ: Беларусь не является членом Совета Европы, не является стороной Европейской конвенции по правам человека. Мы обращаемся в Комитет по правам человека и Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин ООН. Это те два договорных органа, компетенцию которых республика Беларусь признаёт по индивидуальным жалобам.

Процедура в принципе такая же, как и в ЕСПЧ: индивидуальная жалоба, коммуникация и вынесение итогового решения. Единственная проблема эффективности – это то, что обязательная сила решений КПЧ, в отличие от решений ЕСПЧ, не закреплена договором.

– Насколько труднее добиваться справедливости без ЕСПЧ? Это не праздный интерес, потому что у периодически появляются слухи, что Россия может выйти из Совета Европы, и это повергает многих просто в ужас.

НМ: Мы считаем ЕСПЧ таким эффективным, потому что там можно получить компенсацию. Но с правовой точки зрения это всё равно не решает проблему – сами системные нарушения часто не устраняются и в России. КПЧ ООН тоже требует устранить нарушения, изменить законодательство, пересмотреть конкретное дело, снять судимость и так далее. Но поскольку в международном договоре, который мониторит комитет, не закреплена обязательная сила решения, то Республика Беларусь понимает, что эти решения рекомендательные, – а значит власти по этому поводу не обязаны ничего делать. Поэтому эффективность обращения с обывательской точки зрения невысокая – денег не получишь. Но обращаться в КПЧ ООН всё равно нужно. Жертва будет понимать: несмотря на то, что во внутренней правовой системе всё так [негативно], по международному праву это совсем по-другому [лучше]. Для меня это правовое удовлетворение. Ступенька в развитии права.

Но есть ещё много недоговорных органов ООН, в которые можно обращаться. Есть так называемые спецдокладчики ООН, которые могут быстро среагировать – направить государству письмо через дипломатические каналы. Но коммуникация таких обращений закрытая, и мы можем только косвенно их отслеживать.

Например, было совместное заявление группы спецдокладчиков ООН [о недопустимости арестов представителей гражданского общества за выражение взглядов], когда в Беларуси только арестовали оппозиционных кандидатов в июне. Конечно, после него не произошло волшебных перемен – никто не заставляет Беларусь прислушаться к этому заявлению. Но спецдокладчики выразили правовую позицию, к которой, оценивая ситуацию, прислушиваются другие государства.

– Недавно комиссар ООН призвал выпустить всех задержанных. Мы видим резкие заявления представителей других стран по поводу нарушений прав человека в Беларуси. Можно ли, основываясь на предыдущем опыте, сказать, будет ли какая-то реакция у силовых органов?

НМ:. Реакция у власти есть – власть отвечает и пытается сказать, что дела обстоят по-другому. То есть их это волнует, мимо ушей не проходит. Опять же, по опыту, бывает, что накапливается какая-то критическая масса общественного международного мнения, в том числе правовых структур, – и это приводит к изменениям. Но это происходит не прямым образом и не сразу.

– Вчера комиссия по правам человека при Санкт-Петербургской палате адвокатов выпустила заявление с призывом к властям Беларуси прекратить массовое нарушение прав человека. Имеют ли какое-то значение для адвокатского сообщества Беларуси такие заявления иностранных коллег?

НМ: Огромное! Нам очень нужна эта поддержка, эта мотивация.

ДЛ: Это очень ценно и переоценить невозможно. Вы даже не представляете, насколько.

– Есть ли, может быть, какие-то ещё способы поддержки, которыми могут помочь ваши коллеги из других стран?

НМ: Профессиональная оценка ситуации, которая будет озвучена публично и направлена либо в Минюст, либо в республиканскую коллегию адвокатов. Она подкрепит тем самым нашу собственную позицию. Понимаете, это то же самое, что с заявлениями спецдокладчиков ООН: их никто не поспешит сегодня выполнять, но это та позиция, которая нам даёт почву под ногами и может помочь.