«Суд присяжных таит немало подводных камней»

Суд присяжных воспринимается обществом как глоток свежего воздуха в затхлой атмосфере российского правосудия. Поэтому заявления о возможном расширении уголовных составов, подсудных «народным коллегиям», вызывают надежду на изменения к лучшему – даже если их высказывают не самые либеральные государственные деятели. Научные сотрудники Criminal Justice Process Laboratory Александр Брестер и Константин Скоблик настроены не столь оптимистично. Они изучили результаты двухлетней работы районных судов присяжных – и обнаружили системные проблемы, вызывающие обоснованную тревогу.

В июне 2018 года коллегии присяжных заработали на районном уровне. До этого, напомним, рассмотрение дел «судом равных» велось только в краевых, областных и других судах субъектов РФ. За два года реформу оценивали по-разному. Официальные лица – в основном положительно. Вспомним известное предложение председателя ВС Вячеслава Лебедева передать в ведение «народных коллегий» ещё больше уголовных составов: все особо тяжкие, за исключением содержащих гостайну, и часть «предпринимательских». Учитывая статистику оправдательных приговоров, звучит впечатляюще – на первый взгляд. Но практика суда присяжных таит немало подводных камней. Стоит задуматься – готова ли российская система правосудия к такой реформе? Не превратится ли суд присяжных в профанацию?

Мы рассмотрим эти вопросы, основываясь на данных, полученных в ходе социологических наблюдений за судебными заседаниями по пяти делам в 2019–2020 гг. Отметим, что полученная информация в целом подтверждается опытом адвокатов, в обучении и консультировании которых мы участвуем.

А что всё-таки можно?

Для начала – о судейском корпусе. Если предложение Лебедева будет реализовано, профессиональным судьям потребуется длительная адаптация к реформе. Сейчас особую сложность у них вызывают правила, по которым проводится «суд равных». Эти нормы специфичны и содержат множество ограничений: запрет на обсуждение юридических вопросов в условиях слышимости присяжных; запрет исследовать факты, способные вызвать предубеждение присяжных; запрет ссылаться на сведения о личности участников процесса и т. д. Профессиональные судьи не выработали единообразную практику применения этих правил – из-за чего процессы проходят совершенно противоположным образом.

Вот пример: прения в двух районных судах одного субъекта России. Первый судья категорически запрещает обвинению и защите ссылаться на криминологическую ситуацию в стране, приводить данные статистики, упоминать про мнение общественности, демонстрировать какие-либо схемы. По его мнению, всё это может оказать ненужное воздействие на присяжных. Доходит до абсурда – судья отдельно просит адвокатов не упоминать общеизвестные или исторические факты.

А в другом процессе таких ограничений нет. Наоборот, обвинение приводит статистические сведения о проценте женщин, ставших жертвами домашнего насилия, и свободно демонстрирует присяжным схему человеческой головы для наглядного объяснения результатов экспертизы. Защитник, в свою очередь, ссылается на исторические факты и цитирует высказывания Екатерины II.

Другое отличие этих двух процессов – реакция суда на нарушение запретов. Судья более жёсткой модели прерывал защитника непосредственно во время произнесения речи. Во втором процессе суд не останавливал адвоката – но по окончании прений объявил ему замечание в присутствии присяжных.

Границы юридического

Другой неоднозначный для системы момент – рассмотрение ходатайств, заявляемых сторонами процесса. Да, нередко присяжные просто уходят из зала, чтобы «юридические» вопросы обсудили в их отсутствие. Но и эта практика может различаться даже в рамках одного процесса. Судья может потребовать увести заседателей – а в другой раз спокойно обсуждает ходатайства при них. Он просто зовёт стороны к своему столу для «совещания». Некоторые судьи добавляют: «…совещания в условиях, исключающих слышимость присяжных заседателей». Но конструкции залов, акустика, расстояние между столом судьи и скамьёй присяжных таковы, что «юридический» разговор слышен не только юристам. Мы не раз замечали, что присяжные прислушиваются к подобным обсуждениям, фиксируют их – и даже пытаются поделиться услышанным друг с другом.

Проблему наглядно иллюстрируют данные с пяти процессов, где необходимость обсуждения процессуального вопроса возникла в общей сложности 36 раз. В 13 случаях присяжных удалили, 19 раз обсуждение происходило около судейского стола, а ещё четыре вопроса разрешались открыто, без какого-либо ограждения заседателей от «юридической» информации.

Возникают расхождения и при организации допроса. Стандартная короткая процедура выяснения сведений о личности свидетелей (ФИО, дата и место рождения, семейное положение и т. п.) тоже проводится судьями по-разному. Одни считают её процессуальным аспектом, который может оказать влияние на вердикт – и просят присяжных покинуть зал заседания. Другие выясняют эти вопросы в присутствии заседателей.

Место публики

Ещё один важный аспект связан с доступом граждан на заседания «судов равных». Нельзя сказать, что все такие процессы закрывают от публики – но далеко не все дела рассматриваются открыто. Известная проблема с гласностью российского правосудия здесь обостряется. Судьи боятся лишней огласки происходящего на заседаниях, особенно в СМИ. Они полагают, что это окажет влияние на объективность коллегии присяжных и станет основанием для отмены приговора.

Встретился, например, случай, где секретарь – после разговора с судьёй – неоднократно отказывала слушателям, желающим посетить процесс. Каждый раз она предлагала «прийти в следующий раз». Проблема решилась только после жалобы, поданной на имя председателя суда. Но к тому моменту, как он рассмотрел её, все ключевые заседания, связанные с допросами и исследованием доказательств, уже завершились. Оставшиеся заседания касались процессуальных вопросов, и присяжные на них отсутствовали. Таким образом слушатели фактически присутствовали на процессе, проходящем в общем порядке.

Что и как менять?

С подобными примерами сталкивался без преувеличения каждый защитник, участвовавший в двух и более делах с такой формой правосудия. Когда правила не ясны, на авансцену выходит личность судьи – а в некоторых случаях и прокурора, более опытного, чем судья. Именно от них будет зависеть трактовка «процессуальных вопросов», именно они будут решать, что оказывает негативное воздействие на присяжных – и так далее.

Но возможно ли вообще в нашем УПК привести эти моменты к общему знаменателю? Задумавшись над этим вопросом, мы обнаружим системное противоречие между устройством российского уголовного процесса и механизмом работы суда присяжных.

Александр Брестер и Константин Скоблик, научные сотрудники Criminal Justice Process Laboratory

В нашем процессе главенствующую роль играет досудебная процедура. Само по себе это не хорошо и не плохо: есть в мире процессы с преобладанием судебной процедуры, а бывает и наоборот. Но если задуматься, то совмещение преобладающей досудебной процедуры с судом присяжных выглядит довольно противоречивым решением.

Такая схема может работать, если суд присяжных остаётся «нишевым» – для очень небольшого числа дел. Но как только компетенция суда присяжных расширяется, то структурное противоречие становится слишком очевидным. И мы видим это уже сейчас. Ведь в суровой реальности ситуация усугубляется тем, что российские суды безоговорочно доверяют выводам следствия – и не привыкли отвлекаться на что-то большее, чем нужно для их подтверждения. Из-за этого противоречий становится слишком много.

Суд присяжных одним своим устройством уводит нас немного в другую реальность. Там даже при декларируемом равенстве всех доказательств одно доказательство может перевесить остальные. Там не мотивируют решения по делу, там поведение защитника или обвинителя не декорации, а значимые факторы, влияющие на принятие решений. Там ошибки и просчёты следствия зачастую нельзя нивелировать «традиционным» способом. Там свидетель, отказывающийся от показаний, данных во время следствия, намного опаснее для обвинения, чем в обычном процессе. И две этих реальности никак не смогут ужиться, если, например, сделать суд присяжных повсеместным.

Из этой ситуации есть лишь два выхода. Или полностью перестраивать российский процесс, или создавать некую «особую судебную зону» для той небольшой части дел, которую передали на рассмотрение «судьям от народа». Но последнее невозможно только за счёт изменения законодательства. В ситуации немотивированности решений присяжных и отсутствия ясности, какие именно факторы и как оказывают воздействие на коллегию, очень сложно написать единые правила, которые всеми будут трактоваться одинаково. Суд присяжных – из другого процессуального мира. А значит, и регулироваться он должен по-другому.

Закон важен, но гораздо важнее здесь решения кассационных инстанций и Верховного суда: они должны закладывать единые ориентиры для процесса. Именно так сотни лет формируются, например, правила для английского и американского судов присяжных. Не меньшую роль в этом вопросе играют высшие суды европейских стран континентального права.

Александр Брестер и Константин Скоблик, научные сотрудники Criminal Justice Process Laboratory

В России же мы видим очень разнящуюся практику: по основаниям, по которым отменяют оправдательные приговоры, редко когда отменят обвинительный – даже при полном совпадении процессуальной ситуации. Очень сложно ориентироваться на выводы высших судов, поскольку они сами потом могут пренебрегать ими.

Всё это подталкивает новые суды присяжных к тому, чтобы существовать «по ситуации», сближаться с обычной процедурой, вырабатывать практики, которые нейтрализуют всё непривычное для судов.

В общем и целом возникающие проблемы и разночтения показывают, что реформирование «народных судов» ещё не прошло начального этапа. И это должно побуждать к умеренному консерватизму по вопросу расширения перечня составов, подсудных присяжным. Практика только ещё «рутинизируется». Необходимо сначала минимизировать появившиеся всего за два года «раздражения», а затем уже оценивать возможность дальнейшего увеличения количества дел для «суда равных». Если должной коррекции не произойдёт, то не исключено, что суд присяжных через несколько лет подстроится под сложившуюся систему уголовного процесса. В таком случае он не оправдает надежд, которые на него сейчас возлагают защитники.