«Адвокат – существо политическое»

Предложенная «Улицей» дискуссия, должна ли адвокатура комментировать явно «политические» судебные решения, окончательно свелась к принципиальному вопросу: уместно ли членам корпорации участвовать в политической деятельности? Примечательно, что оба лагеря апеллируют к опыту предреволюционной адвокатуры и подробно разбирают события столетней давности – так, будто они произошли вчера. Невозможность найти столь же вдохновляющие примеры в недавнем прошлом говорит о многом – и заслуживает, пожалуй, отдельной колонки. А пока «Улица» предлагает прочитать статью члена Совета АП Москвы Константина Ривкина. Обильно цитируя великих предшественников, он приходит к выводу о том, что «адвокат – существо политическое». По его мнению, только «корпоративная протестная активность» вынудит противников адвокатуры начать считаться с ней.

В последнее время всё чаще звучат голоса коллег, осуждающих проявления политизированности в действиях сотоварищей по корпорации. И, что характерно, эти обличители, как правило, входят в состав тех или иных органов адвокатского самоуправления – что подразумевает восприятие их мнения как «руководящего и направляющего» для рядовых членов сообщества.

Правда, аргументы их сводятся в основном к пугалкам на тему непродуманности последствий «политических» действий. И к навешиванию на коллег различных ярлыков: популизм, критиканство, завоевание дешёвого авторитета, преобладание политического интереса над профессиональным, отсутствие конструктивности… Как известно, если противник заклеймён «позором и нехорошими словами», то никаких содержательных доводов можно уже и не приводить. Такова отработанная методика борьбы с внутрикорпоративными нигилистами, вольтерьянцами и карбонариями, короче – бунтовщиками.

Сей не новой (и притом весьма сомнительного рода) критике можно было бы и не уделять драгоценного времени, если бы арсенал её авторов не пополнился аргументом (спущенным сверху?) об исторических уроках политизированности адвокатуры. Наши предшественники – присяжные поверенные, активно занимавшиеся «политическими» судебными процессами, – обвинены в солидарности с подсудимыми, наивности и недальновидности. Это якобы и привело их к «расплате собственной жизнью, жизнями близких и друзей за моральную и материальную поддержку Октябрьского переворота и его творцов». Некоторые договорились до того, что вовлечение представителей адвокатуры в политическую деятельность стало едва ли не кардинальной причиной революционных изменений в России.

Представляется, что в предлагаемой «исторической» конструкции куда больше лукавства, чем аналитики, основанной на фактах. Поэтому вместо погружения в весьма вольные умозаключения и версии лучше обратиться к документам, вышедшим из-под пера самих присяжных поверенных.

В первую очередь вынужден напомнить, что о причинах тяготения наших предшественников к политическим явлениям в жизни государства вполне однозначно высказался присяжный поверенный и учёный Иосиф Гессен: «Чем меньше в стране законности, чем безудержнее господствует произвол, тем враждебнее и нетерпимее должны относиться власти к адвокатуре. А отсюда и политическая окраска, которой характеризуется профессия адвоката и которая подчас приобретает весьма яркие оттенки».

Присяжный поверенный Иосиф Гессен

Нужно твёрдо помнить: не профессия адвоката сама по себе, а такое или иное отношение к ней власти придаёт профессии то более, то менее яркий политический оттенок, порою застилающий самое существо профессии.

Осмелюсь утверждать, что это высказывание не потеряло своей актуальности и в наши дни.

Несколько по-иному, но по сути о том же высказался присяжный поверенный Максим Винавер в работе, где анализировалась роль адвокатуры в построении правового государства: «Адвокатура нигде и никогда не имела политических целей в истинном смысле слова, но она везде и всегда – по свойству своей основной функции – оказывалась союзницей тех политических партий, девизом которых являлось раскрепощение человеческой личности от гнёта власти». Кстати, сам М. Винавер был одним из лидеров Конституционно-демократической партии и депутатом I Государственной Думы Российской Империи.

«Доминирующая роль адвокатуры во всякой борьбе»

Органы адвокатского самоуправления также не оставались в стороне от политических веяний. В одном из решений Московского Совета присяжных поверенных разъяснялось: «Борьба, да ещё принципиальная, – это такое законное и естественное явление социального быта, без которого была бы немыслима никакая общественная эволюция, невозможен был бы и человеческий прогресс. И если в такую борьбу втягиваются люди либеральных профессий, то такое явление можно только приветствовать. Сословие присяжных поверенных по самой природе вещей должно выделять из себя готовые кадры наиболее испытанных и способных борцов за высокие общественные идеалы, ибо нет такой профессии, которая так же близко соприкасалась бы со всеми сторонами нашего быта и воочию убеждалась бы в его истинных потребностях и нуждах; если прибавить к этому культивируемую в нашем сословии привычку к публичному слову и приобретаемую в судебных состязаниях боевую опытность, то доминирующая роль адвокатуры во всякой борьбе, захватывающей общественные интересы, совершенно понятна».

Странно, что остракизму сегодняшних критиков до сих пор не подвергся сам великий Ф. Н. Плевако, избиравшийся в Государственную Думу и возглавлявший там Судебную комиссию. Он был делегирован туда от весьма авторитетной политической партии «Союз 17 октября», выступавшей за демократизацию существовавшего строя в рамках свобод, дарованных царём.

Те же критики могли бы бросить камень и отнести к категории «политизированных коллег» и знаменитого адвоката современности Дину Каминскую, смело защищавшую во времена СССР обвиняемых по «антисоветским» делам. Возьмём утверждение коллеги Оксаны Садчиковой в недавней статье «За право, а не за революцию» о крайностях, по её мнению, не соответствующих профессии защитника: «…когда адвокат излишне солидаризуется со своим доверителем и перестаёт отличать цели своей работы от политических целей своего подзащитного». И сравним с тем, что Д. Каминская написала в книге «Записки адвоката» – о себе и о тех, кто доверил ей свою судьбу.

Адвокат Дина Каминская

Это были люди, легально боровшиеся за соблюдение законных и естественных прав человека. Я не просто разделяла их взгляды. Я считала, что они открыто и по велению чувства долга борются за то, за что мы – юристы – призваны бороться в силу самой нашей профессии. Защищая их, я считала, что и сама в какой-то мере участвую в этой борьбе.

Как говорится, почувствуйте разницу…

«Лучшие адвокатские силы»

Пойдём далее. Упомянутая коллега Садчикова трактует в пользу отстаиваемой ею позиции решение Совета присяжных поверенных Санкт-Петербурга, не одобрившего тех своих членов, кто в связи с трагическими событиями 9 января 1905 года отказался участвовать в судебных процессах или призывал к их бойкоту. Данный случай ранее подробно рассматривался в статье «Исторические параллели и адвокатские перпендикуляры». Здесь же я вынужден напомнить, что главный идейный вдохновитель постановления с осуждением забастовок – известный адвокат Н. П. Карабчевский – на следующем выборном собрании был раскритикован, забаллотирован и перестал на какое-то время входить в состав Совета присяжных. А само собрание выразило сожаление по поводу необдуманного постановления, признав его также оскорбительным по тону и содержанию.

Адвокат Константин Ривкин

Этот пример показывает, что большинство наших предшественников были против конформизма, ставшего столь популярным в наше время.

Сам Н. П. Карабчевский после революции эмигрировал за границу, где написал книгу «Что глаза мои видели». Там есть строки, очень полезные для правильного уяснения анализируемого феномена: «Свободное, самоуправляющееся сословие адвокатов при самодержавном бюрократическом строе, конечно, являлось большой аномалией <…>. Явно противоположные общественные задачи не могли не ставить адвокатуру в противоречие с видами и чаяниями правительства, и вполне естественно, что вся публичная деятельность лучших адвокатских сил была у нас всегда деятельностью систематически оппозиционною».

Сказанное не было откровением для членов сообщества. Вспомним историю присяжного поверенного Н. К. Муравьёва – современники с полным основанием относили его к «лучшим адвокатским силам», при том что он принимал самое активное участие в политических процессах того времени. В июне 1906 года Муравьёв вместе с коллегами отказался от работы по делу о Севастопольском восстании Черноморского флота – в знак протеста против судейского произвола. Вместо этого он прибыл в Санкт-Петербург, где от имени защиты выступил перед депутатами I Государственной Думы. «Самые элементарные понятия о праве, усвоенные не только нами, юристами, но ставшие неотъемлемым достоянием всякой культуры, были попраны, брошены в грязь грубой рукой высших местных властей, преступно забывших о праве, привыкших к безграничному произволу, – заявил тогда Муравьёв. – При нашем участии хотели сотворить расправу над людьми, брошенными на скамью подсудимых без всякого разбора, без необходимого, требуемого законом обряда предания суду, без которого сидящие за судейским столом – не судьи, занимающие скамьи обвиняемых – не подсудимые».

Страх и отторжение

Как видим, политизированность присяжных поверенных – впрочем, как и определённой части коллег в настоящее время – была вызвана совершенно объективными причинами, а вовсе не их личными амбициями и стремлением самоутвердиться. Но даже при этих условиях упрекать наших активных предшественников в том, что они сыграли какую-либо существенную роль в приходе к власти большевиков и последовавших за тем репрессиях, по меньшей мере наивно.

Дважды арестовывавшийся чекистами и в итоге высланный из России известный философ Н. А. Бердяев не питал никаких пристрастий к советской власти. Но, осмыслив произошедшую революцию, в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» он написал, что большевизм оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим движением, соответствующим всей ситуации, сложившейся в России в 1917 году. А также «наиболее верным некоторым исконным русским традициям и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием. Это было определено всем ходом русской истории (выделено мною – К.Р.)».

Находившийся в тот период в самой гуще событий Л. Д. Троцкий также констатировал, что всё предшествующее социальное развитие России делало революцию неизбежной. Если желающие посмотрят 450-страничный сборник работ Л. Д. Троцкого под названием «К истории русской революции» (Москва, Политиздат, 1990), где он довольно подробно описывает события и движущие силы Февральской и Октябрьской революций 1917 года, то слов «адвокат» или «присяжный поверенный» они там не найдут.

Адвокатура в массе своей революцию не приняла. В декабре 1917 года присяжные поверенные Санкт-Петербурга на общем собрании единодушно осудили произошедший переворот. А несколько позже, в сентябре 1918 года, Народный комиссариат юстиции инициировал собрание адвокатов Петрограда с целью приглашения их в сформированную коллегию правозащитников. Резолюцией собрания такое предложение было отвергнуто.

В свою очередь, Харьковский Совет квалифицировал взятие власти большевиками как преступное покушение на суверенные права народа.

В обоих приведённых случаях о принятых резолюциях с осуждением захвата власти сообщалось широко и повсеместно. Вероятно, это и было первопричиной последовавших потом репрессий представителей адвокатского сообщества. Чтобы лучше понять происходившее, следует вспомнить объяснение историка и теоретика адвокатуры Е. В. Васьковского: «…сословие адвокатов, представляя собой часть социального целого, не в состоянии уберечься от общей участи, как бы хороша ни была его внешняя организация». И та же участь, как известно, постигла и иные слои интеллигенции – учёных, инженеров, врачей, преподавателей, писателей.

Поэтому когда наши оппоненты приводят пример с трагически погибшим от рук чекистов присяжным поверенным И. М. Ковшарове (причисленном уже в наши дни к лику святых), то следует напомнить, что по тому же делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей были преданы суду 86 человек из самых разных сословий. Из них 22 было оправдано, четверо расстреляно, остальные приговорены к различным срокам. Среди казнённых, кроме И. М. Ковшарова и двух священнослужителей, находился преподаватель права, профессор Санкт-Петербургского университета Ю. П. Новицкий. Кстати, выступая на процессе, он отметил, что среди обвинителей узнал своих учеников.

Размышляя сейчас об уроках этой трагедии и многих ей подобных, хочется спросить – а от чего гипотетически можно было бы предостеречь юристов, если кому-то в своё время удалось бы стать провидцем? И. М. Ковшаров, будучи истинным присяжным поверенным, всё равно наверняка не отказал бы в профессиональной помощи обратившимся к нему за защитой, независимо от их политических взглядов и пристрастий. Ю. П. Новицкий не прогнал бы со своих лекций революционно настроенную молодёжь.

В своих воспоминаниях Н. К. Муравьёв делится размышлениями на затронутую нами тему. Он пишет: «Политических защитников можно, конечно, упрекнуть в том, что они выпестовали, проглядели “роковые яйца”, из которых вылупились новые тираны. Но они-то были против тирании, любого вида её. И если “роковые яйца” просто было бы отличить от прочих, то и не были бы они роковыми». Думаю, к этим словам одного из корифеев российской присяжной адвокатуры следует особо прислушаться тем, кто пытается печальную участь значительной части наших предшественников едва ли не поставить им самим в вину.

Здесь же нельзя не отметить, что далеко не все представители присяжной адвокатуры не приняли советскую власть. В Москве, к примеру, на апрель 1923 года из 440 членов Московской коллегии защитников 322 человека (т. е. 73%) ранее были либо присяжными поверенными, либо помощниками присяжных поверенных

Думается, что уроки истории должны были бы извлечь скорее правители тогдашней России и их сановники. Об их деятельности едва ли не с ужасом говорил тот же Н. К. Муравьев, назначенный Временным правительством председателем Следственной комиссии по делам министров царского режима.

В завершение темы вернёмся к истокам рассматриваемой проблемы, чтобы признать правоту древнегреческого философа Аристотеля, аксиоматично провозгласившего, что человек по природе своей есть существо политическое. И если никто не будет оспаривать, что адвокат – это тоже человек, то из двух предложенных посылов мы выводим простой силлогизм. Адвокат – существо политическое, как бы этому ни противились под разными предлогами некоторые представители корпорации, независимо от занимаемых ими постов. Им намного полезнее было бы задуматься над словами ещё одной легенды адвокатуры современного этапа развития нашей страны – московского адвоката Бориса Золотухина. В одном из сборников серии «Адвокаты свободы» (включённом, кстати, в раздел «Литература» на официальном сайте ФПА РФ) он написал: «Крушение коммунистической диктатуры в августе 1991 года открывало безграничные возможности для взрыва общественной деятельности российской адвокатуры – адвокаты могли оказаться самыми активными созидателями правового государства во всех ветвях власти, а институт адвокатуры в целом – надёжным оплотом демократии. К сожалению, этого не случилось».

Адвокат Борис Золотухин

Адвокатура так и не смогла преодолеть сделавшийся генетическим страх открытого заявления политической позиции.

И пока страх и отторжение всякой протестной корпоративной активности преобладают и культивируются, судебные приставы безнаказанно будут продолжать вытирать адвокатами грязный пол в коридорах судов или крушить их головами рамки металлоискателей; полицейские – массово не пускать защитников к административно задержанным и применять физическую силу; следователи – возбуждать фальсифицированные дела, проводить незаконные обыски на рабочих местах адвокатов и предъявлять им абсурдные обвинения.