Агент своего доверителя
В руководстве ФПА недовольны законом об иноагентах
На прошлой неделе члены совета ФПА обсудили с адвокатами «границы допустимого в защите» и риски закона об иноагентах. Дискуссия «Трансформация адвокатуры: что толкает защитников к активизму» прошла в рамках IX Общероссийского гражданского форума. «Улица» ожидала, что представители ФПА и адвокаты обсудят давно наболевшее в формате дебатов. Но оказалось, что позиции участников дискуссии во многом схожи. В частности, вице-президенты ФПА Михаил Толчеев и Елена Авакян раскритиковали закон об иноагентах – и признали, что он создаёт серьёзные сложности для адвокатов. «Улица» публикует краткий пересказ беседы.
«Голос своего подзащитного»
Д ля начала ведущий Александр Вилейкис попросил кратко охарактеризовать состояние российской адвокатуры. Первый вице-президент ФПА Михаил Толчеев заверил, что корпорация остаётся достаточно независимой: «Мы с вами решаем многие вопросы внутри сообщества – например, о признании действий адвоката не соответствующим каким-то нашим стандартам. То есть здесь мы не ощущаем значительного давления». Вместе с тем он признал и «функциональные проблемы». «На наш взгляд, правосудие недостаточно прислушивается к мнению адвоката, – считает Толчеев. – Невысока значимость адвокатуры в процессе разрешения гражданских и уголовных дел на стадии следствия и суда. [Наблюдается] некоторое движение государства в сторону правоохранительной и судебной машины, в сторону эффективности – за счёт пренебрежения процессуальной формой и теми гарантиями, которые даёт закон».
«Равенство участников процесса, которое является обязательным условием эффективной состязательности, сегодня практически убито», – сказала вице-президент ФПА Елена Авакян. Она назвала это главной проблемой адвокатуры.
Вице-президент ФПА Елена АвакянНа настоящий момент у нас нет, к сожалению, понимания того, что судья, прокурор и адвокат – это, в общем, единая профессия. И пока судейский корпус пополняется исключительно за счёт аппаратов судов и правоохранительной системы – мы будем видеть эту ситуацию.
По её мнению, именно из-за этого адвокаты «вынуждены искать иные общественные формы активизма в интересах своих доверителей» – ведь суды их «зачастую не слышат и не хотят слышать». Её поддержал адвокат АП Москвы Дмитрий Захватов: «К сожалению, сегодня у нас суды в первую очередь выполняют функцию обвинения, а не функцию независимых арбитров, которые призваны разрешать какие-то публичные споры».
Адвокат, независимый эксперт при Минюсте Максим Крупский призвал коллег не забывать о важности самой профессии: «Непосредственно статус адвоката – я имею в виду его роль в жизни общества – является крайне высоким». Это накладывает на каждого защитника серьёзные обязательства: «Адвокат – как минимум по уголовным делам – становится последней связующей нитью человека, который находится в застенках, с внешним миром. Поэтому мы ещё больше должны понимать важность защиты прав адвокатов – как защитников тех, у кого нет голоса. Адвокат – это голос своего подзащитного».
Границы адвокатуры и «активизма»
Участники встречи перешли к обсуждению границы между адвокатскими и «активистскими» методами работы. Например – должен ли защитник «выступать в публичном пространстве и представлять обществу информацию о деле своего подзащитного»? Максим Крупский отметил, что в законодательстве нет термина «активизм» – поэтому следует «отталкиваться от тех норм, которые содержатся в Законе об адвокатуре». «Там речь идёт о том, что адвокат не просто “имеет право” честно, разумно и добросовестно отставить интересы своего доверителя – он “обязан” это делать, – подчеркнул Крупский. – Причём используя все не запрещённые законом средства. КПЭА идет ещё дальше – говорит, что адвокат обязан этим заниматься ак-ти-вно».
Адвокат Максим КрупскийСегодняшняя дискуссия – это активизм или нет? Комментарий СМИ по делу, которое ведёт адвокат, – это активизм или нет? Критика законодательства, которое влечёт за собой нарушения прав граждан, – активизм ли это?
«Вопрос не в том, имеет ли право адвокат защищать своего подзащитного в паблике. Он должен это делать, это его обязанность, – заявила Елена Авакян. – Вопрос в том, что эта защита не должна превращаться в цирковое представление и саморекламу. Не должна наносить вред интересам подзащитного или кого-то грубо оскорблять». Вице-президент ФПА назвала «очень странным» вопрос о том, что такое активизм. «Мы говорим скорее о политической активности, – пояснила она. – А так, адвокат в принципе – профессия, находящаяся в состоянии постоянного повышенного активизма».
Михаил Толчеев высказал мнение, что «запрос общества на контроль осуществления правосудия» выполняется через адвоката. «Правосудие много себе не может позволить, даже объяснять какие-то вещи. Судья не может комментировать ничего, эти вещи комментирует адвокат», – пояснил он свою мысль. И чуть позже развил этот тезис: «Раскрытие информации, информирование общественности о важных прецедентах и о том, как это рассматривается… Безусловно, это механизмы, которые должны использоваться. И государство, и суд – все должны подчиняться праву. Поэтому в тех случаях, когда [они] не подчиняются праву – конечно, адвокат вправе апеллировать к общественному консенсусу».
Впрочем, после этого первый вице-президент ФПА добавил важное уточнение: «Вопрос заключается только в том, что всё-таки есть определённая сакральность профессии юриста… И, конечно, она не может быть вынесена на общественное суждение, потому что часто общественное суждение недостаточно профессионально». Толчеев напомнил, что «сетевой мир» страдает от некритичного восприятия информации. И предположил: «Конечно, никто из нас не хотел бы, чтобы решения принимались на основе вот этой некритичной оценки и просто эмоциональным способом».
Первый вице-президент ФПА Михаил ТолчеевРаскрытие информации, информирование общественности и создание общественного мнения, давление на суд – ни одно государство не может точно сказать, где [здесь] проходит грань.
Помочь, а не навредить
После этого разговор зашёл об эффективности общественного резонанса как инструмента адвоката. По мнению Елены Авакян, важно не просто возбудить «алчный сиюминутный общественный интерес» к делу – необходимо донести позицию защиты и сформировать отношение к ней. «Вот это вопрос в том числе личного этического бренда адвоката, – настаивала Авакян. – Того, кто живёт “свежей кровью”, помнят недолго, и вместе с этой самой кровью забывают. [Долго] помнят того, кто способен удерживаться в качестве этического эталона в глазах общественности. В качестве человека, отдающего [себе] отчёт в последствиях тех или иных событий. Того, к чьему мнению прислушиваются. Именно в этом ценность адвоката». Она призвала помнить об этом, «когда мы говорим об излишнем активизме». И заявила, что «цель любой общественной повестки адвоката – сделать таким образом, чтобы адвокатуру слушали и уважали».
Дмитрий Захватов считает, что вопрос публичного освещения процесса в каждом деле должен решаться индивидуально. «Бывают дела по общеуголовным преступлениям, где излишняя медийная активность только мешает. Бывают дела, которые могут незаметно пройти, но в процессе возникает какое-то обстоятельство, которое, будучи оглашённым публично, может вообще перевернуть всю картину в пользу наших подзащитных, – сказал он. – А бывают дела политические. В которых сколько мы ни кричим – ничего не меняется». Но говорить о них всё-таки надо, уверен защитник.
Адвокат Дмитрий ЗахватовКогда у нас принимаются неправовые законы, которые потом начинают использовать в качестве политических репрессий, очень важно объяснять обществу, почему это неправильно. Почему общество не должно с этим соглашаться. Адвокаты в этом смысле являются хранителями этики.
Максим Крупский заявил, что в условиях информационного общества «каждый из нас фактически является ньюсмейкером». Поэтому адвокат обязан чётко понимать степень ответственности за каждое слово, которое он несёт в публичное пространство. Но существуют ситуации, когда такое высказывание просто необходимо: «Возьмём пример с бесчеловечными условиями содержания заключённых в колониях. Или, например, с пытками. Лишь публичный, общественный резонанс приводит к возможности возбуждения уголовных дел в отношении виновных лиц… Роль адвоката не должна ограничиваться исключительно рамками судебного процесса. Он должен свою деятельность направлять также на повышение правосознания в обществе».
«Стигматизация общества»
В конце участники дискуссии обсудили законодательство об иноагентах – в частности, включение в реестр первых адвокатов. «Вот здесь как раз возникает очень интересная ситуация [о том], что же мы понимаем под активизмом. Где заканчивается адвокатская деятельность и начинается так называемый активизм», – сказал Максим Крупский. Он заявил о «довольно опасной тенденции расширительного толкования», когда «любая гражданская активность превращается в политическую деятельность в глазах представителя органов власти и суда». Крупский назвал «недопустимым» включение адвокатов в реестр иностранных агентов: «Адвокат имеет право на публичное участие в дискуссиях по вопросам права и защиты прав человека». Он подчеркнул, что адвокаты получили статус иноагента на основании Закона о СМИ – и заявил, что это «не выдерживает никакой критики».
Адвокат Максим КрупскийМоё отношение крайне негативное к институту иностранных агентов – в мире в целом, и в России в частности. Этот закон не соответствует элементарному принципу правовой определённости. Следовательно, он влечёт за собой нарушение принципа равенства всех перед законом и судом.
После этого Крупский вернулся к вопросу о грани между адвокатской и «активисткой» деятельности: «Мне кажется, что граница фактически должна проходить по тем нормам, которые содержатся в законодательстве об адвокатской деятельности и адвокатуре. Мы должны ориентироваться на то, нарушает адвокат закон или нет. Всё остальное, на мой взгляд, – уже отвлечённые рассуждения. Которые не должны влечь за собой правовые последствия».
Дмитрий Захватов высказал мнение, что закон об иноагентах «изначально принимался для того, чтобы стигматизировать определённую часть общества». «Я категорически против использования подобного законодательства – не только по отношению к адвокатам, но и в принципе по отношению к любым гражданам, общественным объединениям, – покуда это законодательство не приобретёт нормальный правовой характер. Потому что на сегодняшний день этот закон антиправовой, – заявил адвокат. – И он противоречит тем обязательствам, которые Россия добровольно на себя приняла, вступив в ПАСЕ и ратифицировав Европейскую конвенцию».
Елена Авакян также считает, что «история иноагентства противоречит природе адвокатской деятельности». Она привела пример возможного злоупотребления: «Если клиент у меня иностранец, и мне выплачивает гонорар его родственник из-за рубежа – это не может и не должно делать меня иностранным агентом».
Вице-президент ФПА Елена АвакянЕсли у меня есть клиенты из компании с иностранным участием – я при этом становлюсь иноагентом? Почему? Только потому что моя профессия предполагает публичность? На самом деле это противоречит самой логике осуществления адвокатской деятельности.
Авакян подчеркнула, что адвокат является независимым советником по праву для любого, кто к нему обратится, – «а стигматизировать его как некоего агента “Джойнта” – это за пределами моего разумного понимания».
«На сегодня в большинстве стран так или иначе это законодательство присутствует, и нам с этим жить», – заявил Михаил Толчеев. Тем не менее он добавил, что «стигматизация адвокатов за адвокатскую деятельность недопустима». И предположил, что применение закона может обернуться нарушением права каждого человека на защиту: адвокаты просто перестанут защищать иностранных граждан в РФ. Толчеев считает, что главная проблема законодательства – в отсутствии чётких критериев, в том числе причинно-следственной связи между иностранным финансированием и публичным выступлением. «Донесение позиции [иностранного доверителя] – это уже публикация на иностранные деньги? Или это всё ещё в рамках адвокатской деятельности и обязанностей защитника?» – закончил вопросом дискуссию первый вице-президент ФПА.