«Следствие не любит работать не по шаблону»

В декабре следствие собирается предъявить журналистке Оксане Гончаровой обвинение в окончательной редакции. Экс-сотрудница РБК и «Ведомостей» была задержана по подозрению в убийстве своего бывшего партнёра Алексея Самусева. Мужчина много лет преследовал и избивал журналистку, а также наносил ей побои непосредственно перед своей смертью – но следствие всё же вменяет Гончаровой умышленное убийство. «Улица» поговорила с адвокатом журналистки Александром Гараниным о том, легко ли добиться, чтобы следствие признало факт самообороны; почему трудно исправить ситуацию, если доверитель при задержании растерялся и признал вину; и как быть, когда основной свидетель обвинения явно предвзят – но следствие доверяет его показаниям.

– На какой стадии сейчас находится дело Гончаровой?

– Сейчас идёт предварительное расследование. В конце ноября обвинение было предъявлено повторно, но в ближайшее время, возможно, будет ещё одно перепредъявление. Это связано с тем, что следствие получило выводы дополнительной судмедэкспертизы. Впрочем, я не думаю, что обвинение изменится существенно.

– Понятно, что у вас не было возможности ознакомиться со всем, что собрало следствие. Но вы можете сформулировать версию, которой оно сейчас придерживается?

– Сейчас действия Оксаны квалифицируются по ч. 1 ст. 105 – то есть как умышленное убийство. Мы считаем, что это чрезмерно суровая квалификация. Мы настаиваем, что здесь можно рассматривать либо самооборону (как обстоятельство, исключающее преступность деяния), либо переквалификацию на ст. 108 – убийство при превышении пределов необходимой самообороны. У неё есть телесные повреждения [которые нанес Самусев перед своей гибелью], что зафиксировано в выводах судебно-медицинской экспертизы. Причём не одно повреждение, а около десяти.

– Следствие вообще пыталось дать какую-то оценку агрессивным действиям мужчины? Спрашивало ли Гончарову инициативно о его поведении? Может, проводило какие-то следственные действия, чтобы прояснить этот вопрос?

– Нет, нет. И проблема в том, что Оксана изначально дала плохие показания. Это было связано с тем, что её первый адвокат, работавшая по назначению, не разъяснила Гончаровой её права как полагается. Оксана думает о том, чтобы направить на неё жалобу в палату. Потом мы скорректировали показания, настаивали на новых показаниях при очной ставке со свидетелем. Но пока следствие ничего не сделало в направлении того, чтобы разобраться в действиях Самусева. По-хорошему нужен следственный эксперимент, проверка показаний на месте.

– Я правильно поняла, что изначально Оксана признала вину?

– Да. Из её слов следовало, что это была самооборона – но при этом она сказала: «Вину полностью признаю». Для следствия это то, за что можно зацепиться и дальше ничего не доказывать.

– Я уточню: из её первых показаний можно сделать вывод, что у неё был преступный умысел?

– Нет, там просто была фраза «Вину признаю». Из фактов, о которых она там рассказывает, никакого умысла не следует. Она не утверждала, например, что воспользовалась его бессознательным состоянием, или дождалась, пока он уснёт, и в этот момент нанесла ему травмы.

Адвокат Александр Гаранин

Здесь чисто технический момент: была фраза «Вину признаю» – значит, можно больше ничего не доказывать.

– Получается, если есть признательные показания, то следствие будет их использовать как железный аргумент против обвиняемого, что бы дальше в деле ни происходило?

– Да. А что именно при этом человек говорил, в чём именно признавался – никого не интересует. Оксана призналась, что наносила ему телесные повреждения – и мы этого не отрицаем. Но нужно понимать, при каких обстоятельствах они были нанесены.

– Вы упомянули, что была очная ставка со свидетелем…

– Да, с [Максимом] Валиулиным. Это друг Самусева, который находился в квартире в момент происшествия.

– Он дал показания против Оксаны?

– Да. Интересно, что он же ранее проходил обвиняемым по уголовному делу, по которому Оксана была потерпевшей. Приговор был вынесен в этом году, я его запросил, но пока не получил. Со слов Оксаны, он получил условный срок – кажется, год (В карточке дела на сайте горсуда Электростали текста приговора нет. – «Улица»).

– Что это за дело?

– Если не ошибаюсь, там была кража денежных средств с карточки Гончаровой. То есть он без ведома Оксаны взял её карточку и начал ею пользоваться. Она обратилась в правоохранительные органы, его судили. Мы на очной ставке задали ему вопрос: «Вы совершили преступление в отношении Гончаровой – возместили ли вы ей ущерб?» Следователь отвёл этот вопрос, потому что он «не имеет отношения к делу». Подождите, как это не имеет? Это прямо указывает на отношение свидетеля к обвиняемой. Но позиция следователя такая: свидетеля обвинения «дискредитировать» ни в коем случае нельзя. Даже если он судим за преступление в отношении лица, против которого сейчас, менее чем через год, даёт показания.

– Расскажите, Гончарова обращалась раньше в правоохранительные органы по поводу побоев со стороны отца её детей?

– Да, много раз. У них периодически возникали скандалы, она обращалась в полицию – и ему даже вынесли приговор по одному из этих фактов. Но чаще, я так понимаю, либо выносились отказы в возбуждении уголовного дела, либо вообще не проводили доследственную проверку.

– Вы будете запрашивать у полиции данные о жалобах Гончаровой?

– Сейчас я концентрируюсь на событиях именно того вечера и ночи, когда погиб Самусев. Да, для обоснования позиции, что она действовала в рамках самообороны, можно говорить, что Оксана ранее обращалась в полицию. Но только при условии, что есть нормальные показания с её стороны. Я этим делом занимаюсь чуть больше месяца, и всё это время мы работали над тем, чтобы скорректировать её [первоначальные] показания и дать нормальные показания на очной ставке. Сейчас мы опрашиваем её друзей, родственников, знакомых. Я получаю их объяснения и заявляю ходатайства об их допросе следствием.

Кроме того, Самусев был неоднократно судим – и я знаю, что следствие затребовало приговоры в отношении него. Они есть в деле.

– Они связаны с насилием, которое он применял по отношению к Гончаровой?

– Там есть насильственные преступления, но не все по отношению к Оксане. По-моему, насилия в отношении неё касается один приговор.

– В случае сестёр Хачатурян следствие признало, что отец применял к ним насилие, в том числе сексуальное. В отношении него посмертно возбудили уголовное дело. Но это не повлияло на квалификацию действий сестёр – по крайней мере, сейчас, пока дело слушается в суде. Как бы вы оценили такую ситуацию с правовой точки зрения? И может ли так быть в вашем случае?

– Если в отношении Самусева посмертно возбудят уголовное дело, то оно, скорее всего, будет либо по факту причинения Оксане лёгкого вреда здоровью (ст. 115 УК), либо максимум средней тяжести вреда здоровью (ст. 112 УК). Это совсем другая ситуация, нежели в деле сестёр Хачатурян. И ставить знак равенства, наверное, нельзя – у Хачатуряна статьи были гораздо хуже.

Уверен, что в деле Оксаны должна быть переквалификация на самооборону. Но это возможно и без возбуждения дела в отношении Самусева.

– По вашему опыту, насколько реально добиться такой переквалификации? Охотно ли следственные органы это делают?

– Положа руку на сердце – неохотно. Потому что они работают по определённым шаблонам. И их основная задача – соблюсти сроки, поскорее закончить дело. А как вы понимаете, переквалификация требует определённой работы.

Адвокат Александр Гаранин

Когда что-то идёт не по заданному сценарию, это заставляет следствие тратить время, прикладывать усилия. Они этого не хотят – следствие не любит работать не по шаблону.

И сейчас я вижу, что следствие не настроено на переквалификацию вообще никак.

– Есть ли в России судебная практика по подобным делам, на которую вы планируете опираться?

– Есть очень похожее дело Галины Которовой, которой вменяли убийство мужа путём нанесения ему 11 ножевых ранений. Она тоже около 10 месяцев находилась в СИЗО, у неё тоже малолетние дети. Первая инстанция приговорила её к трём годам колонии, но в итоге Приморский краевой суд её оправдал. Судья пришёл к выводу, что Галина действовала в рамках самообороны. Учитывая, что со стороны её мужа было противоправное поведение (он пытался задушить её веревкой от крестика. – “Улица”) и он был пьян.

Можно вспомнить дело Татьяны Воробьёвой, которое было прекращено Верховным Судом. Муж начал её душить, она схватилась за нож. Первая инстанция осудила её за причинение тяжких телесных повреждений, вторая – смягчила приговор, добавив признак превышения пределов необходимой самообороны. А в кассации Верховный Суд пришёл к выводу, что в действиях Воробьёвой не было состава преступления. Есть и ещё одно похожее дело, прекращённое кассационным судом. В обоих этих случаях суды пришли к выводу, что было посягательство на жизнь и здоровье – а в такой ситуации можно применять любое насилие для спасения себя или детей.

– Как бы вы сформулировали системные проблемы с преследованием жертв домашнего насилия, защищавших себя? И как, на ваш взгляд, их можно искоренить?

Я думаю, что просто требуется корректная работа правоохранительных органов. Не конвейерная, а более детальный подход. Возможно, поможет закон о домашнем насилии – но здесь возникает вопрос, кто и как будет его исполнять. Есть ли ресурсы, специалисты, чтобы приводить его в действие? А если нет, тогда какой в нём смысл?