«Основная цель – нейтрализовать защитников»

В Улан-Удэ возбудили уголовное дело в отношении юриста Евгения Хасоева, который защищает задержанных на протестных акциях. Его обвинили в нападении на пристава с шилом и ножом. Хасоев уверяет, что стал жертвой спланированной провокации: пристав заставил его вывернуть карманы, а затем назвал оружием футляр от наушников и авторучку. У юриста провели обыск и изъяли ноутбук с информацией о доверителях. Он уверен, что дело было сфабриковано, чтобы парализовать работу по защите протестующих. Хасоев рассказал «Улице» подробности дела – и о том, почему он из оперативника стал правозащитником.

– Расскажите, что с вами произошло 8 февраля?

– Я приехал в Советский районный суд оказать юридическую помощь участнице акции 31 января Нине Казарминой. Заседание было в 11, я зашёл в 10:50. Прошёл в фойе, в глубину, сел на лавочку и стал переобуваться. Дело в том, что у нас морозы под 30 градусов, поэтому я пришёл в зимних ботинках и носках, а в рюкзаке принёс летние туфли. Судьи же смотрят на одежду; по тому, как выглядит защитник, судят и о подзащитном. Значит, должен быть опрятный внешний вид.

Тут ко мне подошёл пристав, стал оскорблять: «Ты что тут устроил, балбес». Использовал ненормативную лексику, разные унижающие достоинство фразы. Я ему замечание сделал и объяснил: во-первых, тут нет гардероба, где можно переобуться, а во-вторых, я переобуюсь и уйду. А он начал дальше грубить. Я сказал ему в глаза: «Вы не меня унижаете, а себя унижаете». Он повернулся: «Пойдём выйдем, поговорим как мужчина с мужчиной».

– Вы вышли?

– Я подчинился. Он был в форменной одежде, и если бы я отказался, он бы мне сразу вменил неповиновение. Так что я надел куртку и вышел за ним. Пристав меня отвёл на улицу, прямо под видеокамеру. Думаю: хорошо – будет видно, что ничего не нарушал. Говорит, предъяви к осмотру содержимое карманов. Я достал футляр от наушников и канцелярскую ручку серебристого цвета. Он выхватывает это всё, кидает в меня и говорит: «Всё, ты совершил нападение, вызовем полицию». Ну, я понял – переиграли меня.

Вернулся за ним в здание суда, оказалось, что он там начальник смены приставов. Приказал своим вызвать полицию; я тоже позвонил в дежурную часть, пожаловался на такое отношение. Приехали полицейские, сказали: «Всё, вы задержаны».

– Объяснили, за что задержали?

– Да. И это очень меня удивило – они сразу сказали, что я подозреваюсь в совершении насилия по отношению к представителю власти. Обычно как бывает: говорят, проедем с нами, разбирательство какое-то устраивают. А тут они сразу сказали, что ч. 1 ст. 318 УК (Применение насилия, не опасного для жизни и здоровья, либо угроза применения насилия в отношении представителя власти). Тут я понял, что всё это – спланированная провокация.

В ОВД у меня изъяли вещи, сказали, что нужно положить их в ячейку камеры хранения. Я сказал: «Описывайте, я вам не доверяю, переживаю за сохранность вещей. У вас есть дубликат ключа, вы откроете без меня». Они говорят: «Нет, мы не будем описывать. Сейчас приедет следователь, он будет описывать».

Приехал следователь Солном Ремчинов, взял с меня объяснение. Говорит: «На видео видно, что вы достаёте нож». Я говорю: «Это ручка и футляр, они лежат в ячейке». Открываем ячейку, я достаю оттуда телефон, записную книжку, другие вещи – а ручки и футляра нет.

– И что вы сделали?

– Сразу включил телефон, стал снимать происходящее. Я им сказал, что тут же тоже есть видеокамеры, давайте по ним смотреть. Но ничего мне не дали. Задерживать не стали, сказали, что могу идти. И это тоже мне показалось странным. А ночью пришли с обыском и выломали дверь. Официально цель обыска – отыскание шила и ножа. Но фактически намерения были на мои бумаги, документы и ноутбук. Документы ещё успел перепрятать, а ноутбук изъяли. Шила и ножа, естественно не нашли.

– Зачем им ваш ноутбук?

– Там вся информация по делам, по которым я работаю. Не только по протестным акциям. Там моя база по лицам, которые причастны к нарушениям прав человека. Полицейские, которые применяли пытки или угрозы, судьи, выносившие неправовые решения, следователи, прокурорские. Кто жалобу проволокитил по какому делу, кто укрыл преступление, заволокитил расследование…

– Почему эта провокация понадобилась им именно сейчас?

– Дело прежде всего в протестных акциях. Смотрите, они всех активистов арестовали, нейтрализовали лидеров. Динамика сбита, без них там ничего не будет. Теперь взялись за тех, кто их защищает. Мы были с местным юристом Надеждой Низовкиной – её задержали якобы за участие в акции. И вменили ещё три состава – за нарушение масочного режима, распоряжений Роспотребнадзора. Потом сказали, что она контактировала с больным коронавирусом, и упекли на самоизоляцию. Остался один Хасоев. Меня решили подвести под уголовный состав.

Причём меру пресечения даже не избрали. Я спрашивал следователя – а если я убегу? Он говорит: «Я вам доверяю, делайте, что хотите». То есть не арестовали, но под уголовным делом человек всё равно находится в подвешенном состоянии. И ноутбук изъяли – практически парализовали мою работу.

– Вы считаете, что главным мотивом было отстранить вас от защиты протестующих?

– Да. И прекратить правозащитную деятельность по остальным делам. Не так много людей готовы здесь этим заниматься. Кто-то сошлётся на домашние дела, у кого-то стержня не хватит. Сложно идти на этом пути. Сколько в отношении меня было подано судебных исков! Вот сегодня рассматривали иск МВД ко мне из-за слов, которые я сказал в интервью журналисту Даниилу Туровскому – он снял фильм про меня. Суд частично удовлетворил иск: с 10-й минуты, 32-й секунды, и по 14-ю минуту, 52-ю секунду, Хасоев опорочил честь и достоинство МВД Бурятии.

Ещё был иск после публикации о пытках Никиты Слепнёва – суд признал её «порочащей честь» МВД. Назначили возместить расходы истца – лингвистическую экспертизу и услуги нотариуса, порядка 20 тысяч. В публикации канала «Лайф» – тоже, якобы я опорочил МВД. Но тогда я отбил это, развалил. А по Туровскому назначат, скорее всего, оплатить расходы. Но я хочу обжаловать ещё.

– Вы давно защищаете задержанных на акциях?

– С октября прошлого года. У нас был митинг – два техникума решили объединить, и студенты одного выступили против. Вышли с плакатами, флешмоб устроили. Организатором в итоге назвали преподавательницу, обвинили ее по трём составам административным – организация несанкционированного мероприятия, нарушение масочного режима… В апелляции отменили все решения, всё отбили. С этого начал работать по митингам.

Сейчас по протестным акциям 23 и 31 января у меня девять подзащитных по административке. Последнее дело было – 20 часов исправительных работ назначили. Очень хороший результат, учитывая, что судьи вообще не смотрят на доказательства, всем дают аресты и штрафы.

– Почему вы стали защищать этих людей?

– В основном на этих митингах нарушаются их же права. Всех хватают под одну гребёнку: начинаешь разбираться, а там половина вообще не участники. Шёл, попал в кадр оперативной съёмки – привлекли к ответственности. А они даже не знают свои права, не знают, с какого момента и как они нарушаются, что писать в протоколах. Начинают по инстинкту какому-то всё отрицать – не буду подписывать, не буду давать показания… А на защитника на возмездной основе у них денег в большинстве случаев нет.

– Вы помогаете только бесплатно?

– А смысл наживаться. У этих людей, которых я защищаю, ничего нет. По большому счёту все малоимущие. Там даже захочешь – денег не возьмёшь.

– Вы руководите отделением организации «Сибирь без пыток», там получаете зарплату?

– Нет, у меня есть пенсия хорошая, 20 тысяч. Единственное, помогли приобрести ноутбук и принтер. Когда ездил в командировку в Северобайкальск, оплачивали расходы. До недавнего времени я ещё работал сторожем в детской больнице, но меня уволили. Официальная причина – препирался с врачом. А неофициально – конечно, связано [с моей правозащитной деятельностью].

Юрист Евгений Хасоев

Раньше я работал охранником на Центральном рынке. Директор вызвал меня и говорит: либо остаёшься в охране и прекращаешь правозащиту, либо увольняйся. Ну, на него тоже надавили, что уж…

– То есть вы защищаете людей вообще бесплатно?

– Я занимаюсь правозащитной деятельностью, если были пытки, дискриминация. Считаю, что деньги за это брать нельзя – сразу начнутся всякие разговоры, это бьёт по репутации. И я же не адвокат, не защищаю людей по уголовным делам – в этом я слабоват. Просто представляю интересы по административным искам, консультирую, помогаю с жалобами.

– Вы раньше работали в полиции. Почему вы ушли оттуда?

– Я вышел на пенсию в 2008 году. Работал участковым, а с 1998-го – в уголовном розыске. Пока работал, видел всё это, пытки здесь всегда были. Но я большую часть времени был розыскником. Искал без вести пропавших, преступников. Мне повезло: если зональный опер сначала найдёт человека и потом ему приходится его пытать, чтобы раскрыть преступление, то розыскному этого делать не надо, просто передаёт в органы следствия и всё. Так что меня Бог уберёг.

– И как вы решили стать правозащитником?

– Я ушёл из милиции, но всё равно кто-то обращался за помощью, кому-то помогал. Переломной точкой стало 19 ноября 2016 года. К нам в Бурятию приехал генерал МВД с инспекцией и устроил личный приём. Я тоже пришёл по моему делу. Когда зашёл в фойе, там было около 100 просителей. Начали общаться, сказал, что сам бывший сотрудник, обменялись контактами. И потом через какое-то время стал их обзванивать – оказалось, что ни у кого вопрос не решился, всем дали отписки. Я стал объединять их в группу, по каждому работать.

Юрист Евгений Хасоев

Стал подавать жалобы потихоньку. И не заметил, как втянулся. Фактически стал заложником этой ситуации.

– И как вы стали заниматься делами о пытках?

– Первым было дело Эрхэтэ Аюржанаева. Его доставили пьяного в дежурную часть в Улан-Удэ, избили, и через 10 дней он скончался в медучреждении. Я с его матерью ходил по всем инстанциям, везде писали жалобы. Первый приговор был 12 лет полицейскому, но в апелляции дело полностью было прекращено. Система включила все рычаги: собрали денег на адвоката, нашли нарушения, поговорили со свидетелями, они дали другие показания и дело развалилось. Я предлагал матери жаловаться, говорил, что там, может, следователь виноват, что он так расследовал, что дело развалили. Но она говорит: не буду со следователем портить отношения, с прокуратурой… Ничего не получилось. Ну, набрался опыта на этом деле.

Потом работал по делу Булата Гришанова. Он военнослужащий, приехал домой в отпуск в Бурятию. И тут сфальсифицировали дело – якобы он совершил кражу денег из магазина. Дознаватель подделала протокол. Мы добились, что дело прекратили, дознавателя уволили.

Потом уже маленький «сарафан» пошёл обо мне, вышли ребята из Иркутска, правозащитники из организации «Сибирь без пыток». Предложили работать с ними.

Последние полтора года уже стал по доверенности защищать людей. Когда за мной уже стоит организация, стали доверять.

– А как ваши бывшие коллеги отнеслись к этой деятельности?

– От меня все отвернулись – во всех группах ветеранов МВД пишут, что я нехороший человек. Считают, что я работаю против них. Думают, я этим занимаюсь, потому что меня самого пытали – мол, ты теперь всем мстишь.

– Вас пытали? Как это произошло?

– В 2015 году меня задержали на автобусной остановке, привезли в отдел полиции, там два сотрудника меня избили, пытали. Один ещё работает, второй на пенсии. У них шла плановая операция, отработка по местам особого внимания. Много людей под это попали. Впоследствии я доказал в суде незаконность задержания, досмотра, дактилоскопии. Нанесение телесных повреждений не смог доказать, свидетелей там не было.

– Это повлияло на ваше решение заняться правозащитой?

– Я ещё раньше, работая в милиции, стал понимать, что система эта очень страшная. Вся правоохранительная система перешла к нам по наследству: ВЧК, ГПУ, НКВД, потом МВД... Суть не изменилась. Раньше пытали без суда и следствия. Сейчас то же самое. Года не прошло ещё – у нас мальчишке затолкали бутылку в анальное отверстие и избили. Следствие идёт, но всех уже почти выпустили из СИЗО. И не факт, что осудят.

Сколько оперов ни сажают, система не меняется. При мне только посадили человек 20 оперов именно за пытки – и система не изменилась.

Юрист Евгений Хасоев

Я думаю, систему изменить может только тот, кто конкретно знает её всю наизусть изнутри. Одному ничего не сделать, но попытаться можно. Жизнь проживёшь, оглянешься – да, систему не сломал, но будешь знать, что хотя бы попытался.

Ну вот я сам у себя спросил: ты говоришь, Хасоев, что система прогнила, а сам-то что делаешь? Я сел и начал заниматься – в интернет заходишь, читаешь, что кого-то пытали. Приходишь, говоришь – я правозащитник, буду представлять ваши интересы. И помогаешь, чтоб не оболванили, чтоб жалобы были поданы, чтоб дошло до суда. Когда полиция видит, что есть люди, которые работают не за деньги, это немного останавливает их. Они видят, что люди не корысти ради, а из принципа борются с произволом. Сколько мы работаем с Низовкиной – и чувствуется, что меньше стало жалоб на пытки. Раньше сыпалось всё время.

– Вы вдвоём как-то заставили их остановиться?

– Быть осторожней, наверное. Пытки-то продолжаются. Но если человека пытали, он сам не всегда пойдёт жаловаться. Вот было дело одного человека – он был оперативным источником у уголовного розыска, но начал двурушничать. Информацию давал, но при этом совершал кражи. Он операм надоел – взяли да посадили. Его пытали, мы стали везде писать жалобы. А он потом сам от меня отказался. Потому что ему сказали: поддержишь жалобы Хасоева – мы о твоих подвигах расскажем, как ты сдавал своих подельников. А ему зачем это нужно?.. И много таких случаев. У каждого есть за душой что-то: кто жене изменял, кто долг не отдал, кто имущество присвоил. Опера играют на этом – пойдёшь жаловаться, мы всё расскажем, да ещё тебе пару эпизодов накинем.

– А как к вашей деятельности относятся адвокаты? Вы чувствуете какую-то солидарность?

– Солидарности нет. Если мягко говорить, адвокаты у нас недолюбливают правозащитников. Потому что они работают на безвозмездной основе, а адвокат за деньги. Адвокаты с недоверием относятся, думают, что, может, Госдеп помогает.

Мне сколько ни предлагали деньги за работу, я не беру. Ко мне сегодня мужчина приезжал из района, попросил помочь по материалам. Он просто от души даёт контейнер с мёдом с пасеки своей. И то я две-три минуты говорил, что не надо ничего.

Причём я-то ничего плохого не вижу в том, что адвокат работает за деньги. Это их работа, им же надо зарабатывать, у них нет пенсии. А я честно заработал пенсию, могу себе позволить помогать бесплатно. По первому образованию я электрик, где-то и подработка есть – розетки меняю, проводку попросят сделать, технику ремонтирую.

– Не думали о том, чтобы получить адвокатский статус? Всё-таки адвокат больше защищён, в случае возбуждения дела может вступиться корпорация…

– Только чтобы быть более защищённым? Нет. Даже если бы у меня был статус, захотели бы – всё равно бы посадили. Это не сложно. В отделения полиции к задержанным меня не пропускают так же, как и адвокатов. Хотя по закону, если у меня есть доверенность, то я могу беспрепятственно проходить. У нас они сейчас включают такую ловушку: «Роспотребнадзор установил в связи с заболеваемостью ковидом никого не пропускать». Ни меня, ни адвокатов. Или прямо говорят: дано указание вас не пускать – именно меня.

А с моим уголовным делом мне помогут только СМИ. И я не прошу писать обо мне положительно, просто объективно. Вы же сейчас сами заметили: если Хасоев махал шилом и ножом, то почему при доставлении в ОВД у него этих предметов не оказалось? Почему в ячейке их не оказалось? Это же всё противоречия. Почему пристав ведёт на улицу, под камеру, и там выхватывает предметы из рук? Почему следователь отказался предоставить мне видео с этих камер? Почему проводят обыск – что искать в доме? Зачем изымают ноутбук – я что, им перед приставом размахивал?

– Как думаете, что будет дальше с этим делом?

– Если возбудили, то однозначно будут толкать до суда. Дело принципа. Лицо не потерять им своё важно и держать меня в подвешенном состоянии. Надеются, что-то изменится в их пользу – свидетель «найдётся» или, может, я ещё ошибку какую совершу.

А основная их цель – нейтрализовать меня. И это им удалось. Тактическое поражение у меня, я не могу пока никого защищать – мне даже не на чем напечатать жалобу.