Телеграфное правосудие

На прошлой неделе председатель Верховного Суда Вячеслав Лебедев выступил на пленарном заседании Совета судей России. Он посетовал на избыточное количество арестов, высказал мнение о практике назначения судебного штрафа – а затем предложил сократить время оглашения приговоров. Адвокат Максим Никонов прокомментировал «Улице» эти тезисы. По его мнению, «телеграфный» подход к судопроизводству – совсем не то, чего ждёт общественность от правосудия.

Стража! Стража!

В ячеслав Лебедев в очередной раз выразил озабоченность чрезмерным применением «стражи». Он призвал судей «на местах» внимательнее относиться к рассмотрению «арестных» ходатайств следователей – а также «систематически изучать и анализировать практику избрания мер пресечения с учётом правовых позиций Верховного Суда». Этот призыв, безусловно, нельзя не поддержать. Правда, хотелось бы, чтобы на проблему избыточного помещения людей в СИЗО судьи Верховного Суда реагировали активнее – ещё и процессуальными способами.

В декабре 2013 года Пленум Суда издал развёрнутое и хорошо написанное постановление «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога и запрета определённых действий». Но что касается конкретных дел… Скажу аккуратно: Верховный Суд не всегда выдерживает задаваемый им же уровень. Например, в 2021 году Президиум ВС отменил три постановления о продлении срока содержания под стражей Сергея Макайденко. Вот только добиться этого мужчине удалось лишь с помощью ЕСПЧ – где признали нарушение его прав, гарантированных п. 3 ст. 5 Конвенции. А до этого Верховный Суд не видел нарушений – и отказывал в передаче кассационных жалоб на те же самые постановления для рассмотрения по существу в судебном заседании. Про апелляционную и кассационную практику отмен постановлений о «страже» и её продлении даже говорить не хочется…

Штраф на откуп

Вячеслав Лебедев отметил положительную динамику прекращения уголовных дел с назначением судебного штрафа. Изучение судебной практики и мой собственный опыт показывают, что суды действительно стали более свободно и широко применять его. Вместе с тем, в практике остались вопросы, по которым от Верховного Суда РФ хотелось бы получить более чёткие, по сравнению с имеющимся Обзором, разъяснения.

Так, судьи 9КСОЮ придерживаются неоднозначной позиции по этому вопросу. Они считают, что ст. 76.2 УК не может быть применена, если потерпевший не удовлетворён размером поступившей от подсудимого компенсации (когда строго рассчитанной суммы ущерба нет). Но такой подход сводит на нет весь потенциал нормы о судебном штрафе. Поскольку ст. 76.2 УК вводилась как раз с целью освобождения лиц от уголовной ответственности в тех делах, где нет потерпевших – или с ними не удалось согласовать сумму компенсации для прекращения по другому основанию.

Не менее сложна ситуация с определением соразмерности компенсации, когда потерпевшего в деле нет. В этом случае оценка достаточности возмещения вреда для применения судебного штрафа отдаётся на откуп суду. Достаточно ли определённой суммы для прекращения дела по ст. 76.2 УК РФ – вопрос, безусловно, оценочный. Проблема в том, что сейчас отсутствуют какие-либо прозрачные и развёрнутые критерии для такой оценки. И у обвиняемых, и у правоприменителей нет понимания, какие размеры возмещения устроят проверочные инстанции. Это приводит к непредсказуемости судебной практики, поскольку у судов первой и проверочных инстанций могут расходиться представления о соразмерной сумме компенсации. А человека, который уже заплатил судебный штраф и выдохнул, может вновь затянуть в уголовный процесс.

Например, ВС по кассационному представлению прокурора направил уголовное дело на новое рассмотрение – уже после отмены постановления о прекращении дела с назначением судебного штрафа, которое «засилил» 8 КСОЮ. При этом Суд сослался на недостаточность перевода трёх тысяч рублей на благотворительность в качестве возмещения вреда, причинённого уклонением от призыва на военную службу (ч. 1 ст. 328 УК).

Также необходимо прямо и недвусмысленно указать правоприменителям, что ст. 76.2 УК применима ко всем составам преступлений небольшой и средней тяжести – вне зависимости от их «двухобъектности» или отнесения к числу каких-то особых групп (коррупционные, «наркотические» и т. п.). Дело в том, что на практике встречаются возражения государственных обвинителей против применения ст. 76.2 УК – со ссылкой, например, на «коррупционный характер» инкриминируемого преступления или наличие двух объектов посягательства. И суды первой инстанции подчас соглашаются с этим. Хотя ни требования закона, ни разъяснения ВС не содержат подобных ограничений для применения судебного штрафа.

Ускорение конвейера

Также от Верховного Суда поступило предложение сократить «избыточные судебные процедуры». Пока что «избыточным» посчитали провозглашение приговора в полном объёме. Предлагается оглашать только вводную и резолютивную части (как это происходит сейчас по отдельным категориям дел на основании ч. 7 ст. 241 УПК).

Да, безусловно, это сэкономит время. Только сначала нужно определиться, следует ли смещать отечественное судопроизводство ещё больше в сторону «конвейера» – или мы – адвокаты, непрофессиональные участники процесса, публика – хотим от правосудия чего-то большего.

Если выбран «скоростной» путь, тогда можно принять ещё несколько мер в стиле «эффективных менеджеров». Например, избавиться от изложения прокурором обвинительного заключения, ведь его экземпляр и так есть у суда и сторон. Избыточно и произнесение последнего слова – подсудимый может сказать в прениях всё, что хочет. Незачем оглашать материалы дела: все с ними знакомы, а зачитывание протоколов и заключений экспертов невнятной скороговоркой всё равно вряд ли можно назвать «исследованием доказательств». Наконец, совершенно бессмысленно допрашивать свидетелей – поскольку российские суды пока преимущественно верят не тому, что слышат и видят, а тому, что следователь написал в протоколе…

А вот если мы хотим чего-то большего, провозглашение приговора можно трансформировать в другую сторону. Сначала излагается вводная и резолютивная часть, затем судья понятно и более-менее развёрнуто устно объясняет (а не зачитывает скороговоркой участникам процесса громоздкие юридические формулировки), почему именно было принято такое решение. А сразу после этого выдаёт письменный текст приговора сторонам на руки. Похожий порядок существует, например, в ФРГ. Как указывают профессора Фридрих-Кристиан Шредер и Торстен Феррел в книге «Уголовно-процессуальное право Германии», «не только допускается, но даже рекомендуется, чтобы устное обоснование приговора более или менее значительно отклонялось от письменного: в то время как последнее предназначено для юристов, основные адресаты первой – подсудимый и общественность».

Можно вспомнить о фактах корректировки приговора после провозглашения (а ведь в кассационной практике это можно обнаружить, только если сравнивать текст приговора с аудиозаписью оглашения). О давней проблеме задержек с получением текстов приговоров – когда из-за небольшого десятидневного срока обжалования приходится либо писать жалобу «со слуха», используя адвокатскую аудиозапись формулировок суда, либо подавать так называемую краткую апелляционную жалобу. И рисковать тем, что её вернут из суда со ссылкой на п. 4 ч. 1 ст. 389.6 УПК по мотиву отсутствия доводов (такие случаи в практике уже встречались).

Кроме того, полное провозглашение приговора важно не только для участников процесса, но и для публики – как непосредственно присутствующей в суде, так и следящей за процессом онлайн. Когда скорость текстовой трансляции из зала судебных заседаний ограничена только беглостью пальцев журналистов и доступностью интернета, а внимание к таким публикациям по резонансным делам огромно, всё сказанное в суде остаётся не только в суде и важно не только для него.

Во времена, когда применение закона всё чаще оказывается далёким и от права, и даже от соблюдения внешних приличий, говорить о важности воспитательного (для общества) и репутационного (для государства) значения судопроизводства в целом и его отдельных элементов, может быть, кому-то покажется неуместным. Но, на мой взгляд, ещё и поэтому не нужно примитивизироваться, сводя суд до конвейера, выдающего результат в телеграфном стиле «Виновен. 5 лет лишения свободы в колонии общего режима».