Следственный фальсификат

Адвокат Максим Никонов подготовил доклад о том, как российские правоохранители фальсифицируют доказательства, а суды закрывают на это глаза. Эксперт рассказал «Улице», на что защите следует обращать особое внимание во время следственных действий, на какие постановления ЕСПЧ и ВС ссылаться в заседании и в чём опасность «досудебщиков». Он признаёт, что для системного решения проблемы необходимо изменить лояльное отношение судебной системы к следствию – но указывает, что в отдельных случаях уже сейчас вполне реально добиться победы.

При подготовке доклада «Фальсификация доказательств. Полицейские методы» я проанализировал доступную судебную практику по чч. 2–4 ст. 303 УК за последние несколько лет. Также в ходе исследования изучались статистические данные, конкретные примеры незаконных действий следователей и дознавателей, а также реакция судов на подобные манипуляции. Безусловно, выборка была смещена в сторону случаев, где фальсификацию удалось выявить, а дело по ст. 303 УК РФ было передано в суд. Но прикладного значения доклада для адвокатской работы это не снижает.

Как оказалось, правоохранители чаще всего идут по лёгкому пути – они не «инсценируют» преступление физически, а просто фальсифицируют процессуальные документы, которыми должны оформляться следственные действия. К наиболее распространённым способам фальсификации относятся:

• оформление протокола следственного действия без фактического проведения самого следственного действия;
• внесение в протокол реально проведённого следственного действия сведений о лице, не принимавшем в нём участие (чаще всего это касается понятых или защитников);
• замена всего протокола или отдельных листов.

Тут главная сложность заключается в том, что материалы дела находятся у следователя, который в силу подобной «монополии» имеет «пространство для манёвра». Поэтому первейшая задача адвоката – инициировать или использовать уже сложившуюся процессуальную ситуацию для того, чтобы следователь как можно больше создавал заверенные им самим копии материалов дела. Потом их можно будет использовать для выявления изменений в документах.

Самые простые способы – полная фотофиксация материалов по мерам пресечения и материалов по жалобам в порядке ст. 125 УПК. Например, можно обжаловать постановления о возбуждении уголовного дела (см. постановление КС от 23 марта 1999 г., определения КС от 27 декабря 2002 г. и 22 ноября 2003 г.) или постановления о продлении сроков следствия (см. определение КС от 26 мая 2011 г.). Тогда следователь будет вынужден предоставлять в суд дополнительные материалы, с которыми сторона защиты вправе знакомиться и фиксировать их. Такой способ является достаточно эффективным. Например, московский адвокат Николай Ведищев добился оправдательного приговора по кражам, выявив расхождения между результатами ОРД в «стражном» материале и в основном уголовном деле.

Ещё один способ выявления фальсификации – качественный допрос свидетелей и потерпевших в суде. Нужно пользоваться тем, что ч. 2.1 ст. 281 УПК блокирует возможность свободного оглашения показаний неявившихся свидетелей. Оглашение возможно только при условии предоставления обвиняемому (подсудимому) в предыдущих стадиях производства возможности оспорить эти доказательства предусмотренными законом способами. Попытки оглашать показания в нарушение ч. 2.1 ст. 281 УПК приводят к тому, что кассационные суды исключают их из доказательственной базы. В результате суды вынуждены предпринимать меры к обеспечению явки свидетелей.

Как известно, ходатайство об оглашении показаний подлежит разрешению судом только по завершении его допроса всеми участниками со стороны обвинения и защиты (п. 9 постановления Пленума ВС РФ от 19 декабря 2017 г.). Пользуясь этим разъяснением, полезно спрашивать свидетеля о порядке проведения следственного действия ещё до оглашения протокола допроса.

Адвокат Максим Никонов

Во-первых, это работает на выявление фальсификации доказательств. Во-вторых, на основе ответа можно сформировать доводы против оглашения протокола или доводы с оценкой допустимости и достоверности показаний для прений.

Если речь всё-таки идёт не о «бумажных» фальсификациях, а о прямом подбросе запрещённых предметов, то защиту по делу можно выстраивать на правовой позиции ЕСПЧ по делу «Борисов против России». Больше часа заявитель находился под контролем сотрудников полиции, при этом отсутствовали обстоятельства, препятствующие проведению обыска сразу после задержания, а само задержание было юридически оформлено уже спустя значительное время. Заявитель последовательно отрицал принадлежность ему изъятых наркотиков и с самого начала говорил, что их подбросили. Кроме того, у заявителя не было адвоката во время задержания и изъятия наркотиков. В результате ЕСПЧ сделал вывод, что качество вещественных доказательств, на которых был основан обвинительный приговор заявителю, является сомнительным. То, каким образом они были получены, ставит под сомнение их надёжность. И 30 октября 2019 г. президиум Верховного Суда отменил обвинительный приговор и апелляционное определение Мосгорсуда, направив дело на новое рассмотрение. Позже государственный обвинитель отказался от обвинения, а суд прекратил производство по делу в связи с отсутствием состава преступления.

ЕСПЧ неоднократно отмечал, что национальные суды должны исследовать вопрос серьёзности и достаточной обоснованности причин для свидетельской анонимности в каждом конкретном случае («Visser v. the Netherlands»). Необходимо установить, каким образом следователем и судом была оценена разумность личных опасений свидетелей («Krasniki v. Czech Republic»).

Адвокат Максим Никонов

К сожалению, российские суды прохладно относятся к практике ЕСПЧ, что сказывается, в том числе, на результативности выявления фальсификаций показаний засекреченных свидетелей и «досудебщиков».

Попытки защиты инициировать рассекречивание свидетелей упираются примерно в такие формулировки: «Ознакомить стороны с подлинными данными о личности данного свидетеля – это право, а не обязанность суда, в связи с чем решение суда об отказе в удовлетворении ходатайства стороны защиты “о рассекречивании” данных о свидетеле нельзя расценивать как нарушение права подсудимых на защиту».

Подобный подход блокирует возможность получить у засекреченных свидетелей ответы на вопросы об их взаимоотношениях с сотрудниками полиции. А также выяснить (например, путём направления адвокатских запросов), действительно ли они проходили на территорию отдела полиции в день допроса или же их показания были «сочинены» правоохранителями с последующим подписанием «задним числом».

Обходится и правовая позиция ЕСПЧ о «досудебщиках», изложенная в постановлении по делу «Навальный и Офицеров против России». Доходит до того, что «досудебщики», в очных ставках с которыми обвиняемому было отказано, хоть и доставляются в суд, но отказываются давать показания и отвечать на вопросы защиты со ссылкой на ст. 51 Конституции. После этого их досудебные показания оглашаются и попадают в приговор. В итоге обвиняемый лишается своего права на перекрёстный допрос показывающего против него лица.

К сожалению, Верховный суд РФ не видит в этом большой проблемы: «Отказ М. и С. отвечать на вопросы защиты – их право, обусловленное процессуальным статусом, и не может быть расценено как нарушение права осуждённых на справедливый суд. Всем осуждённым было обеспечено право оспорить показания этих лиц в суде».

Фальсификация доказательств в российском уголовном процессе во многом обусловлена в целом лояльным отношением судов к «фолам» правоохранителей. А также тем, что у судов имеются широкие возможности использовать при обосновании приговора доказательства, полученные на этапе досудебного производства. Без системного изменения этих подходов попытки адвокатов выявлять фальсификации доказательств будут иметь ограниченный эффект действия. Но даже в предложенных обстоятельствах это не повод снижать накал борьбы – успех в отдельно взятых случаях вполне возможен.