«Прямая угроза жизни моих подзащитных»

В конце октября СМИ облетело видеообращение четырёх сестёр, записанное на российско-грузинской границе. Они рассказали, что пытались спастись от домашнего насилия, но родственники догнали их и не дают уехать из страны. Девушек сопровождала адвокат Лейсан Маннапова – и благодаря её усилиям пограничники всё-таки выпустили их в Грузию. «Улица» публикует подробный рассказ Маннаповой про события того дня: о пограничниках с «кавказской моралью», о полицейских из Владикавказа, которые с автоматами защищали сестёр от родственников, – и о том, как огласка в СМИ помогла её работе.

«Родные угрожали отрезать голову»

М ои подзащитные – это Хадижат Хизриева (20 лет), Патимат Хизриева (18 лет), Аминат Газимагомедова (24 года) и Патимат Магомедова (19 лет). Среди них есть две родные сестры, но вообще они все дальние родственницы.

Девушки жили в дагестанском ауле Хаджалмахи. Это посёлок с населением в 10 тысяч человек, он находится в горах и достаточно закрыт от внешнего мира. Люди живут там по очень традиционному порядку, когда все решения принимаются мужчинами. А девушкам зачастую после седьмого класса говорят, что им больше не нужно ходить в школу. В некоторых семьях до замужества девушки могут выходить из дома только вместе с мужчиной – либо с отцом, либо с братом.

Методы воспитания там соответствующие. Каждая из моих подзащитных систематически подвергалась семейному насилию: постоянные избиения, тотальный контроль, запрет на образование. Например, одной родные угрожали отрезать голову и повесить в селе на видное место. Другой девушке её же собственная мать приставляла к виску заряженный пистолет.

Ещё там довольно рано начинают свататься. А поскольку село закрытое, то очень распространена практика выходить замуж за двоюродных братьев. Например, родители одной из этих девушек – двоюродные брат и сестра. И мою подзащитную тоже сосватали за двоюродного брата, что её совершенно не устраивало.

Всё это подтолкнуло девушек к мысли о побеге. Они стали готовиться: около года назад начали записывать угрозы на диктофон, фотографировали все побои.

В начале августа самой младшей исполнилось 18 лет – и после этого они вместе сбежали в Москву. Там девушки жили три месяца – ждали, когда будет возможность уехать из страны. Родственники девушек активно их искали, приехали в Москву. Они приходили в шелтеры – убежища для пострадавших от домашнего насилия. И даже несколько раз пытались туда попасть под видом жертв – мы знаем, что так делала мать одной из девушек и другие женщины семьи.

Наконец, документы были готовы – и девушки решили 29 октября выехать в Грузию через КПП «Верхний Ларс». Я сама только на этом этапе узнала про их историю: мне позвонили из кризисной группы СК SOS и попросили сопроводить их к границе.

Официально девушки не были в розыске, не находились в базе исполнительных производств – мы это всё проверили заранее. В общем, не было никаких причин запретить им выезд из России. Но нельзя было исключить вариант, что их родственники попросили знакомых силовиков поставить так называемые «маячки». В таком случае данные паспорта заносят в отдельную внутреннюю базу – и дальше подаётся сигнал, если человек пытается пересечь границу или даже просто покупает билет.

Собственно, чего мы боялись, то и случилось.

«Тут есть ещё и моральные запреты»

Мы поехали к КПП на обычной маршрутке, перемешались с туристами. Приехали на границу около 14:00. И когда первая девушка проходила паспортный контроль, у пограничника высветилось на экране что особенное – это было видно по его лицу. Он сразу отложил её паспорт, попросил отойти в сторону, начал куда-то звонить… Та же история повторилась с остальными сёстрами. Сначала им говорили, что хотят проверить, не едут ли они в Сирию к террористам. Но в автобусе были и другие молодые девушки – которых пропустили без единого вопроса.

На этом этапе я ещё не говорила, что являюсь адвокатом. Через 40 минут ожидания подошли сотрудники пограничной службы ФСБ и отвели девушек в так называемое «помещение для временно не пропущенных». И только когда им начали задавать вопросы о цели выезда, о разрешении родственников – вот тогда я обозначилась как их защитник. Предъявила ордер, удостоверение, представилась – и попросила объяснить, почему они задержаны. И почему у совершеннолетних граждан России спрашивают разрешение на выезд от родственников.

Адвокат Лейсан Маннапова

Один из сотрудников в форме мне ответил: «Мы на Кавказе, тут есть ещё и моральные запреты».

Пограничники настаивали, что девушки не задержаны – мол, это просто «проверочные мероприятия». Но между проверочными мероприятиями и задержанием есть разница. У девушек забрали паспорта. Их поместили в закрытое помещение, из которого они не могли выйти – даже вернуться обратно в сторону России. То есть это было уже полноценное физическое лишение свободы.

В общей сложности с нами взаимодействовали два десятка сотрудников. Было видно, что они ждут поступления какой-то информации. И вот через полтора часа у них появилась первая «версия»: якобы у девушек обнаружились долги в базе исполнительных производств. Я им показала заранее подготовленные скриншоты о том, что никаких долгов нет. Тогда они сказали, что скоро приедут другие сотрудники ФСБ, надо их дождаться – но никто так и не появился. Зато тот самый сотрудник, сторонник «моральных запретов», проговорился, что родственники сестёр «оборвали все телефоны». Тут, конечно, мои подзащитные очень испугались…

От Махачкалы до КПП ехать примерно шесть часов. Мы поняли, что пограничники ждут именно родственников.

«Живыми в руки родных попадать нельзя»

Я решила, что пора поднимать шум и добиваться огласки. Начала звонить правозащитникам, журналистам. Когда я говорила по телефону, пограничники резко увели девушек в другое помещение и заперли дверь. На вопрос, почему с ними беседуют без адвоката, мне ответили: «Они сами так захотели». Это, конечно, была неправда.

Как я потом узнала, без меня девушки пытались объяснить сотрудникам, что дома их сильно избивали, что их там просто убьют. Потом начали обсуждать друг с другом, что надо спрятать бритвенное лезвие в одежде, что живыми в руки родных попадать нельзя… Вот тут пограничники уже напряглись.

Прошёл четвертый час, потом пятый. Я несколько раз говорила, что задержание должно быть официально оформлено, что нам даже не разъяснили его причину. Мне отвечали: «Всё оформим, ждём указания начальства».

Всё это время волонтёры звонили разным местным властям. Кому-то пришло в голову вызвать наряд полиции из Владикавказа – для этого сообщили о попытке суицида на границе. И вот именно эти районные полицейские в итоге нам очень помогли.

Хотя сначала мы с ними друг друга не поняли. Они почему-то были убеждены, что сёстры несовершеннолетние, а родственники – их «законные представители». Меня допустили к девушкам, мы показали полицейским паспорта, но они какое-то время продолжали гнуть эту линию про «законных представителей». Видимо, потому что это всё-таки полицейские, работающие на Кавказе, с немножко своеобразным пониманием законов России.

Ещё они хотели оформить на меня протокол о мелком хулиганстве – из-за того, что я повысила голос. Дело в том, что сотрудники погранслужбы кричали на меня, агрессивно требовали убрать телефон. Даже когда я ничего не снимала, а просто пыталась его зарядить.

Адвокат Лейсан Маннапова

И в какой-то момент я не выдержала и действительно эмоционально ответила, чтобы они перестали меня с этим дёргать. Сказала: если есть нарушение прав моих подзащитных, я его буду фиксировать.

Вот после этого полиция пригрозила мне мелким хулиганством. Но в итоге они ничего не оформили. Надеюсь, уже и не оформят.

Девушки начали писать полицейским заявления о преступлении. Они потребовали провести проверки по факту угроз убийством. Упомянули, что у них есть доказательства, аудиозаписи угроз, фото побоев, согласились предоставить доступ к ноутбуку. Писали несколько часов – забегая вперёд, скажу, что в самом конце они добавили информацию про свежие угрозы от приехавших на границу родственников. В итоге полицейский принял заявления и подписал их. Но не успел съездить во Владикавказ за талонами КУСП до того, как мы с девушками покинули Россию.

«Кто-то высокопоставленный не выдержал»

Родственники приехали на границу примерно в 21:00. До этого я убеждала полицию и погранслужбу, что их опасно пускать к сёстрам. В ответ пограничники меня заверяли, что это «режимный объект», куда никто не пройдёт. А в итоге мать и двоюродный брат одной из девушек просто ворвались в здание. Скорее всего, родственников приехало больше, но остальные ждали на улице.

Адвокат Лейсан Маннапова

Здесь полицейские нам очень помогли: они с автоматами встали стеной между девушками и родственниками. И даже в туалет провожали их с автоматами. Преследователей это как-то отрезвило.

Но девушки всё равно были в жутком страхе и стрессе. Я им посоветовала отвернуться – чтобы избежать визуального контакта, психологического давления от взглядов в глаза. Достаточно уже того, что они слышали эти крики. На русском – это одно, а вот на родном даргинском – совсем другое…

Налицо была прямая угроза жизни моих подзащитных, поэтому мне было важно фиксировать ситуацию на видео. Но погранслужба снова начала мне угрожать из-за видеосъёмки «на режимном объекте». Я им ответила так: «Вы впустили родственников, хотя обещали этого не делать. Вы понимали, что это опасность для девушек. Что эти люди – агрессоры, что на них прямо сейчас пишутся заявления об угрозе убийством. И вы им разрешаете зайти в “помещение для временно не пропущенных”, хотя они явно ими не являются». После этого от меня всё-таки отстали.

Постепенно ситуация начала склоняться в нашу пользу. К нам тоже приехала небольшая группа поддержки, подъехал председатель комитета парламента Северной Осетии по национальной политике и делам молодёжи Георгий Джиоев. В 21:30 прибыл уполномоченный по правам человека Северной Осетии Тамерлан Цгоев. Он, кстати, упомянул, что ему показали ориентировку о розыске девушек: якобы отец одной из них написал заявление о краже 50 тысяч рублей и обвинил всех четырёх сестёр. Я думаю, что эта бумага появилась прямо в последний момент, вечером. И, конечно, не означает реального розыска.

Цгоев впервые за день организовал еду – её у нас не было до 23 часов. И в конце концов пограничники около полуночи сказали родственникам: «Ну, вы попытались. Теперь выходите». После этого еще около двух часов, почти до полуночи, они оставались на улице.

В полночь к нам приехала моя коллега, адвокат Камилла Дзоциева. И чуть позже пограничники сказали нам: «Всё, собирайтесь, вы едете в Грузию».

Причём один из сотрудников заблокировал меня у самого выхода и сказал: «Напишите, что у вас нет никаких претензий к погранслужбе КПП “Верхний Ларс”». Я ответила: «Не буду ничего писать, пока мы отсюда не уедем. И вообще, что это за просьба?» Он начал давить: «Хотите выехать – пишите».

Здесь меня выручила адвокат Дзоциева, которая успела выписать ордер на защиту девушек. Она пообещала пограничникам, что останется и напишет такую бумагу, когда мы окажемся в Грузии.

Адвокат Лейсан Маннапова

Конечно, мы обе понимали, что отказ от права жаловаться – юридически недействительная бумага. Но пограничникам это почему-то было важно. А мне важно было, чтобы нас отпустили.

Наконец мы вышли. Нашли маршрутку (кстати, с дагестанскими номерами и водителем) и доехали до границы с Грузией. Провожали нас на паспортном контроле вообще все: уполномоченный, депутат, адвокат, погранслужба, полицейские – кроме, конечно, родственников девушек. Я ещё раньше поставила пограничникам условие: мы не выйдем из помещения для «временно не выпущенных», если снаружи будет кто-то из преследователей. Их действительно куда-то убрали. Но напоследок они пригрозили, что сестёр будут ждать и на другой стороне границы.

Поэтому мы очень долго не выходили из здания грузинского КПП и несколько часов ждали надёжной машины. Но там были уже совсем другие условия – люди прочитали новости и ждали нас. Все подходили, поздравляли, спрашивали, чем помочь. Грузинский пограничник нам купил за свой счёт кучу чая в кафе, провёл в свой кабинет, уложил на диван отдохнуть. Мы спокойно дождались машины и уехали. Сейчас моим подзащитным ничего не угрожает.

Анализируя позже эту ситуацию, я пришла к выводу, что сестёр спасло присутствие адвоката – это не позволило пограничникам просто по-тихому передать их родным. И очень правильным решением было придать ситуацию огласке. Пограничники при мне читали Telegram и говорили друг другу: «Смотри, у Собчак написали». Ещё важно было, что у девушек не забрали телефон – и они смогли записать видеообращение, которое разошлось по интернету. В итоге помощь волонтёров и СМИ сделала своё дело. Слишком много людей узнали о ситуации, слишком много было звонков в госорганы. Кто-то высокопоставленный не выдержал и сказал: «Всё, отпускайте».

А ещё я обсуждала с коллегами, как адвокат должен поступить, если пограничники в такой ситуации требуют «прекратить съёмку на режимном объекте». И все согласились, что необходимость защищать доверителя от прямой физической угрозы однозначно важнее запрета на съёмку. Тем более в помещении для «временно не пропущенных», где точно нет никакой гостайны.