Пограничное расстройство Конституции

Сегодня День Конституции – и «Улица» предлагает задуматься о самой идее Основного Закона. Юрист Института права и публичной политики (внесён в реестр «иноагентов») Иван Брикульский напоминает простую формулировку: конституционализм призван ограничить политическую волю, чтобы защитить общество от безответственных решений власти. Вот почему юристы должны крепить стены Конституции – и отказываться от работы, которая предполагает поиск лазеек в Основном Законе ради неправовых целей.

В День юриста мне в руки попала книжка под названием «Поколение ВШЭ: учителя об учителях», выпущенная к 20-летию Вышки. В ней опубликованы воспоминания самых разных преподавателей университета, среди которых – профессор и крупный специалист в области конституционного права Михаил Краснов. В книге он рассказал, как в 1992 году к нему обратились представители компартии с предложением войти в их рабочую группу по проекту Конституции. Михаил Александрович отказался, ссылаясь на свои убеждения. Представитель компартии смутился: «А какая разница? Вы же просто юридическую работу проведёте».

Это достаточно распространённый подход – рассматривать юриста в публичной сфере как простого исполнителя чужой политической воли. Считать его «техническим оформителем», лишённым убеждений, принципов, взглядов и собственного мировоззренческого выбора. Работу такого юриста воспринимают исключительно в формальном ключе: он должен перевести на «юридический язык» любую идею, которая придёт в голову заказчику. Вопрос о качестве такой идеи, конечно, не ставится: мол, юрист-публичник должен оправдать даже такую идею, которая изначально содержит неправовую цель и потенциально приведёт к нарушениям.

Такие юристы действительно есть. И они готовы обосновать с точки зрения Конституции любое политическое решение, даже самое жуткое, негуманное и заведомо неконституционное: от установления государственной идеологии до реставрации смертной казни в обход позиций Конституционного Суда.

Юрист Института права и публичной политики Иван Брикульский

Иными словами, их задача – преодолевать Конституцию в пользу политического решения.

Подобных юристов можно встретить не только в органах власти, но и в научном сообществе. Легко найти десятки монографий, авторы которых соревнуются в том, как обойти ту или иную конституционную норму, подменив её изначальный смысл. Они пытаются как бы оправдать и обосновать любые властные злоупотребления – «скрасить» их красивыми словами или новой терминологией. Говоря словами Салтыкова-Щедрина, их девиз – «Чего изволите?»

Таких специалистов справедливо называют «адвокатами дьявола». И кто-то ими даже восхищается (условным Вышинским, к примеру). Я встречал такую точку зрения: «Да, этот юрист совершал и оправдывал ужасные вещи. Зато как профессионально он это делал, такое не каждый может!» Подобные взгляды, мне кажется, сродни восхищению профессионализмом средневекового палача, методам и орудиям казни, заточенности лезвия топора. Хотя, казалось бы, какая разница, насколько красиво палач рубит головы? Вот так и в нашей профессии: «талант» юриста не играет никакой роли, если его обладатель реализует неправовую и неконституционную цель. И тем более если он делает это сознательно.

Источник такого «равнодушного» подхода к юриспруденции – ложная парадигма о том, что политическая воля первична, а право и законы призваны её исполнять. При таком подходе никто не должен оценивать политическую волю на «конституционность». И никто не может задаваться вопросом, как она отразится на базовых правах человека, полезна ли концентрация власти в рамках одного властного института – и не приведёт ли всё это к тотальному публичному беспределу.

Юрист Института права и публичной политики Иван Брикульский

Говоря «конституционность», я имею в виду не столько формальное соответствие нормам Конституции, сколько цель конституционализма как идеи – установить пределы государственной воли и сдерживать её от злоупотреблений. Наконец, быть главным защитником личности и общества от угрозы «огосударствления».

Здесь важно уточнить, что конституционализм направлен на сдерживание любого властного субъекта, в том числе самого общества. Иными словами, никто не должен обладать абсолютной властью.

Примат политической воли стирает грань между конституционной и неконституционной целью. Политическая воля ничем не сдерживается, никем не контролируется, она – некий «абсолют», который не должен считаться с правом. Перефразируя Гегеля, разумно и действительно лишь то, что соответствует политической воле, которую юрист обязан оформить. И в этом случае право выступает не мерой свободы, говоря словами В. С. Нерсесянца, а инструментом злоупотребления – следовательно, перестаёт быть «правом» как таковым.

Именно примат политической воли над правом – источник любого властного злоупотребления. Даже если мотивы такой политической воли изначально были хорошими и прогрессивными. И неважно, о чём идёт речь – о мелком проекте или о крупном государственном решении. Придерживаться такого взгляда на политическую волю – значит оправдывать потенциальный беспредел, подменять конституционализм сиюминутными политическими интересами; наконец, закладывать для будущего ту самую «бомбу замедленного действия».

Да, политическую волю нельзя исключить полностью – однако можно обуздать. Возможно, для оценки политической воли и производных решений нужны некие «конституционные критерии». На соответствие которым можно будет оценивать и законы, затрагивающие политические права – и любые изменения Основного Закона.

В любом случае попытка задвинуть юриста на второе место, сделать его «техническим исполнителем» и лишить субъектности – это попытка обойти право и создать основу для властного беспредела. Сознательное же участие юриста в таких вещах делает его соучастником этого процесса. При всех своих талантах «адвокаты дьявола» не руководствуются конституционной целью, их деятельность далека от изначальной сущности права, более того, они лишены собственной воли, так как обязаны исполнять чужую. Красивый внешний образ, медийность или статусность – это лишь атрибуты их полной зависимости от политического заказа – и своеобразная «плата» за лояльность. Но это уже совсем другая история.