Мой год на «Улице»

Весь 2021 год Елена Кривень писала о проблемах и победах адвокатов. Она настолько прониклась трудностями чужой профессии, что стала замечать за собой позывы к самоцензуре – пресловутое «как бы чего не вышло хуже». И её мысли на эту тему могут быть интересны адвокатам, которые думают о рисках гласности и публичности.

Я давно работаю журналистом, поэтому общалась с адвокатами и до прихода в «Улицу». Но только как с защитниками по конкретному делу – либо для экспертных комментариев. Адвокаты удобные собеседники: говорят, что называется, «чётко и по делу». Ведь право и работа с ним дисциплинируют мысль. Юрист привыкает излагать события обстоятельно и при этом ясно, аргументировать свои тезисы, подкреплять их ссылками на законы. Такой комментарий – мечта любого журналиста.

Перспектива работы в издании, где приходится общаться почти только с адвокатами, сулила много приятного. Но были и опасения. Самое главное для СМИ – найти повод для материала: эксклюзивную информацию, важную проблему, интересного героя. В обычном СМИ с этим намного проще – можно «копать» темы, интересные тебе и твоему окружению. Но что интересно адвокатам? И главное: есть ли вообще в адвокатской жизни столько событий, чтобы хватило на несколько материалов в день? Оказалось, что есть.

Шеф-редактор «Адвокатской улицы» Елена Кривень

Для меня адвокатура – как замерзший океан. Сверху строгий вид, выверенные фразы, где каждое слово подчинено интересам подзащитного. И, кажется, больше ничего адвоката и не волнует. Но под этим льдом – насыщенная жизнь.

Адвокаты спорят и соревнуются друг с другом, сражаются с судами и следствием – причём не только за подзащитного, но и за свои профессиональные права и свободы. С адвокатами происходят совершенно невероятные истории. Какие-то хочется рассказывать просто потому, что они похожи на триллер. А какие-то – потому что проблема требует реакции властей или палат. Либо будет полезна другим адвокатам в плане опыта и лайфхаков.

Историй, тем, героев обнаружилось столько, что мы просто не успеваем писать о них. И тут возникла другая проблема. Прожив год на «Адвокатской улице», я стала ощущать такую сопричастность с адвокатскими проблемами, будто они лично касаются меня, журналиста. Законодательные запреты, отказы в разработке важных законопроектов, будничность нарушения адвокатских прав – всё это меня очень расстраивало. Мне хотелось, чтобы мои статьи как-то помогали адвокатам в их работе и борьбе за свои права. Да что уж – сообщения с благодарностями от героев статей тоже создавали иллюзию, что я кому-то помогаю.

В этот момент со мной начали происходить неприятные вещи. Желание помочь трансформировалось в боязнь навредить. Я стала задумываться: «А стоит ли писать об этой проблеме? Стоит ли задавать такой вопрос?». Вдруг, предав эту ситуацию огласке, я только помешаю? Следователь обидится и сделает хуже, власти разозлятся и закрутят гайки туже. Я всё чаще размышляла над многочисленными заявлениями адвокатов о том, что проблемы адвокатуры надо решать непублично, «не вынося сор из избы». Я видела в этом определённую логику: власть может сделать всё, что угодно, лишить нас последних прав и гарантий, так что давайте не будем её злить, устраивая скандал – а по-тихому есть шанс договориться в каждом конкретном случае.

Спорить с этой позицией непросто. Особенно когда видишь, что право и договорённости всё чаще перечёркиваются сиюминутными интересами власть имущих. Чиновнику не понравилось, что о нём написал журналист, – получи высосанное из пальца уголовное дело. И журналисту приходится бежать из страны или готовиться к тюрьме. Мешает оппозиция – тогда самого известного оппозиционера травят, а потом дают ему реальный срок. ФСБ не нравится «Мемориал»*, публикующий информацию о жертвах политических репрессий прошлого и настоящего, – организацию ликвидируют в два счёта. Если так можно со всеми, то почему нельзя с адвокатами? Как на них могут надавить, наглядно показывает соседняя Беларусь. И я бы не решилась спорить, что российские власти не пойдут по этому пути.

Трудно не задуматься о последствиях написанных слов, каждый день сталкиваясь с этим. В какой-то момент я поняла, что это парализует меня как журналиста. Что страх навредить превратился в самоцензуру. В этот трудный период я вспомнила простую вещь. Задача журналиста – добывать и публиковать информацию. Не спасать, не помогать – а объективно сообщать о фактах и показывать весь спектр мнений. Если журналист начнёт думать, как отзовётся каждое его слово, он не напишет ничего.

Разумеется, нельзя получать информацию обманом, подставлять источник или спикера. И, конечно же, бывают исключительные ситуации, когда публикация может стоить кому-то жизни. Но когда такие исключения превращаются в правило – это цензура.

В это невозможно поверить. Как в независимом издании, куда никто не может позвонить и потребовать убрать материал, может сама собой вырасти цензура? А очень просто. Сначала спикер всё осторожнее подходит к комментариям, потом при согласовании просит что-то убрать, потом рассказывает тебе, что думает, но не под запись… А потом перестаёт брать трубку. Пространство для высказывания сужается с каждым месяцем. И вот уже и адвокат опасается разгневать не только процессуального оппонента, но и руководство своей корпорации. Ведь там могут обидеться, что «вынес сор из избы», да ещё и в «неправильное» издание. И в результате откажутся его защищать, когда возникнет необходимость.

Шеф-редактор «Адвокатской улицы» Елена Кривень

Кажется невероятным? Неужели адвокаты могут отказать в помощи коллеге из-за комментарию «не тому» изданию? Но вот так и создаётся новая норма. Сначала она возмущает, потом ты её принимаешь и подстраиваешься.

Мне как журналисту проще разрешить дилемму, предавать что-то огласке или нет. Моя профессия – говорить и писать. Бороться с дементором самоцензуры, который не успокоится, пока не сожрёт тебя целиком, мне помогают стандарты профессии. Адвокатам этот выбор сделать куда трудней. Они отвечают за подзащитного. Что, если власть – в лице отдельного следователя или целого законодателя – разозлится и ограничит возможности для работы? Чем меньше прав и независимости у адвоката, тем меньше у доверителя шансов на справедливое разбирательство и качественную защиту.

И, конечно, найдутся те, кто скажет: сам виноват, нечего было высовываться.

С другой стороны, если бы огласка не мешала нарушать права, то зачем так давить на журналистов? Значит, она работает. Заставляет нарушителя отступать. Ему очень хочется внушить, что он всё равно победит. Что отступление тактическое. Что по-настоящему решить вопрос можно лишь договорившись наедине и в тишине. Но если наблюдать за тем, что происходит в самых разных сферах, кажется, что достигнутые в тишине договорённости ведут в тупик. И если уж итог предрешён, если всё равно «будет хуже», то огласка позволяет как можно дольше держать рубежи.

Я журналист, и моё дело – рассказывать. У вас другая работа. Но мне бы хотелось, чтобы адвокаты чаще прибегали к гласности. Конечно, решение за вами. А мы всегда готовы дать слово всем. «Адвокатская улица» – это вы. Ваши проблемы, ваши победы, ваши истории. Вы можете быть уверены, что мы никогда не откажемся публиковать значимую информацию – чего бы это нам ни стоило. И пусть в новом году у нас с вами будет много историй – обязательно с хорошим концом.