«Я могу делать, что посчитаю нужным»

Больше недели сообщество обсуждает поступок популярного у СМИ адвоката Александра Добровинского. Сначала он публично заявил, что из принципа отказался защищать Михаила Ефремова – а затем вызвался pro bono представлять семью погибшего водителя. «Улица» попросила Добровинского ответить на критику, а потом выяснила, грозит ли ему дисциплинарное взыскание, которого требуют многие коллеги. И заодно спросила у адвокатов, допустимо ли отказываться от защиты по принципиальным соображениям.

Н очью 8 июня автомобиль, которым управлял известный актёр Михаил Ефремов, пересёк двойную сплошную на Садовом кольце и врезался в грузовой фургон. Его водитель Сергей Захаров получил тяжелые ранения и утром умер в НИИ Склифосовского. По данным экспертизы, Ефремов был сильно пьян: в его крови обнаружили 2,1 промилле алкоголя, что примерно соответствует выпитой бутылке водки. В отношении актёра было возбуждено уголовное дело по ч. 4 ст. 264 УК (нарушение ПДД, повлёкшее по неосторожности смерть человека, совершённое в состоянии алкогольного опьянения).

Девятые сутки пылают страницы

По вине пьяных водителей в России происходит значительная часть аварий. Согласно данным ГИБДД, в 2019 году алкоголь стал причиной 4,4 тысячи смертей в ДТП (всего за год на дорогах погибло 16,9 тысячи человек). Смерть Сергея Захарова могла бы стать ещё одной цифрой в сухой ведомственной статистике, но участие в ДТП известного актёра сделало трагедию главной темой недели и в СМИ, и в соцсетях.

Адвокатское сообщество тоже заинтересовалось аварией, но уже «по своей теме». 9 июня Telegram-канал Mash заявил, будто целых 50 адвокатов отказались защищать актёра. Впрочем, СМИ удалось получить подтверждение таких переговоров лишь у трёх человек. Среди них был «звёздный» адвокат Александр Добровинский, защищавший известных бизнесменов и артистов. Он подтвердил «Комсомольской правде», что ответил представителям Ефремова отказом, поскольку «боится» выиграть его дело. Кроме того, адвокат написал в Facebook*, что «посоветовал бы» актёру «публично покаясь, принять самое суровое наказание». Там же он добавил, что считает недостаточным максимальное наказание в 12 лет, предусмотренное УК для таких дел.

Адвокат Александр Добровинский

Есть несколько видов дел, к которым я никогда не хотел иметь никакого отношения, а даже не то что браться: педофилия, наркотики, терроризм. Впрочем, дела, связанные с убийствами, меня тоже не очень интересовали. Но сегодня прибавился ещё один вид дел: ДТП, повлёкшее за собой смерть одного или более людей, в состоянии алкогольного опьянения.

Уже это заявление Добровинского вызвало вопросы коллег. А на следующий день он подлил масла в огонь, сообщив, что будет pro bono представлять интересы семьи погибшего Сергея Захарова.

Адвокаты, которые обсуждают в соцсетях решение Александра Добровинского, указывают на несколько возможных этических нарушений. Одни считают, что он разгласил СМИ адвокатскую тайну – ведь, согласно КПЭА, к ней относится и сам факт обращения к защитнику. Другие указывают на возможный конфликт интересов: адвокат вступил в защиту, хотя ранее к нему обратились представители другой стороны – и, возможно, рассказали важные подробности о деле. Кроме того, некоторые коллеги возмущены безапелляционными суждениями о человеке, представители которого попросили у Добровинского юридической помощи.

«Скромный московский адвокат»

«Адвокатская улица» попросила Александра Добровинского прокомментировать эти претензии. Он уверяет, что имел полное право разглашать факт обращения. «Неужели кто-то из тех, кто меня критикует, мог на секунду представить, что я, простой скромный московский адвокат, скажу что-то публично, не будучи уверенным в том, что ничего не нарушаю?», – удивляется Добровинский. Адвокат говорит, что у него «на руках» есть письменное разрешение человека, который к нему обратился – и оно дозволяет придать огласке факт обращения: «Коллеги, которые обсуждают меня сегодня, просто не знают, что у меня есть разрешение. Поэтому такая критика – это немного бездарно». Добровинский сказал «Улице», что не может назвать имя того, кто попросил его защищать Михаила Ефремова: «Могу сказать, что веры ему было мало».

Адвокат Эльман Пашаев – вместе с коллегой Елизаветой Шаргородской он представляет интересы Михаила Ефремова – сообщил «Улице», что его доверитель не искал помощи ни Добровинского, ни других защитников. По его словам, информация о пятидесяти адвокатах, которые якобы отказались защищать Ефремова, «не соответствует действительности». «Это грязный пиар, хуже некуда! Ни Ефремов, ни его друзья, ни семья не обращались к Добровинскому. По простой причине: он не знает, что такое ДТП, никогда не работал в таких делах», – заявил Пашаев, сравнив работу защитника и кардиохирурга: «Мы как врачи – кто обратится за операцией на сердце к тому, кто никогда их не делал!».

«Наверняка защитники Ефремова говорят правду, и никто из близких актёра не обращался ко мне. Но мало ли кто мог?», – отметил Добровинский. По его словам, собеседник «выдал некие гарантии», что жаловаться на действия адвоката не станет «ни при каких обстоятельствах».

Адвокат Александр Добровинский

Поставьте себя на моё место: ко мне обращается некий человек, возможно проходимец, аферист, просит меня кого-то защищать, но я ему не верю. Должен ли я ему отказать? Конечно, должен. Но я попрошу его написать бумажку, что претензий нет, и я могу делать, что посчитаю нужным.

Сомнительность переговорщика была лишь одной из причин отказа, говорит Добровинский, «но это не меняет сути». «Если бы ко мне обратился Михаил лично, я бы тоже не взялся», – заверяет он. Адвокат признаёт, что ранее защищал тех, кто обвинялся в совершении аналогичного преступления, но утверждает, что впредь за такие дела браться не будет. Перемену мнения Добровинский объясняет просто: «Решил положить этому конец, я свободный человек в свободной стране».

В разговоре он повторил, что принципиально не берётся за «дела о педофилии, наркотиках и терроризме», и «Улица» спросила о причинах, побудивших составить такой список. «Представьте, что ко мне в руки попадает дело о педофилии – в этой ситуации я обязан сделать всё, чтобы человеку, который ко мне обратился, было хорошо. И я делаю – а потом по улице гуляет настоящий законченный педофил, которого вытащил Добровинский. Я так не хочу. Имею право», – объясняет адвокат. Он говорит, что от «дела Ефремова» отказался по той же причине: «Я понимаю, как выиграть, как сделать так, чтобы Михаил избежал наказания. И был бы обязан этого добиться, прими я защиту. Но не хочу, чтобы это произошло».

С обвинениями в конфликте интересов Добровинский тоже не согласен. Он заявил «Улице», что в ходе переговоров о защите Михаила Ефремова не узнал никакой новой информации, кроме уже упомянутой в СМИ. «Не слышал позицию Ефремова, никаких дополнительных фактов не получал. Мне был задан ровно один вопрос, я ответил на него, – сказал адвокат. – Поэтому и конфликта интересов в том, что потом я вступил в дело на стороне потерпевших, не усматриваю». 

«Самому Ефремову, скорее всего, это безынтересно»

Нарушения, которые некоторые адвокаты усмотрели в действиях Александра Добровинского, могут караться в порядке дисциплинарной процедуры. Согласно 20-й статье КПЭА, поводом для возбуждения дисциплинарного производства могут быть представление минюста, обращение суда или судьи, а также жалоба доверителя, его представителя или другого адвоката. Формально это может быть вообще любой адвокат. Но собеседник «Улицы», близкий к руководству АП Москвы, пояснил на условиях анонимности: практика палаты такова, что обратиться с жалобой может только «пострадавший» защитник, чьи права были непосредственно затронуты или нарушены.

«Улица» всё же попросила экспертов оценить перспективы возбуждения производства в данном случае. «Нарушение адвокатской тайны – дело очень серьёзное, но в данном случае само нарушение очень условное, – говорит председатель комиссии по защите профессиональных прав адвокатов АП Ленинградской области Евгений Тонков. – Допускаю, что разрешение от того, кто к нему обратился, у Добровинского действительно есть». Вместе с тем он указывает на некоторую неоднозначность ситуации. С одной стороны, в статье 6.1 КПЭА сказано, что в вопросах сохранения адвокатской тайны «под доверителем понимается любое лицо, доверившее адвокату сведения личного характера в целях оказания юридической помощи». «Но поскольку соглашение не заключено и посредник обращался в интересах Ефремова, то, по логике, разрешение на разглашение должно быть дано самим актёром, – говорит Тонков. – Это тонкий момент: тот, кто обращается к адвокату, по сути статист, номинал. Действует он в интересах третьего лица, поэтому в случае разглашения пострадает именно оно. Впрочем, самому Ефремову, скорее всего, это безынтересно».

Ещё в соцсетях звучали мнения, что Добровинский должен быть наказан, поскольку его высказывания о виновности Ефремова не соотносятся с профессией защитника и тем самым умаляют авторитет адвокатуры в глазах общества. Действительно, Всероссийский съезд адвокатов в 2017 году дополнил КПЭА поправками об «авторитете адвокатуры» – и посягательство на него считается поводом для дисциплинарного производства. Как пояснил источник «АУ» в АП Москвы, формально пожаловаться может любой защитник, который заметил такое посягательство. Однако политика московской палаты в части этого нарушения такова, что дисциплинарное производство должно возбуждаться по представлению вице-президента палаты, «который в этом случае олицетворяет интересы адвокатуры по должности». Исходя из этой логики, радеющий за профессию адвокат должен обратиться к вице-президенту, а уже тот вынесет представление или откажет. «С позиции дисциплинарной практики могу сказать, что палата вмешиваться, скорее всего, не станет, – комментирует Тонков. – В Москве не очень принято выносить представление вице-президента. Да и зачем в этом случае?».

Как сообщил «Улице» Эльман Пашаев, ни защитники Ефремова, ни сам актёр не собираются жаловаться в палату на Александра Добровинского: «Я состава никакого не вижу, чтобы можно было привлечь его к ответственности – обращения же не было по факту». «АУ» направила запрос в АП Москвы, но на момент публикации материала ещё не получила ответа.

«Тёща – это святое»

Остаётся вопрос, насколько этично для адвоката отказываться от защиты «из принципа». КПЭА прямо указывает лишь несколько ситуаций, в которых адвокат может, – а точнее, должен – отказаться от принятия поручения. Это, например, занятость, конфликт интересов либо нарушение установленного советом порядка работы по назначению. Адвокат также не вправе оказывать доверителю юридическую помощь, «руководствуясь соображениями собственной выгоды, безнравственными интересами или находясь под воздействием давления извне».

Опрошенные «Улицей» адвокаты разошлись во мнениях, допустимо ли формировать «стоп-лист» составов. «Адвокат не обязан заключать соглашение с любым, кто к нему обратился. Мы часто отказываем хотя бы по причине загруженности», – поясняет Евгений Тонков. – Кроме того, со временем появляется специализация – и защитник тяготеет к определённому типу дел». Он говорит, что сам «избегает защиты по наркотикам и по насильственным сексуальным историям». «Просто не нравятся наркоторговцы. Я не говорю сейчас о потребителях или тех, кому подкинули, – уточняет адвокат. – Но если речь о торговле, мне, например, просто никак. Я вежливо перенаправляю к коллегам, которые специализируются на этом, и вполне успешно». Тонков поясняет, что важна и «психологическая совместимость» с доверителем. «Сложные дела ведутся годами, и если нельзя найти с подзащитным общий язык, может просто не получиться работать качественно», – говорит адвокат. 

«Конечно, нельзя принуждать адвоката защищать любого, кто к нему придёт – это было бы нехорошо, – говорит адвокат Юрий Костанов. – Но есть случаи, когда защитник не вправе отказать. Например, когда никто другой помочь не может. И тогда принять защиту – профессиональный долг, даже не обязанность». В качестве примера Костанов рассказал историю из своей «прокурорской практики»: в отдалённом посёлке Магаданской области, где просто не было адвокатов, мужчина застрелил тёщу. «Откомандировать защитника от коллегии не удалось: стояли такие погоды, что ни вертолётом, ни на собаках не добраться, – вспоминает Костанов. – Но давайте представим, что там, поблизости, оказался какой-нибудь адвокат. Его бы попросили принять защиту – а он вдруг отказывается. Дескать, не люблю тех, кто убивает тёщ, тёща – это святое. Разве может настоящий адвокат себе позволить такую разборчивость? Допустить, чтобы из-за его личных принципов человек оказался без защиты?».

Адвокат Юрий Костанов

Адвокаты тоже люди. У нас может быть личное отношение к преступнику, к преступлению. Вполне возможно отказаться от принятия защиты, если мы понимаем, что наша личная предвзятость помешает работе, навредит человеку. Но это должно быть в его интересах, а не ради фанфаронства, демонстрации собственной «принципиальности». И даже тогда «моральность» такого поступка не очевидна и зависит от ситуации.

Адвокат Константин Скловский попросил подчеркнуть: поскольку обсуждать дела коллег и их самих в адвокатуре не принято, его «общее» мнение может быть приведено только с указанием, что оно не содержит ссылок на личности. Он не даёт оценок конкретным людям и событиям, так как «не знает всех деталей». «Личная предвзятость, отказ принять поручение из-за того, что преступление “тяжёлое” или вызывает неприязнь – как правило, это указывает на незрелость адвоката, – говорит Скловский. – Впрочем, есть ситуации, когда адвокат понимает, что его отношение, например, идейный конфликт с доверителем, может помешать защите. Но решение должно быть принято только в интересах доверителя, а никак не самого адвоката».

Член президиума МОКА Лев Лялин полагает, что любой адвокат – и Александр Добровинский в указанной ситуации – имеет полное право «отказаться от соглашения по личным мотивам». «Известны дела, например, где потерпевшими были адвокаты или семьи погибших адвокатов. Тогда обвиняемым было сложно найти себе защитников не только по соглашению, но и по назначению: все категорически отказывались», – приводит пример Лялин. Он поясняет, что в случае «господина Ефремова» речь может идти и о внешнем давлении. «Защищать Ефремова сейчас – это идти против общественного мнения, против толпы, которая отыгрываться может и на адвокате. Для этого нужна смелость», – говорит адвокат.

Вместе с тем он называет «недопустимой позицией» отказ от защиты из соображений возможного оправдания виновного доверителя. «Адвокат старой школы никогда не скажет: “Я оправдал преступника”. Он скажет, что человек подозревался, но его вина не доказана, – подчёркивает собеседник “Улицы”. – Нормальный адвокат не должен устанавливать объективную истину, не должен судить». С ним солидарен и Юрий Костанов: «Но в любом случае адвокат не вправе заявлять, что причиной отказа от принятия защиты стала его, адвоката, убеждённость в виновности обратившегося: мы должны действовать исходя из презумпции невиновности».

Лялин добавляет, что защитники не должны забывать: функция адвокатуры заключается в том числе и в процессуальном контроле: «Мы должны следить за соблюдением порядка, выявлять ошибки следствия, добиваться того, чтобы обвинение рухнуло всеми возможными законными способами, если этой цели соответствует позиция клиента и нет самооговора».

Адвокат Лев Лялин

Адвокаты обожают дела, в которых они уверены в невиновности клиента – это легко и приятно. Но что же теперь, всем остальным отказать в защите? Если мы пойдём таким путём, то скатимся к инквизиции и принципу Вышинского.