Одно дело – два частных определения

Рассмотрев жалобу московского адвоката Андрея Эдигера, Второй кассационный суд общей юрисдикции решил не только отменить приговор его подзащитному, но и направить «частники» в Таганский суд Москвы и в МГС. По мнению кассации, районный суд грубо нарушил требования УПК, «предъявляемые к содержанию и процедуре составления приговора», а апелляция, выявив нарушения, предпочла закрыть на них глаза. «Улица» поговорила с адвокатом, который почти два года боролся за отмену приговора, – и узнала, как ему удалось убедить кассацию отреагировать на дефекты столичного правосудия.

В конце 2018 года к московскому адвокату Андрею Эдигеру обратился осуждённый N с просьбой взяться за его дело на этапе кассации. В судах первой и второй инстанций N защищали другие адвокаты. Дело относилось к весьма неоднозначной категории – Таганский районный суд признал мужчину виновным в сексуальном насилии над малолетней сестрой его жены (п. б, ч. 4, ст. 132 УК) и приговорил к 12 с половиной годам в колонии. Приговор устоял в апелляции.

«В принципе, я специализируюсь не на таких делах. Но когда я изучил [дело], то согласился. Потому что даже такая ужасная вина должна быть хоть как-то, хоть чем-то доказана, – вспоминает в беседе с “АУ” Эдигер. – На мой взгляд, доказательств прямых нет. Обращение [в правоохранительные органы] возникло на фоне конфликта, связанного с тем, что мой доверитель разводился с женой». Он подчеркивает, что «тема [обвинения] возникла только спустя 2,5 года после тех событий, о которых рассказывает не достигшая на тот момент 14 лет потерпевшая». «Сторона потерпевших заявила иск на 22 млн – то есть ровно на столько, сколько стоит квартира, принадлежащая моему доверителю, – добавил Эдигер. – На мой взгляд, всё этим и было продиктовано».

«Зашёл на сайт, выбрал судью»

Поскольку приговор по делу N был вынесен ещё в 2018 году, то жалоба на него рассматривалась в порядке выборочной кассации. Адвокату предстояло убедить судей, что претензии к решениям нижестоящих инстанций достаточно серьёзны, чтобы заслушать их в судебном заседании.

В жалобе (имеется в распоряжении «АУ») Эдигер указал на множество процессуальных нарушений, допущенных как на уровне следствия, так и в судах – и в районном, и в городском. Например, по окончании расследования были предъявлены не все материалы – в некоторых томах отдельные листы были скрыты от защиты. Кроме того, говорится в жалобе, судья районного суда нарушила тайну совещательной комнаты: она участвовала в других процессах в то время, когда должна была составлять приговор.

«Я этот довод использовал неожиданно, – вспоминает Эдигер. – Мы, адвокаты, обычно не думаем о тайне совещательной комнаты. Как-то это пришло ко мне в голову: я зашёл на сайт, выбрал судью, которая была председательствующей в первой инстанции, и обнаружил, что у нее в графике стоит за тот период несколько дел». Адвокат сделал копию этой информации и добавил её к жалобе. «Ничего не утверждал – включил с формулировкой, что, на мой взгляд, здесь возможны нарушения», – сказал он.

Ещё одна претензия адвоката касалась решения апелляционного суда вернуть дело в районный суд для проведения служебной проверки – «в связи с наличием в оригинале приговора двух листов под номером 2 с разными текстами». Позже дело вернули в апелляционную инстанцию, но «результаты служебной проверки районного суда о существенном нарушении закона при постановлении приговора не рассматривались, со сторонами не обсуждались, мотивированного юридического суждения по этому поводу не выносилось».

Кроме того, Эдигер указал, что в апелляции защита высказала позицию, отличную от позиции подзащитного. Осуждённый просил оправдать его, а один из адвокатов – отправить дело на новое рассмотрение. Суд не обратил внимания на это противоречие и оставил приговор без изменения.

Удивительно, но именно «адвокатский» довод стал решающим, говорит Эдигер. В начале января кассация отменила решение второй инстанции и вернула дело в Мосгорсуд. «Фактически кассационная инстанция отменила решение на основании одного довода – адвокат в нескольких словах на апелляционной инстанции не поддержал мнение своего доверителя. А ведь этот довод, может быть, из пальца высосан, – говорит защитник. – Но за него ухватились, поскольку все остальные доводы… фактически влекли бы как минимум отмену приговора и возвращение дела в первую инстанцию».

Защитник подчёркивает, что у него нет претензий к коллеге. «Я думаю, что он всё-таки достаточно квалифицированный и это была просто оговорка, – говорит Эдигер. – Более того, адвокат и не встречался с моим доверителем – он был приглашён на последних стадиях истечения срока до рассмотрения апелляции. Я бы не стал сильно винить моего коллегу – так получилось». Связаться с этим защитником «Улице» не удалось.

«Они просто не хотят рассматривать наши доводы»

«Кассация вернула дело в Мосгорсуд, и тут началось страшное», – вспоминает адвокат. Апелляция посчитала, что перед рассмотрением дела нужно проверить кассационные доводы защиты о нарушении тайны совещательной комнаты, которые якобы допустил суд первой инстанции. Эту информацию Мосгорсуд решил выяснить в рамках ещё одной служебной проверки. В апелляционном определении, вынесенном в судебном заседании 12 февраля 2020 года (имеется в распоряжении «АУ»), указаны номера дел, которые судья предположительно могла рассматривать в этот период. «Улица» проверила их: действительно, согласно сайту Таганского суда, за два часа до объявления приговора N та же судья продлила меру пресечения обвиняемому в краже.

Адвокат Андрей Эдигер

Я думаю, это историческое дело, которое два раза направлялось для служебной проверки – то есть вне процессуальных действий – в тот же суд, который допустил нарушения.

Повторное апелляционное рассмотрение дела в Мосгорсуде состоялось только в апреле 2020 года. Несмотря на непонятную ситуацию со второй служебной проверкой, адвокат и его подзащитный были всё ещё воодушевлены позитивным решением КСОЮ – и рассчитывали, что дело будет возвращено в первую инстанцию. Защитник даже не стал возражать против проведения заседания в разгар «коронавирусных» ограничительных мер. Однако апелляция не оправдала надежд. По словам Эдигера, у него возникли трудности даже с тем, чтобы подать собственную жалобу на приговор.

«Я, естественно, после решения [о возврате дела в районный суд для служебной проверки] направляю заявление о восстановлении срока апелляционного обжалования. Объясняю, что не участвовал [в первой инстанции] и поэтому только сейчас направляю жалобу, – вспоминает адвокат. – Одновременно я иду в СИЗО, перепечатываю эту жалобу со своими доводами и подписываю её как жалобу от моего доверителя. Который имеет право за пять дней до апелляционного рассмотрения направлять дополнительную апелляционную жалобу».

Но Мосгорсуд рассмотрел только прежние жалобы, поданные первой командой защитников. «Было впечатление, что они просто не хотят рассматривать наши доводы», – говорит Эдигер. По его словам, председательствующий в апелляции вёл процесс с нарушениями и «менторским тоном». «На мой вопрос, какие жалобы вообще рассматриваются судом, с иронией было сказано “все”, – возмущается защитник. – “Какие конкретно, ваша честь?” – “Все, садитесь”. При этом ни одна из наших [новых] жалоб так и не была рассмотрена». Действительно, в тексте второго апелляционного определения (есть в распоряжении «АУ») вообще не упомянута жалоба Эдигера – только от предыдущих адвокатов.

В итоге апелляция и во второй раз оставила приговор в силе; единственное, что срок заключения под стражу, избранный кассацией, был зачтён в счёт назначенных 12,5 лет.

«Данных, свидетельствующих о допущении судом действий, которые бы поставили под сомнение объективность и самостоятельность суда, справедливость и безупречность вынесенного в отношении N приговора не имеется», – говорится в постановлении апелляционной инстанции.

Только через два месяца Эдигер смог ознакомиться с результатами служебной проверки Таганского районного суда о нарушении тайны совещательной комнаты. «Результаты проверки были представлены на одном листе без приложений, без копий протоколов судебных заседаний, – говорит адвокат. – А ведь в решении апелляции было указано: провести служебную проверку и направить в апелляционную инстанцию копии протоколов». По его словам, председатель суда не установил нарушений в действиях судьи, пояснив, что «все заседания не касались процессуальной деятельности, все были отложены или сняты с рассмотрения».

«Это оценка профессионализма»

Новую жалобу на решение апелляционного суда Второй кассационный суд рассматривал уже в сплошной, а не выборочной процедуре. Доводы защиты за год не сильно изменились: в жалобе по-прежнему говорилось про нарушение тайны совещательной комнаты, непредъявление части материалов и отсутствие оснований для возбуждения уголовного дела. Также адвокат указал, что многие доводы защиты не были проанализированы в решении апелляционной инстанции.

«Остаётся неясным, в том числе по содержанию апелляционного определения от 8 апреля 2020 года, какие жалобы и какие доводы рассмотрены судом апелляционной инстанции», – говорится в тексте (есть в распоряжении «АУ»).

На этот раз доводы показались кассационному суду более убедительными. 24 сентября 2КСОЮ вынес решение об отмене всех судебных решений по делу и постановил вернуть его в Таганский суд для рассмотрения по существу. Мера пресечения N была изменена на домашний арест. «Основанием для отмены судебных актов послужили грубые нарушения требований уголовно-процессуального закона, предъявляемых к содержанию и процедуре составления приговора, влекущие процессуальную ничтожность как самого приговора, так и апелляционного решения по уголовному делу», – говорится на сайте суда.

При этом 2КСОЮ не только отменил приговор и апелляционное определение, но и вынес частное определение в адрес судьи Таганского районного суда Москвы и трёх судей судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда. Они «выявили вышеуказанные нарушения в процессе апелляционного производства по делу, но не приняли мер к их устранению», утверждает пресс-служба 2КСОЮ.

Эдигер пока не получил копии кассационного и частных определений. Поэтому он не знает, какие именно из упомянутых в жалобе нарушений Второй кассационный суд посчитал серьёзными. «В первой кассации я просил [вынести частное определение], во второй раз уже не просил. Но [на заседании] я критически выступал по поводу действий апелляционной инстанции, с высказыванием эмоций, – говорит он. – Я рассказывал, что там происходило, и как я был лишён возможности защищать доверителя. Суд меня не прерывал, трое судей слушали очень внимательно, некоторые удивлялись».

Он отмечает, что «частники», по его мнению, полезны для искоренения тех проблем, с которыми стороны сталкиваются в процессе. «Я считаю, что это попытка суда вышестоящей инстанции обратить внимание на существенные нарушения, которые допускают эти суды. Чем больше будет частных определений и предложений для устранения условий, нарушающих закон, тем лучше. Это поможет кардинально исправить практику судов нижестоящих. А это, собственно говоря, и есть цель», – заключает он.

«АУ» попыталась получить комментарий ещё у одного из членов первой команды защитников по этому делу. Однако он сказал, что пока не готов прокомментировать процесс и принятые кассационным судом решения без консультаций с доверителем.