«Нижайший стандарт доказывания»

В начале недели Приволжский окружной военный суд вынес обвинительный приговор по громкому делу так называемой «Сети». Семь молодых людей, обвинённых в организации террористического сообщества или участии в нём, получили сроки от 6 до 18 лет лишения свободы. Столь суровый приговор возмутил общественность – но, к сожалению, совсем не удивил адвокатов. «Улица» выслушала защитников каждого осуждённого по делу «Сети». Они сошлись в оценке решения суда – и подробно объяснили, почему его следует считать незаконным.

«Российское следствие развращено»

Адвокат Оксана Маркеева
Защищала Дмитрия Пчелинцева, который приговорён к 18 годам лишения свободы

То решение, что мы услышали от Приволжского окружного военного суда, – незаконно, необоснованно, возмутительно, беспрецедентно. Не имея объективных доказательств виновности ребят, не расследовав пытки, которые применялись к нашим подзащитным, суд всё же вынес обвинительный приговор. При такой доказательной базе, безусловно, нужно было оправдывать. Но они пойти на это не могли – потому что дело, во-первых, резонансное, а во-вторых, политически мотивированное.

Этим приговором государство ясно говорит: «Не надо объединяться в группы, не надо заниматься самодеятельным активизмом. Хотите творить добро – не проблема, приходите в наши кружки под эгидой “Единой России”, и пожалуйста, участвуйте. А всё остальное – от лукавого». Не согласен – получишь новое дело «Сети». Самым внятным образом до общества доносят мысль: «Делайте как сказано или от шести до 18».

Адвокат Оксана Маркеева

Шанс на оправдание в уголовном процессе и так ничтожный. А в подобных обстоятельствах, когда приговор не столько судебный акт, сколько послание, и вовсе нулевой.

В нашем деле мы просто очередной раз констатируем нижайшие стандарты доказывания в российском правосудии. Суд фактически занял позицию стороны обвинения – принимал предоставленные ими доказательства, не анализируя и не проверяя. И при этом критически относился к аргументам защиты.

Наши ходатайства об исключении недопустимых доказательств должны были быть рассмотрены ещё на этапе заявления. Суд в распространённой манере их проигнорировал: указал, что они будут рассмотрены непосредственно в момент вынесения итогового решения. Что позволило обвинению апеллировать к крайне сомнительным доказательствам для обоснования своей позиции.

Вот два красноречивых примера. На протяжении всего предварительного следствия, во всех материалах, протоколах, фигурирует некий «Свод “Сети”». Этого документа в принципе не существует: силовики придумали такое название и объединили под ним некоторое количество файлов, которые якобы были составлены нашими подзащитными. Это не было доказано – более того, специалист, который был допрошен в судебном следствии, пришел к обратному выводу. Он подтвердил, что документы с электронных носителей наших подзащитных (в частности, Ильи Шакурского и Армана Сыгынбаева) были привнесены либо изменялись уже после того, как ребята были арестованы. Доходило до абсурда: в метаданных некоторых файлов создателем был указан некто Shepelev – что очень напоминает фамилию оперативника УФСБ по Пензенской области Вячеслава Шепелева. Именно его обвиняли в применении пыток, и он же осуществлял как оперативное сопровождение и доследственную проверку по данному делу, так и оперативное сопровождение в рамках уже возбуждённого уголовного дела. Мы ходатайствовали о проведении полноценной компьютерно-технической экспертизы – суд нам отказал.

Адвокат Оксана Маркеева

В материалах дела есть целый том расшифровки негласных аудиозаписей, которые обвинение представило как доказательство своей правоты. Мы привлекли специалистов, они проанализировали файлы и пришли к выводу, что это монтаж. Записи нарезали на кусочки, часть выкинули, а часть переклеили, чтобы было похоже на диалог.

Нарушения начинались уже на стадии предварительного следствия. Я уверена, что если бы прокуратура не подписывала подобное обвинительное заключение, а суды не принимали к рассмотрению дела с подобным качеством доказательств, то их бы и не клепали. По сути, российское следствие развращено и критически низкими стандартами доказывания, и собственной корпоративной культурой. Ведь сотрудники силовых ведомств, которые расследовали это дело, видят себя правыми: «Ну и что, что мы их пытали – террористов же поймали». И даже подсознательно понимая, что ни о каких реальных террористах речи не идёт, они пытаются себя оправдать, а суд идёт у них на поводу.

Было бы лучше, если бы все тяжкие и резонансные дела суд рассматривал с участием коллегии присяжных. Это поставило бы гособвинение в жёсткие рамки, заставило бы их выполнять свою работу, а не надеяться на заведомо очевидный обвинительный уклон и фактическое неравноправие сторон.

Этот приговор стал возможным не из-за недочётов УПК. Даже с таким кодексом, как сейчас, подобное решение было бы невозможным, если бы выполнялись все его требования. Но они не выполняются.

«Согласованность между судом и обвинением»

Адвокат Сергей Моргунов
Защищал Илью Шакурского, приговорённого к 16 годам лишения свободы

Могу сказать, что приговор однозначно незаконный. Не потому что обвинительный, а потому что основан на недопустимых материалах, на махинациях следствия. Которое из всего объёма доказательств предавало огласке только те, что подтверждали его позицию.

Сейчас, пока не оглашена мотивировочная часть решения, я не могу сказать, как именно суд обошёл доводы защиты, что применил, на чём основывался. Эти вопросы имеет смысл обратить к самим судьям. Но вполне очевидно, что при выборе меры наказания позиция суда на сто процентов сошлась с позицией государственного обвинителя. Такого обычно не случается. Поэтому я предполагаю согласованность между судом и обвинением – по моему личному мнению, они пришли к консенсусу, что наказание должно быть именно таким.

В процессе, впрочем, эта согласованность не демонстрировалась. Суд вёл себя очень корректно, не давал повода, чтобы заподозрить его в отношении, так скажем, более предвзятом, чем это обычно бывает. Все ходатайства защиты, разумеется, однозначно отметались – но такая опция у судей есть и по закону, так что процессуальных нарушений не было. А вот к следствию сотни вопросов. Адвокаты называли их многократно, но я пройдусь по самым вопиющим.

Адвокат Сергей Моргунов

По жалобам о пытках проводились проверки, в результате которых приняты решения об отказе в возбуждении дела. Но ход этих «расследований» завораживал. Материалы формировались только с пояснений сотрудников ФСБ. Военный следователь СК поручил проверку следственному изолятору, в стенах которого и пытали. То есть это учреждение должно было проверить само себя. Неудивительно, что никаких нарушений не выявили!

Отдельная тема – протоколы, в которых фиксировалось явно не то, что происходило. На видеозаписи допроса люди говорят одно, на бумагу ложится принципиально иное: другие выражения, другой смысл. И бесконечная штамповка в протоколах допроса свидетелей: их показания буквально напичканы формулировками из постановлений пленума Верховного суда о практике по делам о терроризме и преступном сообществе. На суде те же свидетели такими отточенными фразами не блеснули. Признательные показания были составлены по аналогичному принципу – написаны языком, на котором обычные люди не говорят. Безобразная работа с вещдоками. Из тех, что были представлены стороной обвинения, многие физически невозможно было исследовать в суде. Носители информации либо были уничтожены, либо не работали, либо в них после изъятия вносились изменения.

Взять ноутбук Шакурского: по бумагам его изъяли, упаковали, опечатали, затем вскрыли в определённый момент. А на самом деле его использовали в промежутке между тем, как опечатали и официально распаковали. Это подтверждали даже ведомственные специалисты на допросах – соглашались с тем, что одни файлы изменены, другие вообще созданы между изъятием и осмотром. Понятно, как это случилось, но такого быть не должно.

Можно и о качестве экспертиз поговорить, добрая половина которых проведена с грубейшими нарушениями. И об удивительной формулировке про «насильственное изменение конституционного строя», которое якобы и было целью организации. Но эта идея существует только в обвинительном заключении, и ни одного вразумительного доказательства тому нет. Даже единственный свидетель Зорин, который якобы об этом заявлял, не подтвердил эти слова в суде.

Особняком стоят внепроцессуальные вопросы, попытки обвинения повлиять на общественное мнение. Федеральный канал показывал видео якобы «тренировок» «Сети»: там в канализационной трубе взрывается петарда, а подаётся, будто ребята из гранатомёта учились стрелять.

Обоснованные претензии, которые защита предъявляла следствию в этом деле, многочисленные нарушения и итоговый несправедливый приговор – всё это проявления общей проблемы, системной болезни. Дело не в том, что у нас плохие законы, наоборот – УПК хороший, прописаны все нормы, ограничения. Просто он должен применяться. Однозначно. В любом случае.

Адвокат Сергей Моргунов

У нас ведь прописано равноправие сторон, просто на практике некоторые равнее. И равноправие для гособвинителя и для защиты – это разное равноправие.

Реальность такова, что в сознании судей существует установка: адвокат всегда врёт, а прокурор всегда говорит правду. И чтобы это изменить, нужно в обществе и в государстве изменить отношение – не к праву, а к правам. Которые сейчас попираются повсеместно.

«Почему к правоохранителям настолько лояльны?»

Адвокат Станислав Фоменко
Защищал Андрея Чернова, приговорённого к 14 годам лишения свободы

Приговор незаконный, и мы, разумеется, будем его обжаловать. С этой точки зрения сейчас важнее всего увидеть, что написано в мотивировочной части решения – чтобы понять, с чем нам работать дальше.

Лично я хотел бы узнать, положил ли суд в основу те доказательства, которые мы просили признать недопустимыми. Дело в том, что поначалу в таких ходатайствах суд отказывал, а потом тактику изменил, и мы получали однотипные ответы, что «вопрос будет решён при вынесении приговора». Любопытно будет теперь узнать, как именно.

В целом, не могу сказать, что судьи всегда с вниманием подходили к доводам и просьбам защиты. Особенно явно их отношение проявилось, когда подсудимые заявили о пытках. Несмотря на требования адвокатов, судебно-медицинская экспертиза не проводилась – ни в рамках суда, ни в ходе проверки жалобы, которую Дмитрий Пчелинцев направил в Следственный комитет. Это не единственный пример, но, безусловно, самый вопиющий.

На стадии судебного следствия мы столкнулись с парадоксальными явлениями. Очень противоречивыми были отношения государственного обвинителя с УПК. Казалось бы, всего-то и нужно, что соблюдать закон: проводить следственные действия по определённому порядку, документы оформлять как требуется. Но нарушений такого рода было очень много, и защита, конечно, ходатайствовала о признании недопустимым доказательств, собранных или оформленных с нарушением УПК. К примеру, указывали, что отсутствует подпись лица, участвующего в деле; или что следствие манкировало обязательным разъяснением прав. А когда спрашивали мнение прокурора, тот заявлял, дословно: «Всё в соответствии с требованиями УПК».

Адвокат Станислав Фоменко

Указываешь на норму, на факт нарушения, а гособвинитель отвечает, что всё как положено. Какая-то докучная сказка про белого бычка. Но кодекс не художественная литература, его нельзя толковать как бог на душу положит.

Другой важный вопрос встал, когда изучали материалы очной ставки Дмитрия Пчелинцева и Максима Иванкина. Выяснилось, что составленный протокол кардинально расходится с видеозаписью. Люди говорили не то и не так, а записано было как следователю нужно. Но тут хотя бы был исходник, есть с чем сравнить – а что же тогда происходит с показаниями свидетелей? Ведь показания, которые они дают наедине со следователем, в суде обычно никто не в состоянии повторить.

Мне бы хотелось, чтобы в этом вопросе суд начал отдавать приоритет не тем показаниям, которые даны на следствии, а тем, что человек сообщает непосредственно суду. В процессе все участники могут наблюдать, как человек себя ведёт. Путается или юлит, уверенно отвечает или повторяет зазубренное. Мы можем задавать вопросы и отмечать несостыковки. То, что сказано при следователе один на один, никто проверить не может. Невозможно даже удостовериться, что протокол соответствует объективной реальности.

И это возвращает нас к проблеме ответственности следователя. Почему он никак не наказан за то, что внёс ложные сведения в протокол очной ставки Пчелинцева и Иванкина? Почему полностью игнорируется тот факт, что свидетели, если верить протоколам допроса, разговаривают со следователем штампованными юридическими клише, которые они на слушании повторить-то не могут? Ведь их показания на следствии даже по смыслу не совпадают с теми, что они дают в суде (кроме секретных свидетелей), тем более когда люди заявляют о давлении.

Адвокат Станислав Фоменко

Следователь должен нести ответственность, если ситуация недвусмысленная: по сути он взял и сфальсифицировал доказательства.

Почему к правоохранителям настолько лояльны? Например, когда задержали моего подзащитного, никто не известил родственников – но в протоколе появилась запись, что его маму уведомили. Она на допросе это отрицала, из детализации звонков видно, что никто ей не звонил. Но моему подзащитному следователь «объяснил», что связывался с его матерью через Viber. Проверить невозможно, естественно, но никаких дисциплинарных мер к нему тоже не применили.

Другой оперативный сотрудник заявлял, что ни разу не ходил в СИЗО к нашим подзащитным. Предупредили его об уголовной ответственности за дачу ложных показаний – он всё то же твердит. Ну мы и предоставили документы, которые свидетельствовали об обратном. Реакции никакой. А ведь это сотрудник правоохранительных органов, который присягу давал, который, я считаю, должен нести повышенную ответственность за свои показания. Почему он приходит и врёт?

«У защиты не было шанса на справедливое разбирательство»

Адвокат Константин Карташов
Защищал Максима Иванкина, приговорённого к 13 годам лишения свободы

По такому делу должны дать либо очень много, либо вообще ничего. У нас случился первый вариант, несмотря на все доводы защиты, которые, видимо, были проигнорированы судом.

Я возмущён не столько решением, сколько самим делом – тем, как оно было расследовано, каким образом приобщались доказательства, как они оформлены и закреплены. Ну а качество этих доказательств вообще «невероятное». Мы все слышали, как люди после оглашения приговора скандировали: «Позор!». Не обманулись бы, если бы кричали то же, когда обвинение представляло свои доказательства.

То, каким образом информация с цифровых носителей пополнила материалы дела, у меня как у адвоката вызывает не удивление, не злость, а оторопь какую-то. Я подумать не мог, что такое возможно. Люди просто взяли файл с компьютера, распечатали его на принтере, а потом вложили в материалы дела. Законного процессуального порядка не было. Не было видео, как они этот файл открыли, не было понятых. Просто что-то вывели на принтер, а потом следователь ручкой подписал поверх, что файл называется «Положение». И предложил принять это как доказательство. Ещё больше поразило, что суд занял при этом абсолютно недвусмысленную позицию – отрицал очевидные факты, на которые указывала защита, явно демонстрируя своё расположение стороне обвинения.

Такое поведение суда порочно с точки зрения права. А вот отказ в судебно-медицинской экспертизе по факту пыток, то, насколько цинично суд к этому подошёл – это попирает уже базовую мораль. Пчелинцев просил об экспертизе, защита представила специалиста, который пояснил, что даже спустя длительный промежуток времени можно попытаться обнаружить следы пыток. Но вместо того чтобы эту экспертизу назначить, суд вызвал местного судмедэксперта, который никогда не работал по следам от поражений электричеством. Тот в угоду следствию и, видимо, суду, сказал, что спустя такой промежуток времени ничего обнаружить не удастся. И это мнение стало основанием для отказа.

К сожалению, в этой ситуации у защиты не было шанса на справедливое разбирательство, как бы хорошо она ни работала. Следствие изначально, с первого дня, работало очень быстро и достигло главной цели в считанные недели. Где-то испугом, где-то пытками, где-то шантажом или ещё каким образом, но они получили вожделенную «царицу доказательств» – признательные показания. И уже исходя из этих показаний строилось, клепалось, лепилось наше дело. При любой попытке защиты указать, что доказательства свидетельствуют об обратном, нам постоянно тыкали в показания: «Вот же, смотрите, этот молодой человек подтвердил, что так оно и было». И тут что хочешь делай, а результат будет такой, как следствие заказывало.

Адвокат Константин Карташов

Какие бы постановления пленумов ни выходили, признательных показаний всегда достаточно и следствию, и суду. К ним для создания видимости «совокупности доказательств» уже можно приписать любую чушь. И чушь эта начнёт считаться веским доводом и сильным аргументом.

Ну а что суд гласно или негласно занимает сторону обвинения, так это всем известно. И позиция защиты всегда более слабая, более уязвимая. Ведь суд считает, что адвокат выгораживает подсудимого, помогает ему избежать ответственности.

«Наш уголовный процесс всё ещё отвечает заветам Вышинского»

Адвокат Игорь Кабанов
Защищал Михаила Кулькова, приговорённого к 10 годам лишения свободы

Приговор незаконный, необоснованный и не отвечающий принципам презумпции невиновности. Перечисление всех процессуальных нарушений, допущенных следствием, заняло бы часы. Можно, конечно, заново выступить перед читателями в прениях – но ограничусь самым вопиющим фактом. Мы обращались к суду с ходатайством о признании недопустимыми ряда доказательств, в том числе опознания моего подзащитного по фотографии Ильёй Шакурским на стадии предварительного следствия. Это доказательство нарушало требования УПК, но суд нам просто отказал.

Адвокат Игорь Кабанов

Наш уголовный процесс всё ещё отвечает заветам Андрея Януарьевича Вышинского. «Признательные показания», данные на предварительном следствии, остаются царицей доказательств. Они используются судом как основополагающие и ценятся гораздо выше, чем факты, идущие вразрез со словами. И уж точно к признанию на предварительном следствии относятся куда внимательнее, чем к дальнейшему отказу от него.

Это не относится к Михаилу Кулькову – он о пытках не заявлял и признаний не делал. Но на примере других фигурантов легко понять, что ничего не стоит принудить человека к самооговору. Закон должен требовать, чтобы суд не рассматривал признательные показания, если человек отказался от них на слушании, не важно, по каким причинам. Если есть другие доказательства, прекрасно. Но речь должна идти именно о настоящих фактах, свидетельствах, вещдоках – а не о том, что обвинение часто презентует как «совокупность доказательств, подтверждающих вину», в основе которой всё равно лежат признательные показания.

Если такой нормы не появится, мы вновь и вновь будем видеть уголовные дела, аналогичные нашему. Такие, где обвинение не смогло представить веских доказательств своей правоты, но всё же добилось желанного приговора. Несмотря на то, что каждый адвокат достойно противостоял всем доводам прокурора, отстаивал позицию своего подзащитного и приводил исчерпывающие аргументы в пользу его невиновности.

Адвокат Игорь Кабанов

Уверен, что если бы дело «Сети» рассматривалось справедливым судом с участием коллегии присяжных (я полагаю, что на него должен иметь право каждый), все были бы оправданы. Ведь доказательствами достаточного качества, которые могли бы убедить заседателей, гособвинитель не располагал.

«Оправдание было бы равнозначно публичной порке ФСБ, следствия, прокуратуры»

Адвокат Александр Федулов
Защищал Василия Куксова, приговорённого к 9 годам лишения свободы

Мне сложно подобрать слова, пригодные к печати. Мой подзащитный четыре раза побегал по лесу с деревянной палочкой, никогда не видел оружия, в армии не служил. Весит пятьдесят килограммов и ростом метр шестьдесят пять – я говорил в суде, что если это террорист, то, значит, терроризм в России побеждён на сто процентов. И этому человеку дают 9 лет за прогулки по лесу.

При этом доказательств вообще никаких. Из семи подсудимых Куксова знал один человек – а в обвинении он назван «связующим звеном между боевыми группами». По нему ведь вообще ничего нет, даже признательных показаний, противоречие на противоречии.

То, как суд рассматривал доказательства, заслуживает отдельного романа. Вот два номера телефона; один якобы принадлежит моему подзащитному. Мы говорим, что этого номера у него и в помине не было. Запрашиваем данные: выясняется, что владелец номера живёт в Москве и о Куксове даже не имеет представления. А это всё равно принимается как допустимое доказательство.

Отдельная тема – качество экспертиз. Исследуют пистолет, который у моего подзащитного якобы нашли. На мой вопрос, проверяли ли пистолет на предмет совершения выстрелов, эксперт отвечает: «Ну да, мы сначала производим выстрел пробный, а потом делаем вывод, что из оружия стреляли». Действительно, сложно в такой ситуации ответить, что было наоборот. При этом «стиры», которые по методическим рекомендациям уничтожать нельзя, они уничтожили – так что экспертизу не проверить.

Если резюмировать – огромное количество процессуальных нарушений. И сторона защиты предоставила суду такое же огромное количество материалов, ходатайств, которые позволяли инициировать и провести проверку. Но защите отвечали, что наше заключение специалистов так себе, потому что есть ведомственные эксперты, которым мы верим, а ваши доводы никого не интересуют.

Адвокат Александр Федулов

Увы, но наша система правосудия подразумевает именно такую модель работы. Суд, полагаю, сегодня совсем не тот орган, который прописан в Конституции. Это просто рупор, который даёт государству возможность донести до общества простую мысль: «Ребята, рот свой закройте, сидите тихо».

Оправдание ребят было бы равнозначно публичной порке ФСБ, следствия, прокуратуры. Кто позволит такому случиться? Гораздо проще распихать семь человек по колониям с несуразно огромными сроками.

Что до уровня и качества расследования – так он подобный повсеместно. И виноват в этом исключительно суд, который разбаловал следствие до такой степени. Ведь любой «косяк», который они принесут, потом можно будет подправить, исправить, подчистить, перевернуть и написать так, как это нужно. И попытки реформировать УПК этого не исправят. Кодекс у нас не безукоризненный, конечно, но достаточный. И если бы он работал так, как должен, всё было бы замечательно. Но ведь не работает! Его изнасиловали до такой степени, что страшно: одну и ту же статью обвинение трактует и использует как захочет. А апелляционная инстанция в любом случае скажет, что всё правильно. Тут не изменение закона нужно, а изменение отношения к нему.

«Давайте обратимся к Новому Завету»

Адвокат Тимур Мифтахутдинов
Защищал Армана Сагынбаева, приговорённого к 6 годам лишения свободы

Любое решение с обвинительным уклоном мы будем обжаловать вплоть до ЕСПЧ. О чём тут можно говорить, если ребята давали показания под пытками?

Позиция ЕСПЧ состоит в том, что на уровне государства должна быть эффективная система расследования таких случаев. Не такая поверхностная проверка, которая у нас прошла, а полноценное масштабное расследование, которое включает в себя и стадию возбуждения уголовного дела, и проведение экспертиз, и допросы соответствующих лиц, и проведение очных ставок. То есть весь спектр действий, который действительно ответил бы общественности, были ли пытки. Если в рамках проверки это невозможно, то в рамках возбуждённого уголовного дела вполне реально.

Доказательств виновности моего подзащитного в деле нет. Объективных и достоверных доказательств в деле, я считаю, тоже нет. Конечно, сейчас нельзя утверждать, что суд был предвзят: нам известны только вводная и резолютивная части приговора. Обвинение построено на очень многих элементах: наши подзащитные играли в страйкбол, приобретали какое-то там оружие и так далее. Пока неясно, какие доводы суд принял, а какие нет. Однако я уже сейчас могу указать на значимое процессуальное нарушение – отсутствие оценки представленных защитой доводов.

Давайте обратимся к Новому Завету. Там есть замечательная фраза Иисуса Христа о том, что он пришёл не чтобы вершить новое, а для того, чтобы исполнилось старое, ранее начертанное. То есть нужно неукоснительно соблюдать действующий закон. Если доказательство является недопустимым или имеет признаки порочности, то его нельзя брать в основу обвинения. Давайте не забывать, что у нас есть замечательная статья 14 УПК, которая говорит о презумпции невиновности. То есть любое – абсолютно любое – сомнение толкуется в пользу обвиняемого.