Краудфандинг на правосудие

На этой неделе московский адвокат Мария Эйсмонт стала героем российских соцсетей. Она случайно услышала в суде историю женщины-курьера, арестованной по обвинению в мошенничестве. Эйсмонт нашла её в СИЗО и на следующем заседании добилась изменения меры пресечения: суд согласился освободить обвиняемую под залог в 500 тысяч рублей. Таких денег у женщины не было – но необходимую сумму всего за 13 часов собрали пользователи Facebook. Вице-президент ФПА Генри Резник назвал поступок Эйсмонт примером «глубоко сострадательного личного отношения» адвоката к подзащитной. «Улица» поговорила с Марией Эйсмонт и её коллегами о том, как эта история характеризует российское правосудие.

«Стандартная российская история»

В о вторник, 4 августа 2020 года, адвокат Мария Эйсмонт рассказала в Facebook, как случайно узнала о деле женщины, обвинённой в мошенничестве в составе организованной группы (ч. 4 ст. 159 УК). Адвокат ждала своей очереди у дверей зала в Мосгорсуде: там рассматривали меру пресечения «всем, кому в своё время обоснованно или не очень избрали стражу как меру пресечения, и теперь автоматически продлевали, потому что “обстоятельства не изменились и не отпали”». Через закрытую дверь Эйсмонт услышала женщину, которая жаловалась суду, что в СИЗО не получает медицинской помощи, потеряла связь с родственниками и не знает, где её ребенок. «Она рассказывала стандартную российскую историю», – добавила Эйсмонт.

На электронном табло она нашла имя обвиняемой и написала через сервис «ФСИН-письмо»: «...если придёт ответ, то можно просто поинтересоваться насущными потребностями и сделать недорогой заказ в магазине. Ведь женщина и тюрьма несовместимы». У них завязалась переписка. Эйсмонт посетила женщину в изоляторе, где они «долго говорили про её жизнь, такую типичную и тоскливую, и про уголовное дело, в котором за три года следствия она, курьер, развозивший липовые регистрации, постепенно стала членом организованной группы». По словам Эйсмонт, женщине вменяли четыре эпизода по ч. 4 ст. 159, «четыре тяжких состава». При этом ущерб от её действий следствие оценило в 12 тысяч рублей.

В результате адвокат приняла защиту и выступила на очередном слушании о продлении меры пресечения. В суде Эйсмонт доказывала, что её подзащитная не собирается скрываться или препятствовать расследованию: «Она совершила глупость, приехав из Москвы в N-скую область навестить отца, не предупредив следователя и не взяв у него разрешения на отъезд, и да, это было нарушение подписки о невыезде. Но это не может рассматриваться как попытка скрыться, потому что пытающийся скрыться человек не едет скрываться по адресу своей регистрации», – написала она. Следователь обосновывал продление  стражи тем, что обвиняемая не закончила ознакомление с делом. Эйсмонт указала суду, что на самом деле речь идёт о трёх страницах из двух томов уголовного дела – и это, на её взгляд, не может быть реальным обоснованием для продления ареста. Она попросила назначить её подзащитной запрет определённых действий: «Мы нашли человека, который был готов предоставить жилье, мы бы её, возможно, устроили на какую-нибудь работу».

Эйсмонт рассказала «АУ», что не рассчитывала на отклик суда. «Вот честно, я стояла, глядя в телефон, мне кажется, что это тоже какая-то психологическая защита, потому что я же не буду всерьёз в надежде смотреть в глаза этим судьям, – вспоминает адвокат, – И вдруг я слышу фразу, которая не является стандартной. Суд говорит, что ходатайство следователя ничем не обосновано. Я как будто проснулась, тут же положила телефон, и думаю – что-то новенькое у нас, это что-то интересное начинается! И тут он говорит: залог. Я думаю – мы что, в Америке?»

Суд назначил минимальную сумму залога по «тяжкой» статье – 500 тысяч рублей. У обвиняемой таких денег не было, поэтому она всё равно должна была остаться под стражей, несмотря на то, что суд согласился смягчить меру пресечения. Это показалось Эйсмонт несправедливым. «Чёртовы обстоятельства мешают реализовать свою мечту выступить в роли победителя мерзкого конвейера продлений стражи, в котором каждый говорит заученные тексты и никто никогда не смотрит на человека в клетке», – написала она на своей странице в Facebook. «Ну какие 500 тысяч, откуда их взять, – рассказала она “АУ” о своей первой реакции. – Но при этом сидит такое чувство внутри, что следствию всё-таки отказали. Впервые я услышала какое-то другое постановление. И так обидно это все кончится».

Мария Эйсмонт подчёркивает, что не собиралась объявлять сбор столь серьёзной суммы – «я просто описала ситуацию». Но почти сразу под постом появились комментарии с предложением собрать сумму, необходимую для освобождения женщины из-под стражи. Подруга Эйсмонт, журналист Зоя Светова написала пост о том, что достаточно будет 500 человек, которые «скинутся» по тысяче рублей. «И понеслись отклики, уже за первые минуты 59 человек написали: “Я готов”, – вспоминает в беседе с “Улицей” Эйсмонт, – Потом люди стали писать мне в личку, мол, дайте карту, мы хотим перечислять». Адвокат согласилась администрировать сбор – но отдельно разъяснила, что не может гарантировать возврат денег. «У меня была главная задача, чтобы это ни в коем случае не выглядело как какая-то разводка, игра на эмоциях, – сказала она. – Те, кто хотят помочь, должны были прописать, что они всё понимают и ко всему готовы. И только тогда я им в личные сообщения присылаю номер карты».

Первые 100 тысяч рублей появились на счету меньше чем за два часа. А всю необходимую сумму – полмиллиона – удалось собрать примерно за 13 часов.

«Это маленькое чудо»

Среди тех, кто вносил средства, оказалось немало коллег Эйсмонт. «Призвание адвоката – защищать всеми не запрещёнными законом способами. И Мария проявила не только лучшие адвокатские качества, вступив в защиту женщины и добившись изменения меры пресечения, но и креатив, собрав за считанные часы столь внушительную сумму, – заявил “Улице” петербургский адвокат Евгений Смирнов, – Я поучаствовал в сборе денег наравне с другими коллегами и гражданским обществом. Возможность помочь женщине, попавшей в беду, быть соучастником справедливости – вот определяющие причины».

«Во-первых, мне очень понравился поступок Марии, её отзывчивость, – говорит московский адвокат Ирина Краснова. – Уже одно это сподвигло меня оказать материальную помощь». Кроме того, говорит защитник, «женщине не место в СИЗО, и особенно по таким преступлениям».

«Это маленькое чудо. Победа над остервенелостью, существующей при избрании меры пресечения, победа над недостатком здравого смысла, сострадания, над бездушной казёнщиной, – говорит адвокат Темирлан Жилов. – Поступок Марии я не просто одобряю – я вижу в нём большой смысл вовлечения людей в положительный опыт. Дать людям возможность быть причастными к такому – бесценно».

«Мне показалось немножко издевательским решение самого суда о залоге, – сказал “Улице” советник адвокатского бюро “Хорошев и партнеры” Александр Брестер, также поучаствовавший в сборе средств. – Я читал текст постановления и там в принципе не было оснований для избрания стражи. Единственным адекватным решением здесь был бы отказ следователю в продлении. Мне кажется, суд просто умыл руки – избрал залог, думая, что он никогда не будет внесён. Иными словами, оставил ту же стражу». Брестер добавил, что эта «издевательская нотка» в решении суда вызвала у него решение поучаствовать в сборе денег на залог – «показать, что такое всё же возможно».

Вице-президент ФПА Генри Резник узнал об истории от корреспондента «Улицы» – и назвал её «неординарным сюжетом». По его мнению, все участники – от адвоката до пользователей Facebook – «поступили в соответствии с тем, что сказала совесть».

«Я могу только порадоваться за Машу. Она в адвокатуре не так давно – и значит, она сумела завоевать доверие за достаточно короткий срок, – добавил Резник. – Потому что это история доверия, прежде всего. Я не думаю, что от любого адвоката такая просьба вызвала бы аналогичный результат». 

Обсуждая с «АУ» историю Эйсмонт, её коллеги вспоминали яркие примеры из истории отечественной адвокатуры – когда защитник старался помочь доверителю за рамками своих профессиональных обязательств. «Эта история в духе традиционной российской присяжной адвокатуры, – уверен Александр Брестер. – Когда адвокат вступает в защиту, понимая, что человек не сможет заплатить – но действительно нуждается в помощи, которую некому больше оказать».

«В начале XX века в Москве сложился кружок из пяти адвокатов: Николай Муравьев, Павел Малянтович, Василий Маклаков, Николай Тесленко, Михаил Ходасевич. Они защищали людей, обвинённых прежде всего в политических преступлениях. Причём в основном простых людей – рабочих, низовых служащих, студентов, – рассказывает преподаватель истории права из Петербурга Виктор Ковалев («Улица» не может назвать вуз, поскольку комментарий пришлось бы заверять через пресс-службу). – Самое известное их такое дело – защита 95 рабочих, обвинённых в беспорядках в 1899 году. При этом они не только не брали денег за свои услуги, но и сами оплачивали судебные расходы обвиняемых».

Как вспоминает Генри Резник, примеры «глубоко сострадательного личного отношения» адвокатов к своим подзащитным встречались и в советское время: «Была, например, Светлана Михайловна Бунина – выдающийся московский адвокат. В советские времена была такая проблема – москвичей, которых приговаривали к лишению свободы, обратно не прописывали. После отбытия наказания им просто запрещался въезд в Москву. И вот Светлана Михайловна селила у себя бывших своих подзащитных, и потом уже добивалась, чтобы их прописывали».

Он добавил, что знает современные случаи, когда адвокаты, ходатайствуя о домашнем аресте, предлагали свою квартиру. «Но всё-таки адвокат в первую очередь оказывает правовую, юридическую помощь, – подчеркнул Резник. – И когда он настолько проникается болью другого человека – это уже подвижничество».

Сословность правосудия

Мария Эйсмонт призналась, что впервые имела дело с залогом – впрочем, и для судебных работников это оказалось в новинку. «В канцелярии Мосгорсуда мой вопрос о том, на какой счёт переводить деньги за залог, вызвал замешательство. Несколько человек брали трубку и пытались вместе со мной найти нужный раздел на сайте, но безуспешно», – написала она. В комментариях её коллеги обсуждали, почему в России так редко применяют залог и другие меры пресечения, не связанные с лишением свободы.

Согласно отчёту Судебного департамента о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции, за 12 месяцев 2019 года следователи в России более 216 тысяч раз выходили с ходатайствами о продлении ареста обвиняемых. Свыше 211 тысяч таких ходатайств было удовлетворено, и лишь в 4 761 случае суд отказал. При этом лишь 1 956 слушаний о продлении стажи закончились заменой этой меры пресечения на домашний арест. И лишь в 92 за год случаях суд согласился изменить меру на залог.

«Достаточно посмотреть на статистику или на пару часов зайти в любой суд, чтобы убедиться в конвейерности решений по мере пресечения, – говорит Евгений Смирнов. – Зачастую заседания не длятся и 10 минут, а постановления суда дословно повторяют друг друга, отличаясь только фамилиями обвиняемых. Проблему бездумного продления стражи признаёт и Верховный суд, и адвокатская корпорация, и ЕСПЧ, но ситуация от этого не меняется. А ведь достаточно малого – чтобы суд соблюдал действующий закон».

«Закон предусматривает довольно обширный арсенал мер пресечения, – говорит Эйсмонт. – Не только подписка о невыезде и “стража” – между ними есть домашний арест, залог, поручительство, запрет определённых действий. У него тоже разная градация – запрет может быть как очень жёсткий, приближенный к домашнему аресту, так и мягкий. Но суд плохо и слабо использует эти возможности. Впрочем, всё же лучше, чем раньше». Ещё Эйсмонт отмечает «сословность» суда: «При прочих равных человек, прописанный и трудоустроенный в Москве, с гораздо меньшей вероятностью получит меру пресечения в виде содержания под стражей, чем человек, который не зарегистрирован в столице. Я уже не говорю про иностранцев, про людей без собственного жилья, без официальной справки о легальном источнике дохода. Даже если они обвиняются в нетяжком, ненасильственном преступлении, то всё равно с большой вероятностью отправятся в следственный изолятор. И дальше включается вот этот омерзительный конвейер – просто формально продлевают арест».

«Подвижки здесь, конечно, произошли, ещё при президенте Медведеве. Чаще стал применяться домашний арест, и сами следователи стали реже ходатайствовать о “страже”, – говорит Генри Резник. – Но если уж следователь обращается в суд – конечно, 90% таких ходатайств удовлетворяется, несмотря на все разъяснения и призывы Верховного суда. Эта мера пресечения применяется явно избыточно и, конечно, должны шире применяться и залог, и домашний арест, и подписка о невыезде». Резник напоминает, что в УПК давно прописано – содержание под стражей применяется при невозможности применить другую меру пресечения. «Вот об этой отличной формуле судьи забывают», – констатирует он. 

Бесконечное переживание собственного неуспеха 

Когда материал готовился к публикации, Мария Эйсмонт сообщила в Facebook, что суд принял перечисленные деньги и женщина вышла на свободу. «Видимо, мне придется вступить в защиту, потому что я чувствую свою огромную ответственность – сделать максимально для того, чтобы эти деньги вернулись, – сказала “Улице” Эйсмонт. – Поэтому я буду помогать и с основным делом, и со здоровьем, и вообще с жизнью. До оглашения приговора, видимо, придётся её взять на поруки». Адвокат подчеркнула, что если всё пройдет по плану и залог возвратят, она будет связываться с жертвователями, чтобы его вернуть. 

Напоследок Эйсмонт признаёт, что у неё нет «красивого ответа» на вопрос, почему она решила войти в это дело: «Когда я объявила, что деньги собраны, один хороший коллега написал мне: “Ты сумасшедшая”. Я думаю, это самый правильный и близкий к истине ответ. Слово “сумасшедший” не должно иметь совсем уж отрицательную коннотацию». 

Она считает, что эта история, скорее всего, останется локальным успехом. «Человеческая психика требует сейчас радоваться, потому что тяжело жить в ситуации неуспеха. Адвокаты это знают: есть такие дела, где тяжело самого себя упрекнуть, где ты делаешь всё возможное. И тем не менее ты заранее понимаешь, какой будет общий итог, – говорит Эйсмонт. – Это бесконечное переживание собственного неуспеха на самом деле глубоко травматичная ситуация. Поэтому приходится радоваться маленьким каким-то удачам. Мы можем где-то чуть улучшать, где-то чуть-чуть чего-то добиваться. Но я всё равно вижу картину, как мне кажется, целиком – и она удручающая». По её мнению, для глобальных изменений нужна «другая система, другие люди, другие отношения общества и власти». «А то, что у нас сейчас существует, не является судом в прямом смысле этого слова», – заключает Эйсмонт.