Конвейер приостановлен

Вчера Владимир Путин подписал закон, ограничивающий судебную процедуру «особого порядка» лишь делами о нетяжких преступлениях. Фактически президент по просьбе Генпрокуратуры и Верховного суда прекратил 17-летний юридический эксперимент, главным результатом которого адвокаты называют появление «конвейерного правосудия». Изучив архивы Госдумы, «Улица» восстановила непростую историю появления «упрощённой формы судопроизводства» в российском УПК. А опрошенные «АУ» эксперты рассказали, какой вред нанёс стране «особый порядок» – и почему новый закон не сможет полностью решить проблему.

Возвращение к истокам

И нститут «особого порядка» появился в российском законодательстве в 2002 году для преступлений небольшой и средней тяжести; через год он был распространён и на тяжкие. При такой форме судопроизводства человек полностью соглашается с предъявленным ему обвинением и не может затем обжаловать приговор по существу. Суд, в свою очередь, назначает наказание на треть ниже максимального. Процесс проходит в упрощённой форме, без изучения доказательств – всё это позволяет экономить время и ресурсы суда.

Но спустя годы стало очевидно, что законодатели выпустили джинна из бутылки: в «особом порядке» не осталось ничего особого, он стал массовой и привычной схемой. СМИ, политики и адвокаты всё чаще начали критиковать «конвейерное правосудие». В марте 2019 года тогдашний генпрокурор Юрий Чайка предложил отменить «особый порядок», в апреле Верховный суд внёс в Госдуму такой законопроект. Инициативу позже поддержала и ФПА.

Итоговый закон, подписанный Владимиром Путиным, изменяет две статьи из 40-й главы УПК: 314-ю («Основания применения особого порядка принятия судебного решения») и 316-ю («Порядок проведения судебного заседания и постановления приговора»). Согласно новой редакции ст. 314, «ходатайствовать о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства в общем порядке» смогут лишь обвиняемые в совершении преступлений небольшой и средней тяжести. А статья 316 дополнена пунктом 9-прим, который позволяет суду прекращать уголовное дело, рассматриваемое в особом порядке.

Эти изменения можно расценивать как «возвращение к истокам» – ведь до 2003 года УПК и не предусматривал «особого порядка» по делам о тяжких преступлениях. А поправка в статью 316 лишь закрепляет позицию Пленума Верховного суда, высказанную в 2006 году. ВС ещё тогда разъяснял судьям, что у них есть возможность прекратить дело даже в случае «особого порядка».

Возникает резонный вопрос – из-за чего пришлось «откатить» законодательство? И почему эти изменения оказались так важны одновременно для Генпрокуратуры, Верховного суда и ФПА? Чтобы найти ответ, необходимо сначала вернуться на два десятка лет назад.

«Президент не ошибается»

История появления «особого порядка» достаточно парадоксальна. В 1997 году проект УПК был принят Госдумой в первом чтении – и никакой «упрощённой формы» там не было. О событиях того времени «Улице» рассказал судья Верховного суда в отставке Владимир Радченко (в те годы зампред ВС). «К первому чтению проект готовила рабочая группа под руководством депутата Вячеслава Киселёва. Они ориентировались на продолжение традиции советского УПК, – вспоминает Радченко. – Их инициатива была встречена в штыки, причём как юристами, ориентированными на западные стандарты, так и силовыми структурами. Они продемонстрировали небывалую солидарность».

В таких условиях Киселёв не смог провести проект через Госдуму, а в 2000 году руководителем рабочей группы стала Елена Мизулина. «Проект, который под её руководством подготовили ко второму чтению, отличался от изначальной версии и идейно, и принципиально», – говорит Владимир Радченко. Именно на этом этапе появилась концепция «упрощённого судопроизводства» – эксперт Института проблем правоприменения Дмитрий Скугаревский упоминал, что Мизулина «импортировала его из Италии при поддержке американских специалистов по сравнительному правоведению». Впрочем, формально поправка об «особом порядке» была внесена от лица президента.

Из-за «политических свар и склок» вокруг проекта УПК Верховный суд так и не смог толком высказать Госдуме свою позицию по этому вопросу, говорит Радченко: «Отзыв ВС готовится лишь на тот текст, что рассматривается в первом чтении. Поэтому Суд не смог полноценно отреагировать на спорные новшества». Он присутствовал на втором чтении, в стенограммах Госдумы «Улица» нашла его выступление 20 июня 2001 года: «…Когда закончила работу рабочая группа, проект закона к нам попал практически нелегально, мы попросили его у одного из депутатов. Увы, нас не пригласили на заседание комитета, и мы не смогли высказать свою позицию по некоторым принципиальным вопросам».

Впрочем, и без ВС вокруг «сделки с правосудием» шли нешуточные баталии. Депутат Владимир Семёнов из фракции СПС говорил, что это новшество «противоречит концепции проекта, утверждённого в первом чтении, не говоря уже о российской и европейской правовых традициях».

Депутат Госдумы III созыва Владимир Семёнов
(из стенограммы заседания)

Это очень напоминает ситуацию, как был осуждён Эдмон Дантес, граф Монте-Кристо. Напоминает «тройки» 37-го года. Вы знаете, как у нас работают с заключёнными в СИЗО: когда обвиняемого изобьют как собаку, многие возьмут на себя любой срок, чтобы избежать дальнейших физических мучений в СИЗО. По сути, человек лишается права на суд, человек добровольно отказывается от своих прав. Государство не может этого допустить

«Ничего общего это с 37-м годом не имеет. Более того, вы можете посмотреть международный Римский статут Международного уголовного суда, где обосновывается, в чём правозащитный характер такого рода процедур», – парировала Елена Мизулина. «Обращаю ваше внимание, что это делается с адвокатом, это достаточно демократично, – говорил депутат Павел Крашенинников. – При этом весь зарубежный опыт показывает, что это, конечно, очень сильно разгружает нашу судебную систему и экономит деньги, в конце концов».

Сложно поверить, но все современные аргументы против «особого порядка» уже произносились в Госдуме 19 лет назад. «Это опаснейший шаг инквизиционного процесса», – заявлял депутат от СПС Виктор Похмелкин. «Через полгода после введения кодекса с такой поправкой будут у нас раскрыты и взрывы домов в Москве, и взрывы, как говорится, в подвалах, и убийства, а квартирные кражи все будут раскрыты на 120 процентов. Очень опасное явление!», – вторил ему коммунист Виктор Илюхин.

В итоге Госдума проголосовала за «особый порядок» лишь с третьего раза – и только под обещание, что он будет применяться в делах, где максимальное наказание не превышает трёх лет лишения свободы. Такая поправка была добавлена в текст законопроекта. «Соблюдаем договорённости», – подчеркнула Мизулина.

С договорённостями, впрочем, вышло странно. Следующее заседание состоялось через 5 месяцев. На нём Виктор Илюхин обнаружил, что в тексте для голосования появилось другое уточнение: «Сейчас я читаю: не превышает пяти лет». Он потребовал стенограмму прошлого заседания, но так и не получил её. Депутат Мизулина указала, что «три» было заменено на «пять» поправкой от президента. «Президент не ошибается, не допускает ошибок, – прокомментировал ситуацию представитель главы государства Александр Котенков, – Поправки не плод фантазии президента, это результат многочисленных согласований, работы профессионалов». Парламентарии не соглашались.

Депутат Госдумы III созыва Виктор Похмелкин
(из стенограммы заседания)

Я, вообще-то, только одну личность до сих пор знал – это даже не личность – кто не ошибается у нас. Кто указан в Ветхом Завете и в Новом Завете. Очевидно, появилась ещё.

Тем не менее в тот же день законопроект приняли во втором и третьем чтении. 18 декабря 2001 года его подписал президент и 1 июля 2002 года УПК вступил в законную силу. «Упрощённое судопроизводство» было введено для дел небольшой и средней тяжести.

Как мы видим, «особый порядок» попал в законодательство в ходе длительной и яркой дискуссии. Двумя годами позже он был распространён и на тяжкие преступления – но уже без споров. Голосовали по таблицам и «против» не высказался никто. Неизвестно, оценивал ли эту инициативу Верховный суд – поправки в 314-ю статью УПК опять появились только ко второму чтению.

«Стимулировать обвиняемого на позитивное поведение»

Осенью 2006 года ВС решил навести порядок в «особом порядке». На Пленуме обсуждали проблемы – «многие суды испытывали трудности», к положениям 40-й главы УПК не было единого подхода. Впрочем, пристрастие судей к «упрощению» проявилось уже тогда – зампред Северо-Кавказского окружного военного суда Игорь Крупнов отмечал, что военные суды региона рассматривают в особом порядке до 60% от общего числа дел. А зампред военной коллегии Верховного суда Владимир Хомчик заявил, что нововведение одобряется «большинством судей» и «всё более широко применяется» при осуществлении правосудия.

Член военной коллегии Верховного суда Владимир Хомчик

Особый порядок судебного разбирательства позволил более оперативно осуществлять правосудие по уголовным делам, сократить временные, материальные и моральные издержки участников процесса, а также стимулировать обвиняемого на позитивное поведение в период предварительного расследования и судебного разбирательства дела.

Но его энтузиазм разделяли далеко не все коллеги. Экс-зампред ВС Владимир Радченко утверждает, что с самого начала не одобрял идею «особого порядка» – и её воплощение только укрепило негативное отношение. «Это был эксперимент законодателя, попытка укоренить на нашей почве англо-саксонский институт сделки, в котором тоже хорошего мало. Но то, что получилось в итоге, не дотягивает даже до этого сомнительного, но хотя бы логически завершённого инструмента, – объясняет Радченко. – Под провозглашаемые законодателем лозунги о том, что новый УПК защитит права человека, мы получили буквально инквизиционный процесс. Процесс, в котором и обвинение, и суд, а иногда, что греха таить, и защита, заинтересованы более всего в том, чтобы выудить из обвиняемого признание».

По словам Радченко, к 2006 году ВС накопил некоторое количество «негативного опыта» и начал бороться с издержками «упрощённой формы». Как уже упоминалось выше, Пленум ВС в своём постановлении разъяснял судьям, что 40-я глава УПК «не содержит норм, запрещающих принимать по делу, рассматриваемому в особом порядке, иные, кроме обвинительного приговора, судебные решения». Более того – ВС прямо указал на возможность прекратить такое дело. Впрочем, все опрошенные «Улицей» адвокаты уверены, что судьи до сих пор слишком редко пользуются такой возможностью. «Половина уголовных дел, которые направляются в суд, вообще не должны были там оказаться – так плохо они расследованы, – считает адвокат Игорь Бушманов. – Но судьи их спокойно рассматривают даже в общем порядке, не говоря уж об особом. И вместо того чтобы прекратить дело или хотя бы вернуть прокурору, дав ему “частником” по рукам, выносят приговоры».

Уже в конце 2006 года Суд внёс в Госдуму поправки, исключающие применение «особого порядка» по делам о тяжких преступлениях. В пояснительной записке было указано, что такие дела «требуют особого внимания», поскольку их рассмотрение вызывает общественный резонанс. «Потому без исследования в суде доказательств, без допроса в суде потерпевших и свидетелей зачастую представляется невозможным вынести по ним справедливое решение, выявить причины и условия, способствовавшие совершению преступлений», – говорится в документе. К слову, эти же тезисы ВС позже успешно использует и в пояснительной записке к законопроекту 2019 года. Но в 2006 году к ним прислушиваться не стали. Хотя документ и получил одобрение Комитета Госдумы по законодательству, но следующие 10 лет он пролежал «на полке». В 2016 году правительство направило на него негативный отзыв, указав, что проект ограничивает права обвиняемых в совершении тяжких преступлений «на смягчение наказания».

«Сложно сказать, почему законопроект не был принят тогда. Вероятнее всего, ещё не было накоплено достаточно негативного опыта, – размышляет профессор Леонид Головко, заведующий кафедрой уголовного процесса Юридического факультета МГУ. – Тогда ещё у многих оставались некоторые иллюзии, некоторая вера в “живительный американский опыт” и надежды на то, что сама концепция неплохая, просто надо научиться с ней работать. Хочется надеяться, что сегодня таких заблуждений в юридическом сообществе уже не осталось».

«Особый превратился в общий»

Несмотря на негативное отношение Верховного суда, популярность «особого порядка» в российских судах постоянно росла. По данным судебной статистики, в 2007 году суды общей юрисдикции приняли решение «по упрощенке» в 34% случаев от общего числа рассмотренных по существу дел. В 2008 году «особым порядком» приговор был вынесен уже в 43% дел, годом позже – в более чем 50%, в 2010-м – в 53%.

Базы данных до 2011 года не позволяют корректно выделить преступления со сроком наказания менее 10 лет. Дальше статистика становится подробнее. В 2011 году «особый порядок» касался 59% от общего числа дел – и 62% от тех, что относились к преступлениям тяжести небольшой, средней и тяжким. Спустя год – 63% и 65% соответственно. Апогей «упрощённой формы» пришёлся на 2017 год. Тогда лишь четверть осуждённых приняла участие в процессах, где исследовались доказательства – остальные ходатайствовали об «особом порядке». В тот год из 132 тысяч дел о тяжких преступлениях «постановлением приговора без исследования доказательств» рассмотрели почти 84 тысячи (около 63%).

«Мы действительно столкнулись с тем, что особый порядок уже никакой не особый. На каком-то этапе его стало можно фактически переименовать в общий», – говорит профессор Леонид Головко. Он называет эту ситуацию «печальной, но естественной». «Мы имеем дело с редукцией, упрощением – судьям проще, следователям, прокурорам, адвокатам. И участники процесса в поисках этой простоты забывают, что она наносит вред правосудию. Оно становится конвейерным. Аналогичную картину мы видим на примере “сделки с правосудием в США”», – поясняет профессор.

По его словам, «сделка с правосудием» стала сейчас серьёзной проблемой для американской правовой системы. «Они применяются в 97% уголовных дел, нормальное разбирательство – экзотика. В результате – забитые тюрьмы, недоверие общества, сама легитимность уголовного процесса ставится под вопрос. Американские коллеги пишут о коллапсе уголовной юстиции, пытаются найти выход из ситуации, но его не находят», – говорит Головко.

С тем, что распространение и «повальность» особого порядка превратила правосудие в «конвейер», согласны абсолютно все собеседники «Улицы». «Это фантастически расслабляет суды. Если проводить аналогию, то судья, у которого валом идут дела в “особом порядке”, похож на таксиста, который ездит по навигатору и оттого не знает город», – говорит адвокат Игорь Бушманов. Защитник уверен, что суть процесса для такого судьи сводится к формальности, «штамповке» – а необходимость использовать традиционный порядок с исследованием доказательств «нервирует и злит». «Здравомыслящий человек не ляжет под нож к хирургу, который десять лет подряд просидел в кабинете, подписывая бумажки, – снова проводит аналогию Бушманов. – Но врача хотя бы можно выбрать. А тут обвиняемому придётся доверить свою судьбу судье, который давно разучился вести гласный, устный непосредственный процесс».

«Тихая реформа»

«Конвейер» начал замедляться в 2018 году. В начале февраля критика «особого порядка» прозвучала на расширенном заседании коллегии Генпрокуратуры, где присутствовал и президент Путин. Генпрокурор Юрий Чайка выразил обеспокоенность работой следственных органов: «…почти 70% уголовных дел рассматривают в судах в “особом порядке”, без исследования доказательств. А следователи и дознаватели по указанным делам, как известно, упрощают свою работу до предела». Через несколько дней он снова связал низкий профессиональный уровень следствия с распространенностью «особого порядка»: «…наступает деградация следователя. Он считает, что может таким же образом реагировать на законные требования прокуроров».

По итогам 2018 года доля дел, рассмотренных по «упрощённой форме», снизилась впервые за 11 лет – хотя бы на полтора процента по сравнению с прошлым годом. В тот год приговор без исследования доказательств выносился в отношении 7 из 10 осуждённых. Более заметным снижение стало в 2019-м. Если в 2018 году 71% дел из рассмотренных по существу были рассмотрены в общем порядке, то в 2019-м «упрощённая форма» применялась только в 59% случаев. Теперь приговор без исследования доказательств выносили только в отношении 6 из 10 осужденных.

Социолог из Института проблем правоприменения Екатерина Ходжаева называет произошедшее «тихой реформой». Её возможные причины она установила в ходе полевого исследования работы суда присяжных в регионах (ведется при поддержке фонда «Хамовники»). Ученые общались с судьями, прокурорами, адвокатами – «и разговор быстро переходил на наболевшую тему нагрузки». Оказалось, что именно прокуратура на местах начала массово отказываться от особого порядка. «По словам судей и прокуроров, такое распоряжение пришло с самого верха надзорного ведомства», – говорит социолог. Она уточняет, что подход обвинителей в этом вопросе «скорее формальный».

Социолог Екатерина Ходжаева

Им нужно отчитаться перед начальством, которое, судя по рассказам, спускает процентные разнарядки по форме производства. Но при этом нельзя дать обвинению развалиться. В результате по делам “мутным”, плохо доказанным, прокуроры соглашаются на “особый порядок”. А вот по “неспорным” вполне могут ходатайствовать о выходе из “особого порядка” в общий.

Ходжаева отмечает, что «тихая реформа» негативно сказалась на судах: «Когда прокуратура стала массово отказываться от особого порядка, то судьи оказались завалены. Даже в деле, где есть признание вины, они вынуждены проводить по нескольку заседаний. Там уже и обвиняемые частенько начинают “бузить” – угрожают отказаться от признания, если волокита не прекратится». В некоторых случаях политика прокуратуры даже подтолкнула судей и адвокатов к объединению. «Ни суд, ни защита не заинтересованы в затягивании процесса лишь ради того, чтобы обвинитель мог нужную галочку поставить, – объясняет Ходжаева, – Поэтому они вместе придумывают, как обойти прокуратуру. Например, прекратить дело и назначить наказание в виде судебного штрафа».

В том же 2019 году во время очередной коллегии Генпрокуратуры с критикой «особого порядка» выступил и президент. «…Прошу также крайне ответственно относиться к согласию на рассмотрение в судах уголовных дел в “особом порядке”, – заявил Владимир Путин. – Если есть сомнения в доказанности обвинения, добровольности и осознанности заявления обвиняемым такого ходатайства, нужно требовать рассмотрения дела в обычном порядке».

Президент России Владимир Путин

Рассмотрение дел в “особом порядке” – важный, конечно, инструмент. Но он не должен служить прикрытием некачественной, некомпетентной работы в сфере следствия.

Тогда же Юрий Чайка заявил, что проблема «особого порядка» ещё в конце 2018 года была проработана совместно с ВС. Решение проблемы было найдено «в установлении законодателем ограничений на рассмотрение в исковом порядке только дел о преступлениях небольшой и средней тяжести». В апреле 2019 года ВС внёс соответствующий проект в Госдуму.

«Частник» для генпрокурора

Возможным подтверждением того, что Генпрокуратура в 2019 году действительно боролась с «особым порядком», служит знаменитое частное определение судьи Красноперекопского районного суда Ярославля Андрея Курапина. Он разбирал рядовое дело о взятке, где обвиняемые признали вину и попросили «особый порядок». Однако прокурор заявлял «бессмысленные» и «явно надуманные» возражения, пожаловался Курапин. В результате процесс затянулся на два месяца. Районный судья назначил условный срок – а заодно вынес «частник» ни много ни мало в адрес генпрокурора Юрия Чайки.

Ссылаясь на «имеющиеся у суда сведения», Курапин отмечал: «В соответствии с малопонятным и очевидно незаконным указанием одного из руководителей Генеральной Прокуратуры РФ порочная практика беспричинного и бессмысленного препятствования “особому порядку” распространилась по всей стране и доходит до абсурда». По данным судьи, существовал установленный «процент» рассмотрения дел в «особом порядке» – за его превышение прокуроры несут «очевидно незаконную» дисциплинарную ответственность.

Частное постановление судьи Андрея Курапина в отношении генпрокурора Юрия Чайки

Действия прокуроров по сути направлены на развал судебной системы. Мириться с этим не представляется возможным. Досадно то, что отдельные подчинённые генерального прокурора из числа руководителей, дающие указания нижестоящим прокурорам всячески препятствовать «особому порядку», не способны понять этих элементарных и очевидных вещей.

В документе судья Курапин поделился «высказанными работниками прокуратуры предположениями о целях кампании». Те утверждали, что в общем порядке «дела рассматриваются более качественно» – и это даёт дополнительные гарантии невиновным. «Ни один невиновный никогда не согласится на рассмотрение дела в особом порядке, т.к. для применения особого порядка подсудимый должен полностью признать вину», – несколько идеалистично ответил на этот аргумент Андрей Курапин. Судья заявил даже, что «не было ни одного случая», когда непричастный к совершению преступления человек был осуждён в «особом порядке». Он красноречиво пожаловался, что «у судей в результате выполнения бессмысленной, никому не нужной дополнительной работы при общеизвестно большой нагрузке просто пропадает желание работать». В конце судья Курапин предложил Генеральному прокурору прекратить «порочную и бессмысленную практику беспричинного препятствования особому порядку рассмотрения дел».

Прокуратура «частник» обжаловала и добилась его отмены. Судья Курапин был отправлен в отставку, точнее, как выяснилось, он уже был в отставке на момент вынесения постановления – Красноперекопский суд призвал его временно из-за дефицита кадров. К сожалению, Андрей Курапин уже скончался, и причины его неожиданной откровенности так и остались неизвестными.

«Это не правосудие»

1 июля 2020 года исполнилось 18 лет с момента вступления в силу действующего УПК. «Совершеннолетие» документа – достаточный срок для того, чтобы сделать вывод о проблемных моментах. Опрошенные «Улицей» адвокаты и юристы единодушно признают, что негативные последствия «особого порядка» для судебной системы трудно переоценить. «”Особый порядок” исказил сам смысл судебной системы, сейчас об этом можно говорить с полной уверенностью, – говорит адвокат Юрий Новолодский. – Это не правосудие. Экономия, облегчение жизни судей, прокуроров и следователей, – что угодно, но к правосудию это никакого отношения не имеет».

Адвокат Юрий Новолодский

Когда-то я услышал от Никиты Михалкова хорошую поговорку: «В кино глаза не должны быть больше чем рот». Большие глаза – это хорошо, но если они больше чем рот – это уже уродство. Так вышло и с «особым порядком». Сама по себе процедура допустимая, но когда её используют в 70% случаев – это уродство. Над правосудием смеялись – теперь над ним плачут.

Он отвергает частый аргумент сторонников «особого порядка» о том, что такая форма действительно помогает уменьшить наказание. «Напротив, люди получают порой и большие сроки, чем могло быть при обычном порядке судебного разбирательства. Если бы судья исследовал доказательства в таких делах, он бы увидел, какими грязными, белыми, ветхими нитками они шиты», — говорит мэтр.

«Инициативу ВС можно и нужно поддерживать, – считает адвокат Лев Лялин, член Президиума МОКА, – Упрощенная форма начала работать против правосудия, и довольно давно. Органы бодро рапортуют о повышении раскрываемости. Но надо честно признать, что повышается она не из-за их стараний, а из-за оговоров и самооговоров, которые следователи вымогают у обвиняемых, суля им более мягкое наказание».

Адвокат Лев Лялин

Давно уже пора раскороновать нашу царицу доказательств. Хочется надеяться, что ВС и законодатель делают шаг именно в эту сторону.

Юрий Новолодский отмечает, что распространённость особого порядка негативно сказалась и на адвокатуре. «Для человека, который получил статус адвоката, «особый порядок» – будни. Коллеги при такой «школе» не понимают, как работать с такими доказательствами, как их собирать и зачем это делать, если суд всё равно не будет исследовать доказательства. Разрушается смысл существования уголовного судопроизводства и смысл профессии защитника», – говорит Новолодский.

Верховный суд в поисках мужества

Закон об отмене «особого порядка» по делам о тяжких преступлениях был принят почти без дискуссий. Самым примечательным было выступление депутата Михаила Емельянова: он поинтересовался у зампреда ВС Владимира Давыдова, почему «особый порядок» сохраняется для преступлений небольшой и средней тяжести. «Ведь по ним тоже проходят люди, у них свои судьбы, у них свои семьи. И соблюдение процессуальных прав для них не менее важно. Те недостатки, которые выявлены для “особого порядка” по тяжким преступлениям, характерны и для преступлений средней, небольшой тяжести», – заявил парламентарий. Он спросил, не стоит ли Верховному суду «набраться мужества» и отменить особый порядок вовсе.

«Мы готовы, конечно, набраться мужества, – заверил Давыдов. – Надо подумать, и в перспективе, может быть, вернуться к тому, чтобы рассмотрение дел по преступлениям средней тяжести перевести в общий порядок».

О необходимости продолжения реформы говорили и собеседники «Улицы». «Дела по преступлениям небольшой и средней тяжести, которые по-прежнему подпадают под “особый порядок”, нередко не менее сомнительны с точки зрения доказывания или чистоты квалификации», – говорит адвокат Максим Никонов. Он уточняет, что проблема и в положении обвиняемых в таких преступлениях: «Не располагая ресурсом для качественной защиты, они предпочитают отделаться “малой кровью” даже при неплохих шансах на оспаривание обвинения». По его словам, ВС при разработке нового закона так и не устранил «изначальный порок» российского варианта сделок с правосудием: «У нас обвиняемый выбирает “особый порядок” вслепую, поскольку узнает о конкретном виде наказания и его размере только при вынесении приговора, а не при заключении такой “сделки”. А это само по себе нивелирует её смысл».

«Реформа хорошая, но больно робкая, сокращать надо решительней, – говорит Владимир Радченко. – Очевидно, что особый порядок – это никуда не годный инструмент, порочность свою он показал. И возможность от него избавиться есть: количество уголовных дел падает, нагрузка на судей критичной не является».

В 2019 году к упрощённой форме прибегли 65 тысяч обвиняемых в тяжких преступлениях – половина от общего числа. «Очевидно, увеличится нагрузка на судей, появятся новые судейские должности. Это потребует дополнительных расходов, но правосудие и не может быть дешёвым», — считает Юрий Новолодский. Он предупреждает, что если система не захочет нести дополнительные затраты, то последствия реформы могут быть печальными. «Это приведёт к ускорению процесса, упрощенчеству, и обернется снижением качества уголовного судопроизводства, — подчёркивает адвокат. — Судья не должен быть спрессован временем. Если на этом экономить – система сломается».