Есть два кодекса

В конце января Минюст представил общественности проекты КоАП и процессуального КоАП — но позже объявил, что они будут отправлены на доработку. Это решение было ожидаемо, поскольку к предложенным версиям поступило слишком много замечаний. Помня, что многие положения текущего КоАП не раз вызывали нарекания со стороны ЕСПЧ, «Адвокатская Улица» решила изучить оба проекта с этой точки зрения. С помощью адвоката «Апологии протеста»* Александра Передрука и юриста «Мемориала»* Татьяны Глушковой «Улица» выяснила, насколько законопроекты Минюста учитывают предписания Европейского суда.

П роекты Кодекса об административных правонарушениях и Процессуального кодекса об административных правонарушениях были разработаны Минюстом по поручению правительства. Изначально предполагалось, что они будут внесены в Думу не позднее апреля, но теперь Минюст планирует сделать это только в июне: ведомство заявило о «необходимости дальнейшего обсуждения законопроектов, в том числе с общественными и экспертными организациями». И, видимо, не зря. Новые кодексы сохранили нормы, по которым ЕСПЧ неоднократно формировал неодобрительные позиции.

«Лицензия на травлю»

В проект нового КоАПа перешла статья, которая наказывает за так называемую «пропаганду» ЛГБТ-отношений среди несовершеннолетних. Еще в 2017 году ЕСПЧ отметил в постановлении по делу «Баев и другие против России», что эта статья нарушает право на свободу выражения мнения и является дискриминационной. Суд подчеркнул, что подобные нормы не охраняют мораль, а приводят к стигматизации и ущемлению прав меньшинств.

Татьяна Глушкова: В указанном деле ЕСПЧ абсолютно верно оценил последствия принятия закона, запрещающего «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних». Сама по себе практика его применения не так уж широка – даже ЛГБТ-активистов, задерживаемых на публичных акциях, чаще привлекают к ответственности по статье 20.2 (нарушение порядка проведения публичных мероприятий). Но этот закон сам по себе способствовал усилению нетерпимости и даже враждебности по отношению к ЛГБТ. Власть фактически сказала обществу: «Государство против этих людей, оно не будет их защищать». И общество уловило сигнал – что привело к росту преступлений ненависти в отношении ЛГБТ. Международная правозащитная организация Human Rights Watch даже окрестила этот закон «лицензией на травлю».

Отдельно стоит отметить, что эта норма существенно ухудшила положение ЛГБТ-подростков: помимо общего усиления враждебности, они не могут получить необходимую поддержку. Теперь многие педагоги, психологи и другие специалисты не считают возможным обсуждать с подростками вопросы сексуальной ориентации и гендерной идентичности, опасаясь преследования по этому закону.

Александр Передрук: Это пример того, как государство в действительности имплементирует правовые позиции ЕСПЧ – то есть почти никак. Сохранение данной нормы несмотря на очевидные выводы Страсбурга демонстрирует, что зачастую исполнение решений Суда сводится к выплате жертвам компенсаций. А на уровне общих мер, которые ЕСПЧ рекомендует принять для решения системных проблем, Россия отделывается лишь имитацией.

«Жёлтая звезда» для НКО

Авторы нового КоАП предлагают сохранить наказание, установленное для НКО, «выполняющих функции иностранных агентов», за отсутствие соответствующей самодекларации. Сейчас НКО должны не только принять подобное унизительное обозначение, но и сообщать о нём во всех своих информационных материалах. Между тем ЕСПЧ не раз отмечал, что любые ограничения права на свободу объединения должны быть «ясными, соразмерными законной цели ограничений и необходимыми в демократическом обществе». Эту позицию, например, можно прочесть в решении 2011 года по делу «Республиканская партия России против России». Отметим, что применение этой статьи сейчас в Европейском суде оспаривает 61 некоммерческая организация из России.

Татьяна Глушкова: ЕСПЧ ещё не высказал своего мнения по поводу «закона об иностранных агентах». Но международные органы и организации, работающие в сфере защиты прав человека, относятся к нему однозначно негативно. С критикой закона выступали спецдокладчики ООН, комиссар Совета Европы по правам человека, Венецианская комиссия при Совете Европы и, кажется, все договорные органы ООН, перед которыми Россия имеет обязательство отчитываться.

Этот закон примечателен не только несоразмерностью введённых ограничений и санкций к заявленной цели (согласно позиции российских властей, это обеспечение прозрачности деятельности НКО) – он также допускает максимально широкую трактовку всех ключевых понятий. Так, определения «политической деятельности» и «иностранного финансирования» позволяют записать в «иностранные агенты» практически любую НКО. Напомню, что «политической деятельностью» по этому закону является, среди прочего, «распространение мнений о принимаемых государственными органами решениях» и «публичные обращения к государственным органам».

В свою очередь, обязанность маркировать «материалы, издаваемые и/или распространяемые» НКО, признанной «иностранным агентом», также может трактоваться сколь угодно широко. Более того, эта трактовка может меняться. До недавнего времени наказания назначались в основном за немаркировку официальных сайтов организаций — но с 2018 года государство начало активно штрафовать НКО и за отсутствие «жёлтой звезды» в социальных сетях или других интернет-ресурсах, имеющих отношение к организации. В итоге только на Международный Мемориал и правозащитный центр «Мемориал» (и их руководителей) было составлено 28 протоколов.

Александр Передрук: Внесение НКО в реестр организаций, выполняющих функции так называемых «иностранных агентов», и следующие за этим штрафы – однозначное вмешательство в право на свободу выражения мнения, охраняемое статьёй 10 Конвенции. А норма российского КоАП ещё и крайне противоречива. Для некоммерческих организаций это затрудняет прогнозирование последствий их деятельности. Более того, нормой предусмотрены несоразмерно жёсткие санкции. Кроме соразмерности штрафов, к этой статье множество других вопросов: не является ли она дискриминирующей и какие цели в принципе преследует?

Нетерпимость власти к критике

Сохранилась и норма, которая наказывает за неуважение и оскорбление органов власти и государственных символов. Из части 3 статьи 20.1 действующего КоАП она в неизменном виде перешла в проект, став частью 4 статьи 14.1. Авторы законопроекта проигнорировали позицию ЕСПЧ, озвученную в постановлении 2018 года по делу «Терентьев против России». Тогда Суд заявил, что нельзя наказывать за критику органов власти или высших должностных лиц, даже если она носит оскорбительный характер – и подчеркнул, что органы власти должны быть особенно терпимы к критике.

Татьяна Глушкова: Само по себе существование закона, наказывающего за оскорбление власти, не противоречит Конвенции. Однако начиная с постановления по делу «Лингенс против Австрии», вынесенного в 1986 году, ЕСПЧ последовательно указывает, что пределы допустимой критики в отношении политиков шире, чем в адрес частных лиц. В дальнейшем этот принцип был распространён на гражданских служащих, отдельные властные структуры и правительство в целом. При этом закон, ограничивающий свободу слова, во всех случаях должен быть предсказуемым, а вмешательство в это право – пропорциональным.

Практика ЕСПЧ по этому поводу обширна и последовательна, что не помешало российскому законодателю в 2019 году ввести в КоАП состав правонарушения, описываемый формулировками «явное неуважение» и «неприличная форма, которая оскорбляет человеческое достоинство и общественную нравственность». Они не имеют легального определения и однозначного толкования.

Вообще, расплывчатость формулировок – одна из характерных черт законодательных новелл последних лет. Она оставляет простор для правоприменения и позволяет наказывать «кого нужно». Применительно к данной статье в роли «кого нужно» выступают те, кто критически высказывается о властях предержащих в соцсетях. По данным «МК», большая часть дел по этой статье возбуждается против жителей глубинки. Это неудивительно: в условиях, когда возможность реализовать право на свободу собраний отсутствует даже в крупных городах, в небольших населённых пунктах критические высказывания в интернете являются по сути единственной доступной формой протеста.

Александр Передрук: Сохранение этой нормы оказывает обществу плохую услугу. Ещё 40 лет назад ЕСПЧ в деле «Хандисайд против Великобритании» сформулировал ключевую правовую позицию, актуальность которой сохраняется и сегодня. Свобода выражения мнения является одной из важнейших основ демократического общества, одним из базовых условий для его прогресса и развития каждого человека. За исключением тех случаев, которые подпадают под действие пункта 2 статьи 10 Конвенции, она применима в отношении любой информации или идей. В том числе и таких, которые можно расценить как оскорбительные и даже шокирующие. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты мировоззрения, без которых демократическое общество невозможно.

«Не мешайте проходу других граждан»

Не были переосмыслены законодателем и положения, налагающие ответственность за участие в «несогласованных» массовых мероприятиях. Разработчики кодекса оставили без внимания позицию Европейского суда, который в 2014 года в постановлении по делу «Навальный и Яшин* против России» подчеркнул, что наказание за участие в несогласованной акции допустимо только в том случае, если оно действительно серьёзно нарушает права и свободы других лиц.

Более того, эта норма позволяет привлекать граждан к ответственности за стихийные акции, проведение которых связано с каким-либо важным событием и актуально только в короткий промежуток времени – когда нет возможности отправить заявку на согласование. ЕСПЧ неоднократно заявлял, что подобное недопустимо — например, в постановлении 2007 года по делу «Бончковский и другие против Польши».

В новый КоАП из действующей редакции перекочевали нормы, устанавливающие ответственность митингующих за нарушение порядка, повреждение инфраструктуры и создание помех для жизни граждан. Хотя ЕСПЧ разъяснял, что это именно государство должно обеспечить свободу мирных собраний так, чтобы инфраструктура не пострадала. По этому вопросу суд высказывался в деле «Фрумкин против России» в 2016 году.

Александр Передрук. Я бы отметил, что уже и российские суды постепенно идут к позиции, что само по себе участие в мирном собрании не наказуемо. Верховный суд в 2018 году указал, что участники несут ответственность только в случае, если допустили нарушение запретов, прямо предусмотренных законом (например, скрывают лицо, оказывают неповиновение законным требованиям полиции). До этого, в 2017 году, Конституционный суд отметил, что применение мер ответственности возможно только тогда, когда «организаторы или участники публичного мероприятия ведут себя деструктивно, в частности, явно намереваются совершить или, более того, совершают какие-либо действия, угрожающие общественному порядку или общественной безопасности». К сожалению, на практике это применяется иначе – любое собрание, которое проводится без согласования, разгоняют, а участников привлекают за то, что они отказываются исполнять «законное требование» полиции «прекратить митинг и разойтись», что чаще всего не соответствует стандартам статьи 11 Конвенции.

Татьяна Глушкова: В распоряжении российских властей уже три года находится великолепный документ, который можно по праву назвать «энциклопедией нарушений права на свободу мирных собраний в РФ». Это постановление ЕСПЧ по делу «Лашманкин и другие против России». В нём приводится весьма обширный (хотя и не исчерпывающий) перечень недостатков нашего законодательства и правоприменительной практики, препятствующих реализации права на свободу собраний. Будь у российских властей желание изменить ситуацию к лучшему, им было бы на что опереться. Надо заметить, что в этом случае им пришлось бы внести изменения не только в КоАП, но и как минимум в ФЗ «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях», а также во множество региональных нормативно-правовых актов. Но такого желания, очевидно, нет, поэтому нормы старого КоАП перекочевали в новый без изменений.

Среди таких норм следует особо выделить наказание за «вовлечение несовершеннолетнего в участие в несанкционированном собрании, митинге, демонстрации, шествии или пикетировании, если это действие не содержит уголовно наказуемого деяния». Запрет этот сравнительно нов и введён в 2018 году. О нём следует сказать две вещи. Прежде всего, он оперирует термином «несанкционированные публичные мероприятия», хотя действующее законодательство называет процедуру взаимодействия между организатором мероприятия и властями не «санкционированием», а «согласованием». Это свидетельство крайне низкого уровня юридической техники федерального законодателя. Во-вторых, в норме не проясняется, что именно следует считать «вовлечением несовершеннолетних». Таким образом, по этой статье можно привлечь любого, кто опубликует информацию о несогласованном мероприятии на ресурсе, доступном для несовершеннолетних.

Новый КоАП также не вводит никаких ограничений для распространившейся в последние годы практики считать тех, кто публикует информацию о несогласованных публичных мероприятиях, организаторами этих мероприятий – и наказывать их. Подобная практика также противоречит международным стандартам в области защиты прав человека.

СМИ или не СМИ?

Статья 33.9 проекта нового КоАПа практически полностью копирует ст. 13.21 нынешнего кодекса. Она наказывает за изготовление материалов СМИ, не имеющих государственной регистрации или имеющих проблемы с документацией. В качестве наказания предусмотрен штраф и изъятие предмета правонарушения. Такой подход ЕСПЧ критиковал ещё в 1979 году. В постановлении по делу «Санди Таймс против Великобритании» суд заявил, что ограничения свободы слова должны быть «соразмерными и необходимыми в демократическом обществе». Например, ограничения могут быть оправданы интересами национальной безопасности или обеспечением авторитета правосудия. Однако норма 33.9 проекта нового КоАПа вводит серьёзное наказание лишь за формальное нарушение закона, что не отвечает этим критериям.

Александр Передрук: Наказание за изготовление или распространение продукции средства массовой информации исключительно на основании того, что это СМИ не зарегистрировано, не отвечает насущной социальной потребности и вряд ли может быть признано необходимым вмешательством в право на свободу выражения мнения.

Татьяна Глушкова: В делах, где речь идет о свободе слова – и тем более о свободе прессы – анализ пропорциональности вмешательства всегда является ключевым аспектом. К сожалению, как показывает известная мне практика, российским судьям такой подход чужд. Если формально состав правонарушения имеется, лицо будет признано виновным и понесёт наказание. Случаи освобождения от административной ответственности в связи с малозначительностью деяния крайне редки.

Домашнее насилие – КоАП или УК?

В новый КоАП также перешла норма о побоях, которые являются административным правонарушением и наказываются штрафом, арестом до 15 суток или обязательными работами. К ней относят в том числе и домашнее насилие. ЕСПЧ в постановлении 2019 года по делу «Володина против России» заявлял, что подобные дела нужно рассматривать только в присутствии прокурора, а судьи, участвующие в процессе, должны иметь специальную подготовку. Это, в частности, избавляет женщину от необходимости самостоятельно доказывать вину своего партнера. Новая редакция кодекса не содержит ничего подобного.

Александр Передрук: Я призываю не поддаваться эмоциям и смотреть на проблему глобально. Речь о том, насколько эффективно выстроена система борьбы с домашним насилием. Безусловно, в таких делах государство должно заботиться о потерпевших, в том числе обвиняя подсудимых. Но одним лишь наличием обвинения (что вообще является глобальной проблемой в нынешнем КоАП) проблема не решится – необходим комплексный подход.

Татьяна Глушкова: Чтобы российское законодательство начало защищать людей от домашнего насилия, поправки нужно внести не только в КоАП, но и в УК и УПК. В Уголовном кодексе необходимо закрепить, что побои, совершённые близким родственником жертвы или лицом, ведущим с ней общее хозяйство, являются уголовным преступлением уже с первого раза. Соответственно, из КоАП этот состав должен быть выведен. А отнести его следует к делам публичного или, по крайней мере, частно-публичного обвинения – для этого необходимы уже изменения в УПК. В таком случае женщина (а от домашнего насилия страдают в первую очередь они) будет избавлена от необходимости самостоятельно доказывать вину нарушителя.

Разумеется, только этих мер было бы недостаточно, чтобы государство получило возможность утверждать, что оно предпринимает достаточно мер для борьбы с домашним насилием. Необходимо принять специальный закон о противодействии домашнему насилию, в котором были бы закреплены специальные меры воздействия на нарушителей, такие как охранные ордера и т.п. Сотрудников полиции и судей необходимо обучать работе с этой категорией дел – это во многих случаях будет означать необходимость менять их мышление. Необходимо организовывать шелтеры для пострадавших от домашнего насилия, создавать программы психологической реабилитации, а для нарушителей – обязательные программы, обучающие работать с собственной агрессией и контролировать себя.

Особенности национального задержания

В состав процессуального КоАП предлагается включить статьи 4.6 и 4.7, которые разделяют процедуры доставления людей в отделы полиции от административного задержания — и определяют их порядок. Но в этих статьях всё ещё недостаточно урегулированы вопросы сроков и оснований для применения процедур доставления и задержания. В постановлении 2019 года по делу «Каляпин против России» ЕСПЧ напомнил, что доставление и задержание должны применяться только в крайних случаях, так как эти меры ограничивают право на свободу и личную неприкосновенность. Однако доставление в ОВД и задержание являются в России массовой практикой, особенно по митинговым делам. Нормы проекта нового кодекса никак не решают эту проблему.

Александр Передрук. Проблема разделения процедур доставления и задержания – в сроках лишения свободы. Российский законодатель считает, что срок лишения свободы (3 или 48 часов, зависит от ситуации) начинает течь не с момента фактического ограничения свободы, а с момента доставления, то есть время «доставления» не входит в срок задержания. Это позволяет полицейским устраивать экскурсии по городу в течение нескольких часов, изматывая задержанных и неправомерно лишая их тем самым свободы на больший период, чем это возможно по закону. Да, понятно и очевидно, что норма как бы благая – вдруг из тайги или Арктики придется доставлять вертолетом, как же тогда успеть процессуальные документы оформить? Но это исключение из правил, которое можно сформулировать изящно, не попирая прав граждан.

Ошибочно полагать, что сотрудники полиции могут автоматически доставлять граждан в отдел полиции и держать их взаперти до 48 часов. Даже в течение этого относительно короткого времени ограничение конституционного права на свободу и личную неприкосновенность в любом случае должно быть основано на законе. Закон же позволяет доставлять гражданина в полицию для составления протокола об административном правонарушении только лишь при невозможности составления этого протокола на месте. При этом полицейские должны объяснить, какие конкретно обстоятельства помешали составлению документа без поездки в отдел – к примеру, необходимые документы можно было оформить на месте, в служебной машине. В свою очередь, административное задержание может быть применено в исключительных случаях, если это необходимо для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения дела об административном правонарушении (ст. 27.3 КоАП РФ), а исключительность каждого конкретного случая должны также обосновать полицейские, а позже – проверить суд.

Татьяна Глушкова: Новый КоАП, как и прежний, устанавливает, что административное задержание «может быть применено в исключительных случаях, если это необходимо для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения дела об административном правонарушении, исполнения административного наказания». Сама по себе эта норма не так уж плоха, её недостатком можно считать разве что отсутствие обязанности пояснить, в чём состоит «исключительность» конкретного случая. Но в любом случае ключевая проблема административных задержаний лежит в плоскости правоприменения.

Если говорить о задержаниях на публичных акциях, то в качестве формальной цели всегда называется составление протокола об административных правонарушениях. Однако реальной целью таких задержаний является, конечно, в первую очередь разгон акции. Если же говорить о других правонарушениях (например, мелком хулиганстве и т.п.), то задержание нередко выступает в качестве средства наказания за неповиновение.

Вторая проблема нормативно-правового регулирования административного задержания – в том, что новый КоАП по-прежнему не обязывает правоохранительные органы мотивировать продление срока административного задержания на срок свыше 3 часов (в тех случаях, когда они имеют право задерживать привлекаемое лицо на срок до 48 часов). Фактически получается, что если человек обвиняется в правонарушении, за которое предусмотрено наказание в виде ареста, то он может быть отпущен уже спустя 3-4 часа после задержания, а может просидеть в ОВД и двое суток: всё зависит от воли тех, кто его задержал (а это, как правило, сотрудники полиции). Кстати, суд после этого может назначить ему наказание в виде штрафа.

Бессмысленная апелляция

В проекте нового процессуального КоАП по-прежнему не предусмотрена возможность приостановить исполнение наказания в виде административного ареста на время подачи и рассмотрения апелляционной жалобы. Предполагается, что решение судьи об административном аресте исполняется органами внутренних дел немедленно. Это приводит к тому, что лицу, «приговорённому» к административному аресту, нет смысла подавать апелляционную жалобу – она зачастую рассматривается уже после отбытия им наказания. Более того, все остальные виды наказания начинают исполняться после вступления постановления в силу, а арест – до. Такая практика уже была признана недопустимой в постановлении ЕСПЧ 2019 года по делу «Мартынюк против России». В этом решении Суд заявил, что невозможность приостановить срок отбывания ареста нарушает статью 2 Протокола № 7 к ЕКПЧ – ведь незамедлительное исполнение административного ареста фактически нарушает право на апелляцию.

Александр Передрук: ЕСПЧ неоднократно указывал, что хотя положения КоАП требуют, чтобы производство в суде второй инстанции осуществлялось в пределах установленных сроков – а именно в течение суток после её подачи – на практике даже это требование национальными судами не исполняется. Есть множество примеров, когда жалобы на постановления об административном аресте были рассмотрены уже после того, как гражданин отбыл назначенное наказание полностью или в лучшем случае частично. Европейский суд отмечал, что нет объяснения отсутствию приостанавливающего действия жалобы на постановление или невозможности принять какую-либо альтернативу безотлагательному исполнению наказания в виде административного ареста.

Татьяна Глушкова: До недавнего времени рассмотренные ЕСПЧ дела против России, в которых поднимался бы этот вопрос, ограничивались постановлением по делу «Цветкова и другие против России». В нём жалоба одного из заявителей на постановление по делу об административном правонарушении была рассмотрена с десятидневной задержкой. К тому моменту он уже успел отбыть административный арест.

В постановлении по делу «Мартынюк против России» Суд говорит уже о «структурной проблеме», обусловленной тем фактом, что административный арест, в отличие от других видов наказаний, автоматически начинает исполняться немедленно после вынесения постановления – тогда как другие наказания исполняются только после вступления его в законную силу.

К настоящему моменту Судом коммуницирован ряд жалоб, в которых ставится вопрос о том, нарушает ли статью 2 Протокола № 7 к Конвенции тот факт, что к моменту рассмотрения их жалоб на постановления об административных правонарушениях заявители уже успели отбыть часть назначенного им срока. Если Суд продолжит придерживаться позиции, занятой в деле Мартынюка, жалоба на этот аспект дела имеет шансы стать столь же типовой (разумеется, лишь в делах, где заявителям в качестве наказания был назначен арест), как и жалоба на отсутствие стороны обвинения в процессе по делу об административном правонарушении.

«Тотальное игнорирование стандартов»

Проведение дел по административным нарушениям будет регламентироваться отдельным законодательным актом – Процессуальным кодексом об административных правонарушениях. Но в его статьях, описывающих основные принципы административного производства, по-прежнему не закреплён принцип равенства сторон при рассмотрении дел. Согласно позиции ЕСПЧ, которую он озвучивал, например, в постановлении по делу «Булут против Австрии» 1996 года, такой принцип должен быть соблюдён, если обвиняемому грозит уголовное наказание. А в свете статьи 6 Европейской конвенции по правам человека многие наказания в этом законопроекте являются уголовными, так как имеют те же признаки: угрозу лишения свободы, карательную направленность, серьёзное воздействие на виновное лицо – и назначаются по правилам, схожим с уголовным судопроизводством. Такие критерии были определены в постановлении 1976 года по делу «Энгель и другие против Нидерландов». ЕСПЧ прямо оценивал некоторые нормы российского КоАП как уголовные (постановление 2018 года по делу «Цуканов и Торчинский против России»).

Также часть 12 статьи 2.3 проекта, как и действующие нормы, не предусматривает обязательного участия адвоката по назначению в рассмотрении дела об административном правонарушении, даже если максимально возможное наказание является уголовным в свете статьи 6 Конвенции. Хотя согласно постановлению ЕСПЧ 2015 года по делу «Михайлова против России», если человеку, обвиняемому в совершении административного правонарушения, грозит уголовное наказание, государство обязано обеспечить его бесплатным адвокатом в случае отсутствия у него адвоката по соглашению.

При этом часть 2 статьи 2.4 проекта нового процессуального кодекса даёт прокурору право участвовать в рассмотрении любого дела об административном правонарушении. То же самое написано в статье 25.11 действующего КоАПа. Тогда как в свете всё той же статьи 6 ЕКПЧ при рассмотрении таких дел прокурор не вправе, а обязан представлять сторону обвинения. Иначе, как указал ЕСПЧ в постановлении 2016 года по делу «Карелин против России», суд будет вынужден взять на себя функции стороны обвинения, что нарушает принципы беспристрастности суда и равенства сторон.

Александр Передрук. Равенство сторон нельзя лишь декларировать – оно должно быть реализовано на практике. В УПК есть принципы состязательности и равенства прав сторон. Означает ли это, что состязательность есть не только в букве, но и в суде?

Не в каждом случае обязательно участие адвоката по назначению, даже когда наказание фактически является уголовным. В принципе, упомянутые вами критерии из дела Энгеля не сводятся к одной лишь тяжести наказания. Иногда и небольшая санкция требует предоставления бесплатного защитника — например, когда этого требуют «интересы правосудия». В постановлении по делу Михайловой ЕСПЧ сформулировал критерии, когда необходимо предоставление бесплатной юридической помощи. И КС РФ, к слову, тоже не исключил в своём определении сценарий, когда законодатель может предоставить защиту за счет государства. Это же касается и участия прокурора. Право не равно обязанность. Необходимо обеспечить обязательное участие в делах, которые являются квазиуголовными.

Татьяна Глушкова: Если честно, решение законодателя не закреплять в Процессуальном КоАП норм, гарантирующих участие стороны обвинения в процессе и допускающих возможность предоставления бесплатной юридической помощи хотя бы части привлекаемых, сложно назвать иначе как тотальным игнорированием стандартов справедливого суда. В данном случае речь идёт не о каком-то политическом решении, а о банальном соблюдении гарантий равенства сторон, хотя бы формального. И ведь нельзя сказать, что проблема не озвучена: про необходимость участия стороны обвинения в процессе ЕСПЧ твердит уже много лет, постановление по делу Михайловой тоже вынесено не вчера. Но – нет.

Мне затруднительно понять, что движет законодателем. Видимо, выплачивать компенсации жертвам нарушения права на справедливый суд проще, чем платить зарплату сотрудникам прокуратуры и оплачивать судодни адвокатам по назначению.