«Просто таких прецедентов не знаю»

Вчера апелляционная инстанция «засилила» обвинительный приговор Мособлсуда по громкому делу врачей Элины Сушкевич и Елены Белой. Это решение было принято на фоне громкого скандала: несколько присяжных публично дали показания о серьёзных нарушениях в процессе. Они утверждают, что судья Мособлсуда Андрей Вьюнов заходил в комнату отдыха присяжных и убеждал их в виновности врачей. Защитник Элины Сушкевич адвокат Камиль Бабасов рассказал «Улице», как судья Вьюнов вёл тот процесс – и почему присяжные всё-таки решились пожаловаться на давление.

«Нашим оппонентом был председательствующий»

– Давайте в начале интервью напомним читателям: когда и почему отменили оправдательный вердикт?

– Ещё 10 декабря 2020 года коллегия присяжных заседателей Калининградского областного суда оправдала врачей. Но в мае 2021 года этот приговор отменили – по нескольким причинам. Во-первых, в состав коллегии был включён запасной присяжный Газизов, который имел погашенную судимость – о чём он честно сообщил суду. По закону это не является препятствием, и суд оставил его в составе коллегии, отклонив мотивированный отвод государственного обвинителя.

Сам Газизов даже не голосовал по вопросному листу. Не знаю, почему его присутствие в составе присяжных стало одной из причин для отмены приговора – ведь мы в суде этот вопрос разбирали. Видимо, задача такая была – использовать хоть какой-то формальный повод.

А во втором процессе, в Мособлсуде, присяжный заседатель Харченко ввёл в заблуждение не только участников судебного слушания, но и председательствующего. В анкете кандидата в присяжные он указал, что никогда не работал в правоохранительных органах. Но судя по его страничке в «Одноклассниках», он до пенсии служил в звании подполковника в ГУВД Московской области. Более того, он вошёл в основную коллегию присяжных под номером 5 и голосовал по вердикту.

– Разве закон запрещает людям с правоохранительным прошлым быть присяжными?

– Не запрещает, если человек уволился за пять лет до того, как его пригласили в присяжные. Но закон запрещает сообщать неправду или утаивать сведения. Если присяжного спрашивают: «Где вы работали?» – он должен честно ответить.

Адвокат Камиль Бабасов

Если человек что-то скрывает, это лишает стороны права заявить ему отвод. Соответственно, коллегия присяжных заседателей, сформированная таким образом, – это коллегия с незаконным составом.

Но вернёмся к калининградскому процессу. Второй причиной для отмены вердикта стало слово «чудовищность». Я использовал его во вступительном слове, когда говорил про обвинение. Как посчитала апелляционная инстанция, это слово было произнесено «с целью оказать незаконное эмоциональное воздействие на присяжных».

Видимо, «чудовищность» стала модным трендом – и позже, в Мособлсуде, государственный обвинитель дважды использовала это слово в прениях, чтобы охарактеризовать действия подсудимых. Первая фраза – «Чудовищный ответ Сушкевич: “Ну, мы магнезию вводим, только когда они ещё в родильном зале, а не на детстве лежат”». И вторая – про Белую: «Она сама вообще понимает всю чудовищность её требований?»

Третьим поводом для отмены стало ограничение права стороны обвинения на представление доказательств. Председательствующий отказал обвинению, которое хотело предъявить присяжным заседателям письменный ответ Министерства здравоохранения Калининградской области. В этом письме замминистра Семёнова высказывала свои суждения о том, была бы у Белой какая-то ответственность, если бы в министерстве провели разбор [статистики] младенческой смертности. Мы возразили, сказали: «Это просто письмо какого-то человека. Пусть сторона обвинения вызовет её в суд, где её предупредят об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, зададим ей вопросы». Суд согласился, предложил пригласить Семёнову и допросить её по обстоятельствам, излагаемым в письме. Но обвинение отказалось.

– Кажется, был ещё аргумент, что на присяжных оказывало большое влияние внимание СМИ?

– Довод о влиянии СМИ на коллегию изложила в своём апелляционном представлении сторона обвинения. Но суд не посчитал его доказанным.

– Как вы в целом относитесь к отмене оправдательного приговора?

– Он был отменён по совершенно надуманным поводам. Процесс в Калининграде и так шёл с безусловным уклоном в сторону обвинения. Нельзя сказать, что судья Сергей Капранов поддерживал сторону защиты – он делал всё, чтобы присяжные вынесли обвинительный вердикт, мы неоднократно заявляли ему отводы в процессе. Но даже при этом надо отдать ему должное – в Калининграде не было такого, как в Мособлсуде. Судья Капранов не позволял себе иронизировать над словами подсудимых во время их допроса, высказывая своё недоверие к их словам [как это делал судья Мособлсуда Андрей Вьюнов]: «Ну да, да, конечно. Вот так вы говорите? Интересно, интересно».

Адвокат Камиль Бабасов

В Московском областном суде весь процесс нашим оппонентом был председательствующий по делу.

Любое высказывание или довод стороны защиты, любое представленное нами доказательство заканчивались разъяснениями [судьи для] коллегии присяжных. И опровержением наших доводов – с оглашением председательствующим Вьюновым отдельных доказательств из материалов дела.

– А так можно вообще?

– Конечно, так нельзя. Суд не должен выступать оппонентом стороне защиты. Но российский уголовно-процессуальный закон прямых запретов председательствующему на этот счёт не устанавливает.

– Чем отличался второй процесс от первого?

– Вот вам наглядный пример. В Калининграде мы подготовили аргументированное, подробное ходатайство о признании заключения комиссионной судебно-медицинской экспертизы из Санкт-Петербурга недопустимым доказательством. Когда мы заявили его в Калининграде, то судья и сторона обвинения для опровержения наших доводов вызвали и допросили петербургских экспертов. Которые в итоге защищали в суде свою экспертизу.

А в Московском областном суде аналогичное подробнейшее и аргументированное ходатайство судьёй Вьюновым было разрешено двумя фразами: «Что вы нам рассказываете [про недостатки петербургской экспертизы], вы же адвокат, не эксперт. В удовлетворении ходатайства отказано». Вот вам разница в качестве судебного следствия.

Могу сказать, что на втором процессе вопросы медицины вообще не обсуждались. Суд снимал все вопросы касательно состояния младенца. Хотя позиция защиты строилась как раз на том, что ребенок родился в крайне тяжёлом состоянии и умер вследствие этого.

– Вы заявляли ему отвод?

– Конечно заявляли, многократно. Он сам же их рассматривал и отклонял.

– А по каким причинам дело во второй раз рассматривали именно в Московской области?

– Судья Верховного Суда Геннадий Иванов посчитал, что влияние врачей на органы власти и общественность в Калининграде столь высоко, что сформировать независимую коллегию присяжных заседателей из числа жителей региона будет невозможно. Слишком большое внимание СМИ к этому делу. Поэтому и решили передать дело в Московскую область.

«Ими манипулировали»

– Со второго раза врачей признали виновными. Вы подали апелляционную жалобу – расскажите, пожалуйста, какие в ней аргументы.

– В апелляционной жалобе мы сообщили про массу нарушений. Первое: отсутствие в материалах дела протокола судебного заседания, отвечающего требованиям статьи 259 УПК. Иными словами, протокол, который судья готовил четыре месяца, совершенно не отражал того, что происходило в суде.

Протокол должен отражать ход судебного следствия, чтобы апелляция могла восстановить его картину. В нём должны быть указаны все ходатайства, все возражения, все замечания со стороны судьи. Там должны быть все реплики записаны именно в таких формулировках, в каких это всё звучало. А судья Вьюнов, скажем так, «причесал» протокол. Удалил оттуда все свои едкие высказывания в отношении подсудимых, в отношении адвокатов. Всю иронию, все усмешки, которыми сопровождался допрос подсудимых.

Ещё в протокол не попали возражения защиты на действия судьи. А допрос свидетеля Городецкого полностью не соответствует аудиозаписи.

Второй аргумент жалобы – отказ стороне защиты в допросе свидетеля обвинения Кияненко. Ранее её допрашивали на предварительном следствии.

– Поясните, пожалуйста, что значит «свидетель обвинения» – и зачем он нужен стороне защиты?

– Свидетелей, которых допросили на предварительном следствии, как правило, заявляют свидетелями обвинения. Это просто термин такой. Они далеко не всегда рассказывают то, что удобно следствию. Чаще всего свидетели приходят в суд и рассказывают то, что было на самом деле, – и это интересно стороне защиты.

В данном случае речь идёт о медсестре Алёне Кияненко, которая вместе с врачом Екатериной Кисель дежурила в ту ночь в палате интенсивной терапии роддома. Согласно приказам Минздрава, в родзале во время родов присутствует неонатолог, который первым принимает ребёнка и начинает оказывать ему помощь. В этой ситуации неонатолога не было. В родзале бездыханному, глубоко недоношенному ребенку не была оказана помощь – его просто завернули в одеяло и отнесли в палату интенсивной терапии. Положили на пеленальный столик и ждали, пока придёт Кисель.

Алёна Кияненко – как раз та медсестра, которая приняла ребенка в палате интенсивной терапии и потом помогала Кисель в реанимационных мероприятиях. Она должна была рассказать на суде о кровотечении из пупочного катетера у новорождённого. Когда врач Кисель, интубировав ребенка, ушла из палаты интенсивной терапии заполнять карты, то у ребенка из пуповины начала течь кровь. Кияненко в своих показаниях на предварительном следствии говорила: он лежал в луже крови. Судя по анализам, по количеству эритроцитов, ребенок потерял две трети объёма циркулирующей крови.

Обо всём этом Кияненко должна была рассказать присяжным. Естественно, обвинение в итоге не стало её приглашать. А мы возражали против этого – мы требовали, чтобы её допросили или хотя бы огласили её показания.

Адвокат Камиль Бабасов

Её показания имели существенное значение для разрешения дела, но присяжные их так и не услышали.

Наш третий довод: председательствующим последовательно пресекались попытки защиты довести до присяжных сведения о смерти младенца по причине его болезненного состояния, ненадлежащей и несвоевременно оказанной медицинской помощи. Как я уже говорил, судья отказался обсуждать вопросы медицины. Хотя позиция защиты строилась на том, что ребёнок умер от собственных заболеваний.

Четвёртым основанием для отмены обвинительного приговора мы указали незаконный состав коллегии.

– Расскажите об этом поподробнее.

– В последний день судебного разбирательства не явились двое присяжных. Про одного в суде объяснили, по какой причине он отсутствует. А второго без объяснения причин просто взяли и исключили из состава присяжных.

Позже мы узнали подробности. Утром он пошёл на судебное заседание. На улице к присяжному подошёл незнакомый парень и начал его обвинять, что он «гуляет» с его женой. Начал его физически удерживать, не отпускал. Присяжный возмутился, сказал, что вызовет полицию. Тот ответил: «Конечно, звоните».

Пока присяжный дозванивался до 112, подъехал «уазик» с полицией, забрал у них паспорта и повёз обоих в отдел. В отделе его попросили посидеть в коридоре. Присяжный, как он это пояснил в суде апелляционной инстанции, сидел и ждал свой паспорт – к нему никто не подошёл. Через несколько часов он понял, что всё это какой-то спектакль. Он попросил отдать паспорт и уехал на работу.

А в Мособлсуде его исключили из состава коллегии без объяснения причин. Хотя он звонил из отдела полиции старшине присяжных и говорил, что его задержала полиция. И самим полицейским показывал талон присяжного.

– Разве вердикт мог быть вынесен без участия хотя бы одного члена коллегии?

– Его заменили запасным присяжным Харченко, о котором я говорил выше. Который умолчал о работе в органах, чем лишил сторону защиты возможности мотивированного отвода. Так вот, оказалось, что Харченко работал в подразделении МВД по городу Мытищи, один из отделов которого и задержал присяжного.

– И это не единственная проблема с коллегией. Несколько присяжных публично заявили, что на них оказывалось давление…

– Да, один из присяжных нашёл в социальных сетях моего коллегу, защитника Белой. Написал ему, что хочет встретиться и рассказать, как ими манипулировали.

На встрече он и два других присяжных сообщили нам, что председательствующий приходил к ним в комнату отдыха и убеждал их в виновности врачей. Говорил им, что собранные по делу доказательства полностью доказывают вину, что петербургская комиссионная экспертиза не подлежит сомнению. Что одной только записи с Белой достаточно, чтобы признать их виновными.

– Это был единичный случай?

– Согласно пояснениям присяжных в суде [при рассмотрении апелляции на приговор], судья Вьюнов заходил к ним дважды. В первый раз дольше, во второй раз – короче. Оба раза он высказывал свои суждения относительно доказательств, относительно виновности подсудимых.

Это свидетельствует, что Вьюнов не был беспристрастен в данном процессе. Согласно положениям главы 9 УПК, если судья утратил объективность и беспристрастность, если он каким-то образом высказывает свои суждения относительно виновности-невиновности – он обязан заявить самоотвод и уйти из процесса. И это его обязанность, а не право.

– А почему присяжные решили рассказать об этом только спустя какое-то время?

– А как вы себе это представляете? Кому они должны были это сказать?

– Возможно, выразить в зале недоверие судье.

– Нет такой процедуры. И не забывайте, они простые граждане, совершенно простые люди, не юристы. Никогда близко рядом с судебной системой не стояли. Они просто не знали, что им делать в такой ситуации.

Да и мы сами, когда они нам всё рассказали, пошли думать: что теперь с этой информацией делать, как здесь по закону надо поступить? Достаточно нетривиальная ситуация. А уж они тем более знать не знали. Многим [присяжным] сначала и в голову не приходило, что это незаконно.

– А они не хотели подавать заявление о преступлении?

– Нет, заявления о преступлении они не подавали. Я же говорю, они простые люди и просто не могли представить, как это – пойти и подать заявление на судью.

– Что их всё-таки мотивировало к вам обратиться?

– Они почувствовали, что ими манипулировали. Они пришли как порядочные, добросовестные граждане исполнить свой гражданский долг – рассмотреть дело по справедливости. Но увидели, что никакой справедливостью в этом деле не пахло. Что ими манипулировали, что всё делалось для того, чтобы был нужный вердикт.

А нужным я его называю, потому что это отразилось в благодарственном письме, которое им прислал старшина. Письмо следующего содержания: «По поручению судьи, передаю Вам слова благодарности за ваше участие в процессе. Огромное Вам спасибо за вердикт и честно проделанную работу! Примите благодарность от Генеральной прокуратуры РФ, Следственного комитета РФ и всех свидетелей, которые под страхом мести подсудимых давали показания по делу.

Что касается дальнейшего хода событий. Заседания продолжатся уже без нас, так же по вторникам. Будут исследоваться обстоятельства, связанные с личностью подсудимых, это займёт некоторое время, вынесение приговора состоится в сентябре. Вы можете посещать заседания, но уже как посетитель. Однако надо помнить, что, конечно же, всех присяжных запомнили в лицо, как на ваше присутствие будет реагировать общественность – вопрос открытый, но по аналогии с подобными процессами возможно всякое. Одним словом – решайте сами».

– Куда им прислали это письмо? Сталкивались ли вы раньше с такими «благодарностями»?

– Благодарственные письма им прислал старшина присяжных заседателей на Whatsapp, каждому. С такими «благодарностями» мы, конечно, никогда не сталкивались. Вообще, это очень странно, когда присяжный, ссылаясь на судью Вьюнова, присылает членам коллегии благодарности от Следственного комитета и Генеральной прокуратуры. Это больше, чем странно!

– Какие нормы закона нарушает такое поведение судьи?

– В Уголовном кодексе есть часть 3 статьи 294 – воспрепятствование правосудию с использованием служебного положения в какой бы то ни было форме. В данном случае правосудие осуществляла коллегия присяжных заседателей. Могут ли действия судьи считаться воспрепятствованием, я не знаю. Просто таких прецедентов не знаю в практике.

– Эта история может повлечь какие-то последствия для судьи?

– Жалобу в квалификационную коллегию, думаю, мы подадим. А дальше судьи пусть сами разбираются со своим коллегой.

– Такое давление на присяжных произошло в первый раз на вашей практике?

– Я подозреваю, что случаи давления присяжных заседателей не редкость. Но чтобы присяжные сами пришли в суд апелляционной инстанции и дали об этом пояснения – да, это впервые.

– От такого давления можно защититься?

– Новеллы высших судебных инстанций – постановление Конституционного Суда от 7 июля 2020 года и новый пункт 42.2, недавно внесённый в постановление Пленума Верховного Суда от 22 ноября 2005 года, – рекомендуют судам апелляционной и кассационной инстанций производить опрос присяжных заседателей при проверке доводов об оказании на коллегию незаконного воздействия. Если присяжные будут знать об этом, если остальные участники процесса будут об этом помнить, возможно, случаев незаконного воздействия на присяжных заседателей будет меньше.

– Вчера апелляционная инстанция оставила в силе приговор врачам. Как вы считаете, почему суд не принял во внимание показания присяжных?

– Мы услышали только резолютивную часть, без «мотивировки». Поэтому пока не знаю. Но решение апелляционной инстанции мы, безусловно, будем обжаловать.