«Моей первой реакцией были слёзы»

Валерия Ветошкина – одна из пока что двух адвокатов-«иноагентов». Минюст внёс её в реестр из-за гонораров «Мемориала»*, выплаченных за работу для «ОВД-Инфо»*, а также за комментарии и интервью для СМИ-«иноагентов». Она была вынуждена покинуть Россию. В своей колонке для «Улицы» Валерия Ветошкина рассказала, как восприняла новость об «иноагентстве», как живёт и работает с этим статусом, какой помощи ждёт от адвокатского сообщества – и что думает о проблеме выгорания.

«Я хочу, чтобы адвокаты воспринимались как живые люди»

М еня признали СМИ – «иностранным агентом» 8 ноября прошлого года. Новость об этом появилась поздним вечером – и моя реакция меня саму по-настоящему удивила.

Накануне прошёл слух, что иностранным агентом планируют признать Ивана Павлова*. Были предположения, что могут признать и кого-то из бывшей «Команды 29»**, частью которой я была. Но я, если честно, думала, что уж меня-то эта угроза обойдёт стороной. Я закончила бакалавриат Санкт-Петербургского государственного университета только в 2019 году, у меня было всего два года юридической практики, из них – полгода адвокатской. Со мной работали прекрасные коллеги, замечательные специалисты, бесстрашные и смелые (а государство, как известно, не любит именно таких). Хочу, чтобы меня поняли правильно – в моих глазах были более очевидные кандидаты на попадание в этот «прекрасный» перечень.

Как же я заблуждалась.

Моей первой реакцией были слёзы, истерика и звонок маме. Я не стыжусь своей реакции. Наоборот, специально рассказываю об этом. Наверное, некоторые скажут, что слёзы – это слабость. Что люди не хотят видеть плачущих защитников. Но я с этим не согласна. Я хочу, чтобы адвокаты воспринимались как живые люди, а не бездушные машины для противостояния государству.

Возможно, именно поэтому меня так задела реакция части профессионального сообщества на дискуссию о профессиональном выгорании юристов. Ситуация, казалось бы, совсем иная – но я прочитала множество высказываний, унизительных и для меня. От совсем неуместных шуток до комментариев в стиле «зумеры, если вы позволили себе выгореть в своём юном возрасте, то у вас просто было недостаточно работы и много ожиданий». Или «да мне сорок/пятьдесят/шестьдесят лет и я всё ещё бодр и не ною, а вы слабаки». Хочется заметить, что бóльшую часть этих комментариев писали мужчины (да, гендерные стереотипы вошли в чат).

Как же обидно мне было это всё читать! Я злилась, обсуждала с молодыми коллегами эти реакции… И вот тут мне хочется немного рассказать читателям о себе. Да, мне 24 года, но мой профессиональный путь начался, что называется, «по жести». Уголовные дела, куда меня не хотели допускать, потому что я «неудобный» адвокат. Пожилые подзащитные в «Лефортово», которых следствие и суды губили у меня на глазах. Следователи кричали на меня и кидались документами. Приставы в судах не пускали меня в спецчасти этих самых судов – «потому что молодой девушке туда не нужно». Меня не допускали в отделы полиции, где на моих доверителей в это время оказывали давление. Мне приходилось объяснять людям, почему их отцы и мужья могут получить 20 лет в колонии строго режима.

Я понимаю, что многие старшие коллеги сейчас закатят глаза – мол, у всех такое было. Тогда вот вам ещё примеры. На второй месяц моей адвокатской деятельности мой наставник стал обвиняемым по уголовному делу – а причиной была эта самая адвокатская деятельность, которой он занимался смело и профессионально. Наконец, мне самой пришлось уехать из страны – ещё в «довоенную» волну эмиграции.

А эмиграция – это вообще ни разу не курорт. Особенно когда уезжаешь вынужденно. Приходится с нуля строить всё, что дома воспринималось как что-то само собой разумеющееся. И я говорю сейчас не только о быте, а ещё и об удалённой адвокатской работе. Появилась необходимость перестроить все рабочие процессы, задачи и привычки. Но в этом я вижу даже плюс: я хочу показать коллегам, что адвокат может работать из-за границы. Что адвокатская работа не ограничивается СИЗО, кабинетом следователя и залом суда.

«Аргументы Минюста отвратительны»

Сейчас, в эмиграции, я читаю официальную позицию петербургской квалифкомиссии по «нарушениям» Ивана Павлова – и не понимаю, что происходит с российской адвокатурой. Я мечтала стать адвокатом с 12 лет – но это уже не та адвокатура, в которую я приходила. Эти совершенно невозможные документы подписывают те, кто меня учил. Я не готова идти на компромиссы и соглашаться с кем-то, кто считает, что государство вправе так преследовать защитников. Пусть даже этот «кто-то» принимал у меня квалификационный экзамен год назад.

В общем, я очень быстро убедилась, что в реальной жизни нужно забыть то, чему меня учили в университете. А более опытные коллеги говорят, что я пришла в профессию на излёте самой идеи права в стране.

Сначала они последовательно уничтожали всё, что связано с правами человека, честью и достоинством личности – чтобы потом объявить эту позорную «специальную военную операцию». И уже через неделю принять закон о цензуре, который вынудит закрыться почти все независимые СМИ под угрозой отправиться в колонию на 15 лет. Ничего, кроме позиции государства, сегодня произносить нельзя. Я ощущаю себя где-то между «Триумфальной аркой» Ремарка и «1984» Оруэлла. Только вот конец у этих историй – несчастливый.

И я искренне не понимаю – как не плакать, как не испытывать боль за своих подзащитных и их семьи? Как не оказаться на грани профессионального выгорания? Я адвокат, но я живой человек. А каждое уголовное дело – сломанная жизнь такого же живого человека (и почти всегда не одна). Мне больно за людей, за свою страну, за себя. И дело совсем не в сложности адвокатской профессии – а в отсутствии правосудия в нашей стране.

Ах да, есть ещё «вишенка на торте». Когда ты молодой адвокат (и особенно девушка), тебе постоянно приходится доказывать своё право на существование. Доказывать всем – коллегам, процессуальным оппонентам, доверителям… Доказывать, что ты не хуже, чем адвокаты-мужчины сорока-пятидесяти-шестидесяти лет.

Только в суде я узнала, за что конкретно меня признали СМИ – «иностранным агентом». Что тут сказать – аргументы Минюста отвратительны (как, собственно, и сам закон). Минюст в своих возражениях даже не смог ничего конкретного ответить на аргументы моего представителя об ограничениях моих профессиональных прав. По сути, мне «вменили» в вину мою юридическую и адвокатскую деятельность – например, комментарии СМИ по поводу уголовных дел, в которых я являюсь защитником. Что это, если не преследование за профессиональную деятельность?

Адвокат Валерия Ветошкина

Меня внесли в реестр именно за адвокатскую работу. Работу, которая была (и остаётся) неудобной государству, яркой и смелой. Поэтому наше «иноагентство» – очередная атака на адвокатуру в целом, которая касается и наших доверителей.

Прямо сейчас коллеги смотрят на меня и Ивана Павлова с понятными мыслями: «Не надо мне иностранных денег, и со СМИ общаться тоже не надо». А ведь общение со СМИ – очень важный аспект тактики защиты по целому ряду дел. Даже ЕСПЧ признавал за адвокатом право на публичные высказывания в СМИ.

И что плохого в иностранных доверителях? Почему из-за мнения Минюста кто-то должен оставаться без квалифицированной юридической помощи? Почему из-за мнения Минюста я должна всему свету раскрывать имена доверителей и сумму соглашения? А ведь именно этого требует отвратительный закон об «иноагентах». Хотя это и незаконно, и неконституционно.

«Я собираюсь бороться до последнего»

Я стараюсь продолжать идентифицировать себя не как «иноагента», а именно как адвоката (или правозащитницу). Вроде бы ещё получается: одергиваю себя, если думаю, что всё кончено.

Но, поверьте мне, это очень сложно.

Хотя первое время было даже немного смешно (да, вот и настало время посмеяться в этом тексте). Я настолько отрицала и не соотносила с собой статус «иностранного агента», что при знакомстве с новыми людьми вообще не упоминала о нём. Так что это приходилось делать моим друзьям. А мне оставалось бесконечно долго спорить с теми, кто называл «иноагентство» каким-то «знаком качества». Потому что это всё равно дискриминирует меня – пусть несознательно и не с целью меня задеть. Но это каждый раз напоминает, что ты какой-то не такой.

Адвокат Валерия Ветошкина

Очень сложно жить обычной жизнью, когда тебя даже при самых обычных тратах просят не переводить деньги напрямую.

Но я собираюсь бороться до последнего – за своих доверителей и за себя. Пока наше государство не убило само себя, пока судебная система существует – надо бороться за свои права и за права того парня. Что я и буду делать – и всех коллег к этому призываю. Кто, если не мы?

Я видела, что адвокат Алексей Калугин предложил коллегам подать ходатайства о вступлении в моё дело в качестве заинтересованных лиц. Разумеется, мой случай затрагивает всю адвокатуру и наших доверителей. Никому не хочется оказаться в статусе «иностранного агента». Мне кажется, если бы большое число коллег попытались войти в моё дело, быть может, это заставило бы судью увидеть в моём кейсе проблему преследования всех адвокатов. Да и сделать это несложно – надо просто подать ходатайство в Замоскворецкий суд. Я думаю, Алексей с радостью поделится своим документом.

А вообще я считаю, что мне очень повезло. Не с «иноагентством», конечно, а с моим профессиональным развитием. Я попала в правозащиту совершенно случайно, что называется, «по объявлению». Я даже не знала, что в юриспруденции есть большой некоммерческий сектор – в университетах про это не рассказывают. Когда я училась, то видела перед собой два варианта: районное следствие или нелюбимое мной частное право. Но мне повезло, я сделала свой лучший неосознанный выбор. Правозащита – стиль жизни и призвание, а не просто работа. Поэтому я чувствую, что всё не зря. Несмотря на «иноагентство» и другие проблемы, я горжусь собой и коллегами.

Я не могу вспомнить минусов в своей работе в правозащитной сфере. Меня учили, за мной наблюдали и направляли. В нужный момент одёргивали, но всегда давали карт-бланш. Не знаю, можно ли считать минусом, что всё закончилось эмиграцией и «иноагентством»? Наверное, останься я в частном секторе или на государственной службе – было бы в какой-то степени легче жить. Но и там есть свои нюансы.

Да, иногда мне очень грустно – ведь я 24/7 варюсь в негативной повестке нарушений прав человека. В социальных сетях однокурсников сплошной успех, выигранные кейсы и красивые картинки. Я немного завидую им – а потом вспоминаю, что живу свою лучшую жизнь и занимаюсь лучшим делом на свете.

Спасибо, дорогая «Улица», что дала высказаться. Я очень хочу, чтобы коллеги не боялись своих эмоций – и не запрещали себе быть живыми людьми.