Двуликий Минюст

Адвокаты и правозащитники возмущены законопроектом министерства юстиции о расширении списка причин для «режима особых условий» в колониях. Если он будет принят, то санитарный карантин или угроза вооружённого нападения станут поводами для запрета свиданий с защитниками. Адвокат Вера Гончарова отмечает, что документ был разработан одновременно с заявлениями главы Минюста о важности соблюдения прав заключённых и арестованных граждан. Она сравнивает новые поправки с печально известной «Крепостью» – и предлагает министерству определиться с направлением своих инициатив.

У реки два берега

«Шаг вперёд, километр назад» – так, наверное, будет правильным охарактеризовать уголовно-исполнительную политику нашего государства и соответствующие изменения в УИК последних лет. Вот лишь самый яркий пример. Летом законодатель разрешил допускать в исправительные учреждения лиц, не являющихся адвокатами, – представителей в ЕСПЧ. И одновременно запретил пользоваться какой-либо техникой при общении с заключённым. Чем очень осложнил работу защитников и тех же представителей.

А вот совсем свежая история. В середине октября министр юстиции Константин Чуйченко заявил о «важности создания действующих механизмов, гарантирующих соблюдение прав граждан, оказавшихся в учреждениях УИС». Напомнил о «необходимости беспрепятственного посещения мест принудительного содержания» членами Общественной палаты и СПЧ. Более того, поддержал давнее предложение правозащитников исключить из состава ОНК бывших работников системы ФСИН.

И одновременно тот же самый Минюст разработал пакет поправок в ст. 85 УИК «Режим особых условий в исправительных учреждениях». Который в случае принятия может обернуться ещё большими бедами, чем отсутствие средств фиксации у адвокатов.

Старая добрая «Крепость»

В действующей редакции ч. 1 ст. 85 УИК перечислен перечень обстоятельств, при наступлении которых в ИУ может быть введён «режим особых условий». Теоретически, это должно создать организационные условия для восстановления нормальной деятельности учреждения при возникновении стихийного бедствия, чрезвычайного или военного положения, при массовых беспорядках или групповых неповиновениях осуждённых. В период «режима особых условий» может быть приостановлено осуществление жизненно важных прав осужденных – права на свидания с родственниками и адвокатами, получение посылок и передач, переписку, телефонные разговоры, прогулки и многих других (полный список см. в ст. 88–97 УИК)

Теперь список причин для введения «особых условий» предлагают расширить. Вполне допустимо, на мой взгляд, дополнить его захватом заложников и совершением террористического акта. Пусть даже они происходят в исправительных учреждениях крайне редко или вообще никогда. Но кроме этого Минюст предлагает добавить и режим карантина – «в связи с возникновением пандемий, эпидемий и эпизоотий». Причём в пояснительной записке к законопроекту мы не найдём объяснений этого решения.

Нельзя сказать, что авторы законопроекта полностью приравнивают медико-санитарный карантин к ситуации захвата заложников. Там предусмотрен «дифференцированный подход ‎к ограничению прав осуждённых… который будет зависеть от обстоятельств его введения». При карантине осуждённым останутся доступными телефонные переговоры, переписка и просмотр телевизора. Вот и весь «дифференцированный подход».

Адвокат Вера Гончарова

При этом телефонные переговоры доступны не всем осуждённым. Проблемы с отправкой и получением корреспонденции есть почти в каждом ИУ. А телевизор никак не может заменить отсутствие продуктов, предметов гигиены, литературы, прогулок и свиданий.

Важно отметить, что возможность ограничения права осуждённого на свидание с адвокатом или представителем в ЕСПЧ сохраняется при любых обстоятельствах для введения «режима особых условий». Возможно, это и есть основная цель законопроекта. Ведь при прочтении предлагаемой редакции ст. 85 сразу вспоминаются рапорты сотрудников полиции при объявлении небезызвестного плана «Крепость». Там тоже говорится про «наличие реальной угрозы вооружённого нападения» – которой может оказаться что угодно. В том числе, например, несколько адвокатов, стоящих у ворот колонии с телефонами и портфелями.

На то особый резон

«Чрезвычайные обстоятельства вынуждают нас обратиться к руководителям вышеперечисленных органов власти», – писали мы с адвокатом Каринной Москаленко директору ФСИН, Генпрокурору и министру юстиции в 2018 году. Тогда в одной из омских колоний был введён «режим особых условий». На протяжении почти месяца ни один адвокат не мог попасть к своим доверителям, о жизни и здоровье которых не было ничего известно. Мы круглосуточно отвечали на звонки родственников – а те начинали нервничать ещё больше, узнав, что даже адвокатов в колонию не пускают. Потом стало известно, что восстановление нормального режима работы учреждения произошло довольно быстро. А ограничение допуска адвокатов было направлено на недопущение утечек информации о событиях в учреждении (хронику событий в омской ИК-6 составила «Медиазона», внесена в реестр СМИ-иноагентов – «АУ»).

Возможность ограничения прав осуждённых с помощью данного режима и в действующей редакции УИК даёт пространство для различных злоупотреблений. Но поправки Минюста расширяют возможности для злоупотребления до бесконечности. Карантин или «режим повышенной готовности», «ограничительные мероприятия» или угроза нападения, – главное, что учреждение сможет на неопределённое время плотно закрыть свои двери перед адвокатом.

Адвокат Вера Гончарова

То есть законодатель не отрицает впрямую, что у осуждённых есть конституционные права и гарантии. Но теперь они могут быть ограничены после заявления оперативного сотрудника о том, что имеется угроза нападения. Или из-за служебной записки фельдшера, сообщившего о заболевших COVID-19.

Проверить обоснованность «особых условий» можно будет лишь в изнурительном судебном процессе. Но даже в суде мы рискуем не увидеть приказа, которым такой режим введён. Потому что работа учреждений ФСИН во многих случаях регулируется документами, имеющими гриф «ДСП».

Здесь снова уместно вспомнить историю с Омском. Тогда одному адвокату случайно удалось получить копию приказа о введении «режима особых условий». Разумеется, все должностные лица были крайне возмущены – и угрожали различными санкциями за «неправомерный доступ к информации».

Но даже если суд через несколько месяцев признает ограничения прав заключённых незаконными, то проблему это никак не решит: время упущено.

Адвокат Вера Гончарова

В любой правовой системе такое не ограниченное ничем, даже последующим судебным контролем, усмотрение принято называть произволом.

Общепризнанные нормы и стандарты международного права признают содержание заключённых без связи с внешним миром – incommunicado – неподобающим обращением. В таких условиях человек наиболее уязвим. Статья 48 Конституции также гарантирует беспрепятственный доступ к адвокату. Поэтому ограничения, предусмотренные ст. 85 УИК, точно не должны стать оправданием запрета осуждённым получать юридическую помощь.

Учитывая иные инициативы Минюста, – направленные на гуманизацию законодательства, расширение общественного контроля мест изоляции и возобновление диалога с правозащитниками, — хочется надеяться, что законопроект будет дополнен чёткими и недвусмысленными формулировками запрета длительного ограничения прав осуждённых на свидания с адвокатом. В противном случае эта инициатива будет расцениваться как поддержание и укрепление опасной закрытости учреждений системы ФСИН – и всё большее удаление её от принципов правового государства.