«Им дали команду жрать – и они жрут»

«Специальная военная операция» длится уже сто дней – и больше двух месяцев в России действуют связанные с ней «цензурные» законы. Кажется, что мы вернулись в давно забытый кошмар: оказаться под следствием можно за разговор в очереди или на работе; журналистов отправляют в СИЗО за статьи, а обычных людей судят даже не за мнение, а за одежду «неправильного» цвета. «Улица» обсудила с адвокатами, юристами и исследователями, как работает эта цензура – и почему так сложно предугадать, получишь ты за критику «спецоперации» штраф или реальный срок.

Невероятная скорость законотворчества

П оправки об административной и уголовной ответственности за «заведомо ложную информацию» о действиях российской армии, «дискредитацию» вооружённых сил и призывы к санкциям внесли в Госдуму 3 марта 2022 года. Уже на следующий день их приняли депутаты, одобрили сенаторы и успел подписать президент Владимир Путин. Такая скорость стала возможна благодаря известной уловке: «цензурные» нормы внесли на обсуждение в виде поправок к старым законопроектам. Это позволило рассмотреть их сразу во втором и третьем чтении.

Новые статьи КоАП – 20.3.3 («дискредитация» действий российской армии) и 20.3.4 (призывы к введению санкций) – присоединили к законопроекту 2021 года о наказании за совершение сделок с имуществом, полученным преступным путём. Уголовные статьи 207.3 (распространение «заведомо ложной информации» о действиях армии), 280.3 (повторная «дискредитация») и 284.2 (повторные призывы к санкциям) появились благодаря законопроекту 2018 года о наказании за исполнение санкций.

25 марта президент подписал ещё один закон – теперь об уголовной и административной ответственности за «ложную информацию» о действиях любых госорганов за рубежом и их «дискредитацию». Изменения в ст. 20.3.3 КоАП были приняты «пакетом» вместе с поправками в ч. 4 ст. 8.32 КоАП о пожарной безопасности, а дополнения в статью 207.3 УК – вместе с уточнением ответственности за уничтожение или повреждение лесных насаждений (ст. 261 УК).

«Заведомо» виновен

Первое уголовное дело по новым составам появилось менее чем через две недели после принятия закона. Подозреваемой стала блогер и издатель Вероника Белоцерковская*. По версии СК, она опубликовала в соцсети «заведомо ложные сведения об использовании вооружённых cил Российской Федерации для уничтожения городов и гражданского населения Украины». В начале мая глава СК Александр Бастрыкин говорил, что ведомство возбудило уже 35 дел за «ложную информацию» о действиях армии. Сейчас правозащитникам известно о 53 таких делах, сказал «Улице» адвокат, старший партнёр «Сетевых свобод» Станислав Селезнёв.

Чаще всего поводом для уголовного преследования становятся публикации в СМИ и соцсетях. Например, главного редактора хакасского журнала «Новый фокус» Михаила Афанасьева обвинили в распространении «ложной информации» из-за статьи о росгвардейцах, отказавшихся участвовать в «спецоперации». А издателя алтайской газеты «Листок» Сергея Михайлова – за материалы о боевых действиях, где, по версии следствия, были «ложные сведения о целях, задачах и порядке проведения специальной военной операции». Суды заключили обоих мужчин под стражу.

Внештатный журналист «Сибирь.Реалий»* и «Тайги.инфо» Андрей Новашов попал под следствие из-за поста на личной странице «Вконтакте» о событиях в Мариуполе. Мужчина находится под запретом определённых действий, его дело уже дошло до суда – и это третий такой известный случай, поскольку большинство материалов пока находятся на стадии предварительного следствия. В суд также передали дело московского муниципального депутата Алексея Горинова – он обсуждал на заседании совета неуместность проведения конкурса детских рисунков во время «спецоперации». Сейчас мужчина находится в СИЗО. Российский политик Владимир Кара-Мурза* тоже выступал перед депутатами – но только в палате представителей американского штата Аризона. Его речь о «спецоперации», по мнению*** СК, нанесла «существенный вред интересам Российской Федерации». Суд и ему избрал «стражу».

Станислав Селезнёв указывает, что новая «цензурная» статья во многом скопирована со статьи 207.1 УК о «коронавирусных фейках». Поэтому для квалификации важны те же два критерия, что и в «пандемийных» делах: публичность и заведомая для подозреваемого недостоверность информации. Но на практике следствие трактует эти понятия по-своему, говорят опрошенные «Улицей» адвокаты и юристы. Например, пензенская учительница Ирина Ген рассказала ученицам о своём отношении к «спецоперации», а девочки записали её слова на диктофон и отправили в правоохранительные органы. Здесь сомнительны и «публичность», и «заведомость», указывают собеседники «Улицы» – но в отношении педагога всё равно возбудили уголовное дело, она находится под подпиской о невыезде.

Публичным распространением информации СК считает даже разговоры по телефону – именно так произошло в деле сотрудника МВД Сергея Клокова. Полицейский пытался убедить своих коллег в неправильности действий российской армии и хотел организовать для них звонок с сотрудником полиции из Киева. Об этом благодаря прослушке телефона узнали в УСБ МВД и ФСБ, рассказывает «Улице» адвокат АП Москвы Даниил Берман. «В основе обвинения три разговора по телефону – Клоков звонил в течение одного дня разным людям. Это квалифицируется как публичное распространение информации, – рассказывает Берман. – Если позвонил одному, вроде ещё нет. А если нескольким, то уже публичное – следствие считает, что это единый умысел». Сейчас Сергей Клоков находится в СИЗО.

«Заведомо недостоверными» следствие считает «все факты, которые не оглашает [представитель Минобороны Игорь] Конашенков», говорит директор «Центра защиты прав СМИ»* Галина Арапова*, которая также работает с «цензурными» делами. «“Заведомость” ложности высказываний они просто констатируют. Они не ставят вопрос, знал ли человек, что это ложная информация, – говорит “Улице” судебный эксперт Дмитрий Дубровский*. – Мне кажется, они давно перестали это как-то доказывать».

«Явно чрезмерное наказание»

Новые уголовные статьи в «неквалифицированном» составе предполагают наказание до трёх лет лишения свободы. Если «дискредитация» армии повлекла за собой чью-то смерть, вред здоровью, массовые нарушения общественного порядка или прекращение работы инфраструктуры, за неё могут назначить пять лет. За распространение «ложной информации» с использованием служебного положения либо группой лиц и с другими отягчающими обстоятельствами предусмотрено наказание от пяти до 10 лет. Если «ложная информация» повлекла тяжкие последствия, можно получить до 15 лет.

«Если деяние несёт общественную опасность, могут сразу без административной преюдиции привлечь по уголовной статье [за “дискредитацию” армии], – указывает руководитель юридической службы “ОВД-Инфо”* Александра Баева. – И вот эта “опасность” – оценочная категория. Конкретный сотрудник полиции принимает решение: деяние было настолько опасным, что нужно возбуждать уголовное дело».

Поправки в статью 207.3 составлены «не в соответствии с теорией права», считает адвокат Берман. По его мнению, даже три года лишения свободы – низший предел за «ложную информацию» – слишком суровое наказание. «Эти статьи возникли “на коленке”, – говорит Берман. – Если сравнить, например, c нанесением тяжких телесных повреждений, – там, в отличие от статьи 207.3, вообще нет нижнего предела наказания». «Получается, у нас сажают на 10 лет за переход дороги в неположенном месте, – констатирует юрист Галина Арапова. – Это явно чрезмерное наказание, явно чрезмерные, непропорциональные санкции».

Первый приговор по статье 207.3 УК вынесли 1 июня. Оловянинский районный суд Забайкальского края оштрафовал на миллион рублей администратора сообщества «Я живу в руинах» Петра Мыльникова. По данным регионального УФСБ, мужчина размещал в публичной группе «заведомо ложную информацию», в том числе «изображения сфальсифицированных текстовых документов Министерства обороны России». Мыльников признал вину и записал видео с извинениями: «Зря это сделал. Вообще, это неправильно».

За цвета ответишь?

По данным «ОВД-Инфо», с начала действия «спецоперационных» законов было составлено 2365 протоколов по статье 20.3.3. Средний штраф за «дискредитацию» – около 34 тысяч рублей. Это чуть выше нижней границы – по «цензурным» статьям в КоАП предусмотрено от 30 до 50 тысячрублей штрафа. А если нарушение создало какую-то «угрозу» общественному порядку или сопровождалось призывами к митингам, сумма штрафа варьируется от 50 до 100 тысяч рублей.

Социальный антрополог, приглашённый сотрудник Института исследований Восточной Европы Александра Архипова собрала базу из 1353 дел по ст. 20.3.3 КоАП (содержание протоколов известно в 957 случаях). По данным Архиповой, почти половина протоколов составлена за традиционные формы протеста – пикеты и митинги. Высказывания встречаются разные – от явно артикулированных вроде «Нет войне» до плаката «*** *****» и даже «выражения молчаливой поддержки» митингу. «Сначала статью применяли к традиционным формам протеста, потом к сетевым, – говорит исследовательница. – Сейчас протестом является абсолютно всё, включая декламацию стихов».

Но чаще всего к административной ответственности привлекают за посты в соцсетях – в основном «ВКонтакте». Значительное количество протоколов составлено из-за художественных акций, надписей на одежде и транспорте, а также за противодействие символам поддержки «спецоперации». Раньше «никогда такого массового привлечения за одежду, ленточки, кроссовки не было», считает Архипова, которая изучала и другие волны протестов в России.

«“Дискредитацией” армии может стать всё что угодно, – подтверждает Александра Баева. – Интересны случаи привлечения за цвета. Наверное, раньше мы видели такое с белыми ленточками (во время протестов 2011–2012 годов. – “АУ”) Но и тогда на улице не останавливали, чтобы задержать за белую ленточку. Сейчас сотрудники полиции обращают внимание на жёлто-синий [в одежде] – и трактуют эти цвета как “дискредитацию” вооружённых сил».

Благодаря новым нормам изменился сам протест, считает адвокат, который защищает протестующих и помогает Архиповой в анализе данных (он попросил «Улицу» не называть его имени). «Юридическая цена участия в массовых акциях стала непозволительно велика. Когда этот закон ещё не был принят, мы могли наблюдать массовые митинги и шествия. Когда закон вступил в силу, акции стали в основном одиночными пикетами или неконвенциональными формами высказывания», – говорит адвокат.

«Улица» изучила 105 решений московских судов по ст. 20.3.3 КоАП и получила результаты, сходные с исследованием Архиповой. Большая часть дел касались публичных акций и постов в соцсетях. При этом «АУ» обнаружила лишь два решения суда, не связанных с назначением штрафа. В одном случае суд вернул дело в прокуратуру из-за невозможности установить связь нарушения с привлекаемым, в другом – прекратил дело из-за непубличности разговора о «спецоперации». Впрочем, непубличность тоже не всегда спасает от штрафа. Архипова обнаружила 27 дел, где людей наказали за разговор в очереди или на работе. Большая часть таких дел стала следствием доносов, считает исследовательница.

Галина Арапова полагает, что статья 20.3.3 КоАП – первое в современной истории России прямое наказание за мнение, выраженное в форме явной цензуры. «Дискредитацией» вооружённых сил российские силовики могут посчитать любое высказывание против «спецоперации» или в поддержку Украины, говорит она, ссылаясь на подготовленный организацией обзор правоприменения (ссылка на сайт «иноагента»).

Юрист Галина Арапова

Примеров «дискредитации» ярче, чем лозунги «Я за мир» и «Нацизм не пройдёт», нет. Но разброс просто невероятный – от критики «спецоперации» в жёсткой форме до маникюра в цветах «жовто-блакитного» флага.

В делах по 20.3.3 почти не используются экспертизы, а «дискредитация» российской армии «доказывается мнением полицейского, составившего протокол», говорит Арапова. Впрочем, иногда экспертизы по «административкам» всё же проводятся. Екатеринбургский адвокат Алексей Бушмаков предоставил «Улице» заключение специалиста по делу жителя Новоуральска Виктора Казакова, привлечённого по ст. 20.3.3. Кроме высказываний о «спецоперации», в посте Казакова нашли выражение «агонизирующий режим Путина». По логике автора заключения, это тоже «дискредитация» армии, поскольку президент Путин еще и Верховный главнокомандующий.

«Под дискредитацией вооружённых сил понимаются действия, совершённые умышленно и противоречащие официальной позиции Минобороны РФ, – написала в заключении эксперт УФСБ по Свердловской области Мочалова. – При проведении исследования специалист-лингвист будет исходить из презумпции, что вооружённые силы Российской Федерации используются на территории другого государства в целях защиты интересов Российской Федерации и её граждан, а также поддержания международного мира и безопасности». Дмитрий Дубровский полагает, что в подобных заключениях автор выступает «не как учёный, а как цензор».

Прекращают примерно одно из ста дел о «дискредитации», подсчитало издание The Village. «Сетевые свободы» проанализировали 17 постановлений о прекращении дел о «дискредитации». В некоторых случаях суды прекращали дела даже в отношении пикетчиков с плакатами и значками «Нет войне». Хотя в большинстве случаев такой плакат приводит к назначению штрафа, следует из выводов антрополога Архиповой и анализа «Улицы».

«Всегда какой-то процент дел будет “оправдательным”. Это могут быть процессуальные причины, когда суд не говорит, что человек не совершал преступления или правонарушения, – говорит Баева из “ОВД-Инфо”. – А вот по существу выиграть сложно. Я знаю всего несколько таких дел».

Гадать на картах Таро и что осталось от права

Из диспозиции следует, что статья в КоАП – это наказание за мнение, а уголовная – за утверждение о фактах, говорит Галина Арапова. Но до сих пор непонятно, почему один человек получает уголовное дело, а другой, совершивший то же действие, – лишь «административку». «Должен быть принцип правовой определённости, – рассуждает Александра Баева. – Вот, например, человек покурил в неположенном месте. Его за это оштрафовали на 500 рублей. Он действительно понимает, что стоял с сигаретой в руках не в том месте. Но здесь это не работает абсолютно. Почему выбирают административную или уголовную статью – загадка».

Юрист «ОВД-инфо» Александра Баева

За что человеку прилетит, какая будет санкция, какая статья, никто не знает. Мы занимаемся гаданием на кофейной гуще, это «русская рулетка».

Так, петербургскую художницу Сашу Скочиленко подозревают в замене ценников в магазине на бумажки с «заведомо ложной информацией о действиях вооружённых сил России»; сейчас девушка находится в СИЗО. При этом в других регионах за аналогичные действия составляли протоколы по административной статье о «дискредитации», рассказывает Станислав Селезнёв. По его мнению, МВД из-за «палочной» системы выгоднее возбуждать дела об административных правонарушениях, а ФСБ и СК – уголовные дела.

Похожая неопределённость есть и в других случаях. По подсчётам**** правозащитника Павла Чикова*, после «заведомо ложной информации» второй по популярности статьёй для наказания критиков «специальной военной операции» стал «вандализм». По статье 214 УК привлекают****, например, тех, кто написал на здании или на заборе «Нет войне» – или облил краской баннер в поддержку армии России. При этом такие же надписи могут закончиться и «административкой» о «дискредитации», говорит адвокат Даниил Берман, который защищает художника, подозреваемого в вандализме.

Адвокат Даниил Берман

В каких-то случаях возбуждают административное, грозят пальцем: «Ещё раз – и мы вам другое нарисуем». А другой человек их так достал, что они возбуждают уголовное дело.

Берман полагает, что правовая неопределённость – особенность всех «политических» статей. Вторым их отличием он считает избирательное применение. Например, бывший глава минобороны ДНР Игорь Стрелков и националист Дмитрий Дёмушкин тоже критикуют ход «спецоперации», но к ним у силовиков вопросов нет, напоминает адвокат.

«Я себе представляю так: [из центрального аппарата ведомства] поступает команда – нужны “возбуды”, – рассуждает Берман. – На местах поймали одного и успокоились. Во многих регионах по одному делу есть, но дальше их количество не растёт».

Несмотря на правовую неопределённость, практика позволяет юристам прогнозировать возможные риски для протестующих. Пикет, зелёные ленточки или надписи на одежде приведут скорее к административному штрафу, говорит Даниил Берман. А вот автор публикации в соцсетях или СМИ больше рискует стать фигурантом дела о «заведомо ложной информации», полагает юрист Галина Арапова. «Если бы Михаил Афанасьев вышел с плакатом, то получил бы “административку”, – уверена Арапова. – А так сидит в СИЗО, изъяли всё, грозит 10 лет. Потому что [в статье] было больше текста, были факты, эмоции, была его поддержка в адрес этих омоновцев [отказавшихся участвовать в “спецоперации”]».

Применение «цензурных» законов ужесточается, считают Берман и Арапова. В первое время дела о «ложной информации» возбуждали по ч. 1 статьи 207.3 УК, а сейчас появилось больше дел с мотивом «политической ненависти» или с использованием служебного положения, комментировал** «Медузе»* правозащитник Павел Чиков. Это позволяет следствию требовать заключения под стражу.

«Им дали команду жрать – и они жрут. Наступили кровожадные времена, поэтому и возбуждать дела будут, и брать под стражу будут, и наказания, связанные с лишением свободы, будут, – говорит адвокат Даниил Берман. – Это будет продолжаться, пока не появится какая-то причина, из-за которой им дадут команду остановиться».

Станислав Селезнёв считает ужесточение следствием «общего тренда расследования уголовных дел в Российской Федерации». Следствию выгодно «загнать» дело в суд по более тяжкому составу – а в случае чего переквалифицировать статью на более мягкую можно всегда, говорит адвокат.

Тем не менее не все дела по новой статье дойдут до обвинительного приговора, считает Селезнёв. Так было с «коронавирусными фейками» – из 40 известных дел до приговора дошли 10-12, причём один был даже оправдательным, рассказывает адвокат. «Практически невозможно доказать, что информация была заведомо недостоверна для распространителя, – уверен Селезнёв. – Если распространитель утверждает, что был уверен в достоверности информации, дело могут прекратить. И суды обращают на это внимание. Если суд внимательно читает статью, то это может привести даже к оправданию».

Но в целом преследование противников «спецоперации» будет расширяться, считают собеседники «Улицы». ОВД-Инфо уже известно о четверых подозреваемых по статье о повторной «дискредитации» (280.3 УК). Ресурсов у правоохранительной системы хватит, считает Галина Арапова – это «только вопрос бюджетного финансирования».

Адвокат Станислав Селезнёв полагает, что цель «цензурных» законов не активисты и даже не группы лиц, а общее исключение этой темы из публичного пространства и «обеспечение госмонополии на распространение информации». Он полагает, что значимую роль в применении играет уголовная превенция – страх получить большое наказание.

Даниил Берман напоминает историю арестованной за «заведомо ложную информацию» Виктории Петровой, «которая не имеет никакого отношения ни к оппозиции, ни к журналистике». Он считает, что публичных персон не привлекут к ответственности «без команды», а среди людей, которые решили высказаться в соцсетях, «выбирают одного-двух». Но Александра Баева считает, что «острота высказывания», размер аудитории и резонанс поступка или публикации всё-таки повышают риски.

«Эти новые статьи, в отличие от предыдущих, которые применяли для давления на свободу слова, сформулированы настолько широко, что разобраться в них невозможно, – говорит Баева. – Я как юрист достаю карты Таро и дальше гадаю – что применят к человеку. Потому что в них непонятно абсолютно всё, и это даёт властям широкие возможности для преследования. Возможно, это будут самые массовые уголовные и административные преследования людей за долгое время».