Больше трёх не созваниваться

Московский полицейский Сергей Клоков стал первым человеком, арестованным по обвинению в «публичном распространении заведомо ложной информации» о действиях российских военных. При этом следствие считает «публичным распространением» три частных телефонных разговора, прослушки которых непонятным образом оказались у следствия. Но странности на этом не заканчиваются. Сразу после задержания Клокову предложил помощь адвокат Владимир Макаров. Сначала он пообещал защищать полицейского бесплатно, потом выступил в суде с одиозной речью о недостатках своего доверителя, затем поднял цену своих услуг до 200 тысяч рублей – а после ареста попросил Клокова отказаться от него. Новый защитник полицейского Даниил Берман не исключает, что следствию удалось провести «удобного» адвоката в обход АИС. Само обвинение Берман считает абсурдным и уникальным.

«Я Киев не бомбил»

16 марта Первое управление по расследованию особо важных дел ГСУ СКР по Москве возбудило дело о «публичном распространении заведомо ложной информации об использовании вооружённых сил России» (пп. «а», «б», «д» ч. 2 ст. 207.3 УК). «В связи с характером и степенью опасности преступления» в следственную группу вошли 10 сотрудников, включая двух майоров, однако руководство поручили старшему лейтенанту Альбине Брагинской. Уже ночью был задержан единственный подозреваемый – капитан полиции Сергей Клоков. О том, что происходило дальше, Клоков через несколько дней рассказал адвокату Даниилу Берману, который передал его слова «Улице».

Клокову надели мешок на голову и отвезли в Первый отдел, где и оформили задержание. Он «сидел в наручниках»; к нему подошёл человек и сказал: «Я бесплатный, назначенный адвокат Владимир Макаров». После этого они заключили соглашение – судя по всему, сотрудник полиции Клоков не знал о разнице между защитой по назначению и работой по соглашению. «“Бесплатность” подтверждалась тем, что в соглашении, которое Макаров предложил подписать Клокову, не была заполнена графа “Стоимость”», – пересказывает Берман слова доверителя.

В ордере (копия есть у «АУ») также указано, что Макаров адвокат по соглашению, а не по назначению. У Бермана документ «вызывает вопросы»: «Ордер от 2018 года, но цифра 18 перечеркнута и исправлена на 22. В фамилии Клокова два раза сделана ошибка. В названии органа тоже ошибка: просто ГСУ РФ вместо ГСУ СК РФ». Ордер Макарова (копия есть у «АУ») был выдан МКА «Межрегион». В нём также указано, что адвокат действует по соглашению, а не по назначению.

Сначала Клокова допросили в качестве подозреваемого. Он рассказал, что родился в 1984 году в украинском городе Ирпень. Причём некоторое время он жил в посёлке Буча, который в ходе «спецоперации» стал печально известен всему миру. Его семья давно переехала в Москву, но в Украине остались друзья и родственники; сам Клоков раз в год ездил туда к бабушке и дедушке. В полиции он числится «техником по химическому имуществу запасного пункта управления», но на деле работает водителем. Устроиться на работу в органы ему помог отец «через знакомого генерала». Когда началась «спецоперация», Клоков-старший был в Черниговской области Украины – ему удалось эвакуироваться в Германию.

Дальше следователь начал задавать вопросы о личных телефонных разговорах Клокова. К делу приложены стенограммы трёх таких бесед (есть у «АУ»); в материалах дела не объясняется, кем и на каком основании были сделаны «прослушки».

Первый разговор начинается с обсуждения роста цен на автомобильное масло, затем собеседники начинают жаловаться на стоимость продуктов. «Не *** было Киев бомбить», – говорит Клоков. «Серёг, я Киев не бомбил, чё ты мне постоянно предъявы кидаешь», – отвечает собеседник. Дальше мужчины спорят о действиях России в Украине. Клоков возбуждённо рассказывает, что «разговаривал с начальником убойного отдела Киева» и теперь хочет «организовать конференцию» между ним и московским полицейским начальством. Он пересказывает слова украинского полицейского о российских потерях и предлагает собеседнику: «Ты давай доводи до людей это всё». В итоге мужчины ссорятся.

Во втором разговоре речь идёт о продаже автомобиля. Затем Клоков рассказывает о том, что его отец видел во время «спецоперации». Собеседник отвечает, что смотрит только телевизор – и что «если хохлы будут сопротивляться… то тогда надо вообще всё размочить нахрен». Клоков долго пересказывает видеозаписи из интернета: «Ты никогда такого не видел. Даже немцы в отечественной войне… Такого не было. Там дети были, столько детей убито». Он настаивает, что никаких «нациков» в Украине нет.

В начале третьего разговора Клоков приветствует собеседника фразой «Слава Украине!». Они обсуждают боевые действия; Клоков пересказывает данные о потерях российских войск, которые называла украинская сторона. Собеседник напоминает про «статью за распространение фейковой информации»; Клоков парирует: «Они же не сказали, за какую информацию. Я же не знаю, фейковая она или нет». Распаляясь, он говорит: «Я Москву брать буду! Я этим *** такого геноцида не прощу».

На первом допросе Клоков заявил, что все эти разговоры были «эмоциональными политическими дискуссиями». Мужчина признался, что от новостей у него «образовалась каша в голове» – и допустил, что «мог что-то перепутать». Он подтвердил, что связывался со знакомым отца, сотрудником «убойного отдела» киевской полиции – потому что хотел узнать о судьбе друзей.

Показания Сергея Клокова

У меня в Украине остались знакомые, друзья, дом. После начала спецоперации… я находился в эмоциональном состоянии, в связи с чем у меня случились данные телефонные разговоры.

Клоков пояснил, что просил знакомых «проверить информацию», а не просто «распространять» её. Виновным он себя не признал.

«Политические взгляды оставляли желать лучшего»

Параллельно следствие допросило коллег и знакомых Клокова. Судя по протоколам (есть у «АУ»), с некоторыми свидетелями разговаривали ночью. Вот некоторые вопросы, которые им задавали:

• Обсуждали ли вы с Клоковым цели специальной военной операции по демилитаризации и денацификации Украины?
• Превозносил ли Клоков руководство Украины в лучшем свете? Превозносил ли как истинную правду в конечной инстанции публикуемое в СМИ Украины, в том числе в сети «Интернет» и приложении «Телеграм», касаемо специальной операции?
• Использовал ли Клоков фразы, подрывающие основы конституционного строя России?
• Сообщал ли Клоков, что Россия начала войну с Украиной, а не проводит специальную военную операцию по демилитаризации и денацификации Украины?
• Признавал ли Клоков Россию агрессором?
• Высказывался ли Клоков о том, что Россией незаконно захвачена Республика Крым и включена в её состав?

Кроме того, следователи спрашивали, известно ли Клокову местонахождение «запасных командных пунктов, предназначенных для повышения устойчивости и обеспечения непрерывности управления войсками».

Один из свидетелей, сотрудник МВД, рассказал на допросе: «Клоков говорил, что там гибнут мирные люди и нужно было прибегнуть к другому решению конфликта… Я пытался объяснить ему, что другого пути у руководства страны просто не было, и что это вынужденная мера, однако Клоков придерживался своей точки зрения».

Свидетель по делу Сергея Клокова

В ходе неоднократных разговоров он сообщал мне о том, что Российская Федерация напала на Республику Украину, наша страна является агрессором и фашистом. Я пытался его вразумить, объяснить, что это не так, поскольку это всё происки Запада. Однако он меня не слышал, перебивал меня.

«В ходе бесед, касающихся специальной операции по демилитаризации и денацификации Республики Украины, проводимой силами Российской Федерации, он становился конфликтным, мог оскорбить, – приводятся в протоколе слова одного из телефонных собеседников Клокова. – По какой причине он стал таким, я сообщить не могу». В другом месте тот же свидетель сообщил: «Я пытался ему объяснить, что войны нет, но он меня не слушал».

Ещё один свидетель рассказал: «Клоков был противником данной операции, осуждал правительство России. Говорил, что всё это зря, что Россия напала на Украину, что украинский народ жил тихо и спокойно, что в наступлении России не было никакой необходимости». И делал вывод: «Можно сказать, в этом военном конфликте он был на стороне Украины». Из-за этого «в коллективе Клоков был как белая ворона со своим особым мнением».

Свидетель подчеркнул: «Я ему говорил, что с таким мнением ему не следует работать в органах МВД. На что он мне говорил, что это его мнение, его дело, что у нас свободное государство… В общем, его политические взгляды оставляли желать лучшего».

«Выражаться, конечно, нужно очень аккуратно»

Через пару часов Клокову предъявили обвинение. В постановлении (есть у «АУ») объясняется, почему три телефонных разговора должны считаться преступлением: «Используя служебное положение, действуя по мотивам политической и национальной ненависти… предвидя неизбежность наступления общественно-опасных последствий в виде подрыва авторитета и дискредитации действующей государственной власти и вооружённых сил России, имея пренебрежительное, недружелюбное, враждебно-агрессивное отношение к русскому народу и Российской Федерации в целом, действуя группой лиц по предварительному сговору совместно с неустановленными лицами 9 марта 2022 года… путём осуществления телефонных звонков неустановленным лицам, проживающим в Республике Крым и Московской области, публично распространил под видом достоверных сообщений заведомо ложную информацию». 

Дальше в документе уточняется, что именно Следственный комитет считает «фейками». Это слова Клокова (цитаты по постановлению):

• о вывозе с территории Украины трупов солдат в Республику Беларусь для их сожжения в крематории с целью дальнейшего отказа в выплате денежных средств родственникам погибших солдат и сокрытия от граждан России количества погибших солдат;
• об отсутствии на территории Украины нацистов и распространении Россией фейковой информации об их наличии;
• о совершении взрывов солдатами Российской Федерации на территории Ростовской области с целью провокации и оправдания своего вторжения в Украину;
• о массовом убийстве солдатами России мирных жителей Украины.

Через пару часов Клокова допросили уже в статусе обвиняемого (протокол есть у «АУ»). Он подробнее рассказал о разговоре с киевским полицейским – и пожаловался, что собеседник «психологически воздействовал» на него. Клоков признал, что «находился в эмоционально-напряжённом состоянии». «Я в содеянном раскаиваюсь, я не хотел распространять ложные сведения об использовании русских солдат в ходе проведения спецоперации на территории Украины»», – заявил обвиняемый.

Показания Сергея Клокова

Я сейчас осознаю и понимаю, что допустил ошибку, что в действительности русские солдаты не убивают мирных жителей Украины, не уничтожают дома и имущество, что никто не собирается свергать действующую власть Российской Федерации, что на территории Украины на самом деле имеются нацисты, что трупы российских солдат не сжигают в крематории Республики Беларусь.

После этого следствие обратилось в Пресненский районный суд с ходатайством об аресте. Защищал его всё тот же «бесплатный» Макаров. «Конечно, один адвокат не должен критиковать другого за избранную позицию. И формально Макаров свою позицию с Клоковым вроде как согласовал, – говорит Берман. – Но его речь в суде выдержана чуть ли не в стиле Северной Кореи. Когда адвокаты выступают и в первую очередь извиняются, что они защищают таких мерзких преступников».

В распоряжении «Улицы» есть протокол судебного заседания с выступлением Владимира Макарова. В начале он рассказывает, что Клоков – уроженец Украины, и его отец, «когда начались боевые действия», сам оказался «на территории боевых действий». Здесь его перебил прокурор Эдуард Матвейчик: «Ваша честь, прошу отметить, довод о боевых действиях нецелесообразен в данном процессе, поскольку официальная позиция правительства – это проведение военной операции».

Макаров признал, что «оговорился». «Мне вообще тяжело говорить, потому что слова, которые мы применяем в обсуждении сегодняшней ситуации, состоянии нашего государства – они непривычные, они корявые, они страшные. И выражаться, конечно, нужно очень аккуратно», – сказал он.

Адвокат напомнил суду, что его доверитель уже раскаялся. «…Заслуживает осуждения, как и наказания за ущерб государству. Оно будет, это наказание, в этом я уверен, – сказал Макаров. – На мой взгляд, Клоков – наш человек, он советский человек, он не враг народа. Накуролесил? Да, но не по злобе: крышу снесло, психика не выдержала. В течение вчерашнего дня и следователь, и я видели его и дезориентированным, зомбированным, с искажённой психикой и воспалённым восприятием. И то, что нужно сотрудничать со следствием… он не воспринимает, у него в голове другая информация. Он повторял одно и то же, это есть и в материалах дела, это бред сумасшедшего».

Дальше Макаров рассуждал о статье 207.3 УК – которая, напомним, среди прочих «законов о цензуре» была экстренно добавлена в Кодекс депутатами Госдумы «для противодействия информационной войне». «Преступление, в котором Клоков обвиняется, серьёзное, для нашего государства новое. Не зря Дума ввела в УК именно такую диспозицию, обозначила, что такие деяния являются преступлением… Сегодня настало время переоценить, в чём счастье, в чём долг каждого из нас, долг общества. И чтобы не было катастрофы, возможности скатиться куда-то, была введена эта статья, нужная статья», – сказал он.

В итоге защитник попросил «большего наказания, чем под стражу» – назначить Клокову домашний арест, чтобы тот «посмотрел в глаза детей». «Он кормилец семьи, жена в декретном отпуске. Он им сделал плохо, он их объедает, и для него будет больно, потому что это его родные», – пояснил Макаров свою мысль.

Адвокат Владимир Макаров

Полагаю, что ограничение в использовании «прекрасных» СМИ и предоставление возможности смотреть наш родной, советский телевизор, спокойно, вдумчиво, и размышлять по поводу увиденного – проветрит его голову. Это проветривание будет гораздо лучше, чем просмотр того же советского телевизора в камере.

«Неординарно я прошу, непривычно. Может быть, я заблуждаюсь, но я рассуждаю так, – сказал напоследок Макаров. – Считаю, что с моим жизненным опытом есть такая возможность и такие основания. Я сам всю жизнь служил в органах КГБ, ФСБ, полковник запаса, в настоящее время почётный адвокат. Если бы я чутко, с душой, не относился с людям и государству, я бы сказал по-другому, чисто формально».

Сам Клоков «полностью согласился» с позицией своего защитника и добавил, что «никогда не был националистом и фашистом». Он подчеркнул, что в телефонных разговорах «делился своим сердцем и болью». И добавил: «Я заведомо не знал, что это ложная информация, и умысла у меня не было. Это просто дружеская беседа была». Тем не менее суд отправил Клокова под стражу на два месяца.

Вроде как защитник

Через два дня мать Клокова обратилась к адвокату Даниилу Берману и попросила защищать сына. Утром 21 марта Берман позвонил следователю Альбине Брагинской и сообщил, что хочет вступить в дело. Та ответила, что Берман должен подать обращение через приёмную ГСУ СК по Москве – и только после этого она рассмотрит вопрос.

При этом 21 марта было последним днём, когда можно обжаловать арест Клокова. «Я не знал вообще, было решение обжаловано или нет. Поэтому решил немного рискнуть, – говорит Берман. – Когда соглашение заключено с третьим лицом, пусть даже самым близким родственником, то ты всё равно несколько ограничен в своих действиях, пока не получил согласие самого человека. Вдруг он от тебя откажется? Поэтому я был несколько ограничен, но всё равно принял решение обжаловать». Берман отправил апелляционную жалобу по почте. Позже выяснилось, что он «рискнул» не зря.

Затем защитник попытался встретиться с Клоковым. Дежурная в ИВС на Петровке, 38, позвонила следователю Брагинской – и после разговора сообщила, что у Клокова уже есть адвокат Макаров. Она заявила, что Клоков отказался от услуг Бермана, но не предоставила письменного подтверждения. Адвокат ей не поверил.

Адвокат Даниил Берман

Я считаю, что отказ является по-настоящему состоявшимся документом, только когда он делается в присутствии адвоката. А если подзащитный отказывается заочно, то я имею право поставить вопрос законности данного отказа под сомнение.

Позже Берман узнал от Клокова: в тот же день Макаров пришёл в ИВС с оперативником и предложил подзащитному вписать в пустую графу соглашения 200 тысяч рублей гонорара. Он пояснил, что «теперь работа уже платная». Клоков согласился. «Тогда же Макаров ему сказал, что появился какой-то второй адвокат. Но этот адвокат, мол, любит работать только один, – пересказывает Берман слова Клокова. – Хотя я с этим Макаровым никогда в жизни не сталкивался. С чего он взял, что я работаю только один?»

На следующий день Берману «по своим каналам» удалось узнать, что на самом деле Клоков не отказывался от его услуг. Но к доверителю его снова не пропустили: сообщили, что с Клоковым проводят следственные действия. Тогда адвокат опубликовал в своём телеграм-канале видео об этой ситуации. После этого Макаров снова пришёл к Клокову. «Сославшись то ли на проблемы со здоровьем, то ли ещё на что-то, он сказал: “Отказывайся от меня”, – пересказывает слова доверителя Берман. – Сергей спросил, почему бы адвокатам не работать вдвоём. Но Макаров не захотел и попросил написать отказ».

В пятницу, 25 марта, Берман получил СМС от следователя Дмитрия Смадича. Тот написал: Брагинская сообщила ему, что Берман «вроде как» защищает Клокова. Поэтому следователь попросил адвоката «прямо сейчас» приехать на допрос. «Я, конечно, не согласен с тем, что меня извещают меньше чем за пять суток. Но я туда сразу помчался, поскольку необходимо было увидеть Сергея и вступить в дело хотя бы в какой-то форме», – рассказывает защитник.

Поговорить наедине им не позволили: рядом с Клоковым всё время сидел конвоир. В итоге адвокат и подзащитный решили воспользоваться 51-й статьёй Конституции – а позицию договорились обсудить позже, когда будет возможность пообщаться конфиденциально.

30 марта следователь Брагинская через СМС сообщила Берману: завтра Клокова будут ознакомлять с постановлением о назначении судебной экспертизы. В этот раз Берман напомнил, что извещать о производстве следственных действий необходимо за пять суток. Он рассказал Брагинской, что 31 марта должен участвовать в других следственных действиях – по делу, которое находится в производстве ЦА ГСУ СКР. И даже прислал телефон следователя, чтобы Брагинская сама в этом убедилась. «Хорошо, тогда вызовем [другого адвоката] по 51-й [статье УПК]», – ответила Брагинская. «Просто стала угрожать, что они в обход меня воткнут адвоката по назначению», – возмущается Берман.

После этого адвокат срочно поехал в ИВС к Клокову – он хотел сказать подзащитному, чтобы тот отказался от «назначенца». В дежурной части Берман предоставил ордер и адвокатское удостоверение, но сотрудник ИВС всё равно позвонил Брагинской. Та сказала, что адвокат должен приехать к ней за разрешением на свидание. «Хотя она уже знала, что участвую в деле. И фактически создавала условия, чтобы меня к Сергею снова не допустили», – считает Берман.

Он предупредил Брагинскую, что будет жаловаться на её действия. Через полчаса Берману написал СМС следователь Дмитрий Смадич – предложил адвокату съездить к Клокову вместе с оперуполномоченным и ознакомиться с постановлением о назначении экспертизы. Адвокат вернулся к ИВС. Он ждал сотрудника с 15:30 до 17:00, но к нему так никто и не приехал. При этом Смадич по СМС уверял Бермана, что сотрудника с документами к нему отправили.

На следующий день Брагинская прислала адвокату новое сообщение – что следственные действия состоятся 5 апреля в СИЗО «Медведь». В этот раз всё получилось – и адвокат с подзащитным смогли нормально поговорить. Тогда Клоков и рассказал Берману про историю с Макаровым. Также он пожаловался на «психологическое и физическое давление», подробности которого Берман пока не готов предавать огласке.

Это бесплатно, но с вас двести тысяч

Даниил Берман не исключает, что они вместе с подзащитным обратятся в Квалификационную комиссию АПГМ для проверки действий адвоката Макарова: «Если окажется, что им были допущены нарушения, это будет копеечка в нашу позицию».

Обстоятельства вступления Макарова в защиту действительно вызывают серьёзные вопросы. «Каким образом ночью 17 марта адвокат оказался возле двери нужного следователя, адресно пришёл к Сергею и предложил ему свою юрпомощь? – недоумевает Берман. – Ни Сергей, ни его мама не знают, кто послал Макарова». Он напоминает: московские следователи могут вызвать адвоката только через систему распределения заявок на работу по назначению (АИС АПМ). История с «условно бесплатной» помощью, по его мнению, позволяет обойти систему – и навязать человеку удобного для следствия адвоката.

Напомним, что обход АИС АПМ недопустим. «Принятие и (или) осуществление адвокатом защиты или представительства по назначению, поступившему к нему не через АИС АПМ, является дисциплинарным проступком и влечёт за собой применение мер дисциплинарной ответственности», – говорится в правилах распределения поручений АП Москвы.

«Но самое главное нарушение [в действиях Макарова] – не обход системы, а предательство интересов доверителя, – считает Берман. – Да, Клоков в материалах говорит, что он со всем согласен. Но он находился в уязвимом положении, он совершенно не владеет правом. Он запуган, его везли с мешком на голове, ему угрожали, что в отношении матери и жены могут возбудить такое же уголовное дело. И когда к человеку в наручниках приходит адвокат, то ему больше некому доверять».

По словам Клокова, адвокат сказал: «У них доказательств полно. Если ты не признаешь вину, будет ещё хуже». Более того, потом Макаров сказал доверителю, что «бесполезно» обращаться в апелляционную инстанцию. «И Макаров даже не подал апелляционную жалобу на постановление суда о “страже”. Его обжаловал только я, – отмечает Даниил Берман. – Все эти обстоятельства вызывают у меня сомнения в добросовестности и качестве подобной юрпомощи. Тем более оказываемой по соглашению. Это несовместимо со званием адвоката». По словам Бермана, семья Клокова не стала платить гонорар Макарову, а тот пока не требовал у них денег.

«Улица» попросила Владимира Макарова прокомментировать претензии бывшего доверителя. «Я к Клокову отношения не имею. Я не знаю, какой придурок дал мой телефон», – заявил он. На вопрос о том, почему тогда в деле есть ордер с его данными, адвокат ответил: «Послушайте, на сарае слово нехорошее написано из трёх букв. А там всё время лежали дрова. Где и что написано, совпадающее с моей фамилией, я понятия не имею. До свидания».

При этом номер удостоверения, указанный в ордере, совпадает с номером Макарова в реестре адвокатов. «Улица» направила запросы в «Межрегион», а также в АП Москвы по поводу действий адвоката Владимира Макарова, но пока не получила ответов. Также редакция попросила Первое управление ГСУ СКР прокомментировать, как адвокат попал к задержанному Клокову.

«Абсолютная правовая бредятина»

Даниил Берман настаивает, что Клокова вынудили признать вину: «Мой подзащитный сначала допрашивался в качестве подозреваемого и там вину не признал. А потом допрашивался во второй половине дня – и уже признал. То, что с ним происходило [в промежутке], я могу коротко обозначить как психологическое и физическое давление. Подробно об этом я буду рассказывать позже – но это происходило без адвоката Макарова, я не хочу на него возводить напраслину».

Говоря о перспективах судебного разбирательства, Берман подчёркивает: в статье 207.3 УК речь идёт о «публичном распространении недостоверной информации о вооружённых силах». «Но в деле Клокова ни о каком публичном распространении речь не идёт, – настаивает защитник. – Он разговаривал по телефону с друзьями и знакомыми на интересующие его и, наверное, весь мир тему. Тем более для него Украина и Россия – это одна родина. Естественно, он об этом говорил. Причём судебного решения на прослушивание телефонных переговоров нет».

По словам Бермана, следователь Брагинская сказала Клокову: раз он пообщался с тремя людьми по телефону, то это уже «публичное распространение информации». «Получается, если вам позвонит родственник или знакомый из Украины и сообщит сведения, которые официально не подтверждены российской властью, а вы позвоните своим знакомым и расскажете их, то вы подлежите уголовной ответственности, – возмущается адвокат. – Я считаю это абсолютной правовой бредятиной. Публичное распространение информации – это распространение на неограниченное количество лиц. Например, путём участия в митинге, дачи интервью, выступления в передаче, публикации видео на Ютубе».

Берман отмечает, что в этой ситуации снова возникают вопросы к адвокату Макарову. «Безусловно, юридическая помощь – это субъективная штука. Но он не мог не видеть эту дискуссионность обвинения. Не мог не заметить слово “публичный”, – считает защитник. – И несмотря на это он рекомендовал Клокову признать вину. Хотя если уж так хочется признаться, то можно сделать это потом, в суде».

Адвокат подчёркивает: статья 207.3 УК новая, по ней нет ни одного разъяснения, ни одного комментария. «Поэтому нельзя вот так с бухты-барахты признавать вину и ждать милости от государства. Это опасно и недальновидно, – уверен Берман. – Как только изменится политическая ситуация, эту статью декриминализируют. Но признание вины не освободит от наказания. Зато практически полностью уничтожит возможность жаловаться – и в ЕСПЧ, и в комитет по правам человека при ООН. Добиваться амнистии и реабилитации тоже будет гораздо сложнее».